Мышь - Иван Борисович Филиппов
Тоне нечего было сказать. Она не сомневалась в том, что Старик говорит правду — сложно было выдумать настолько фантастическую историю, а в то, что кому-то из «фейсов» понадобилось выполнить план по «госизменникам», и они взяли первого рядом лежащего, она была готова поверить без труда. От «фейсов» никогда ничего хорошего нельзя ожидать. Никому.
В автозаке становилось всё жарче и жарче, утреннюю прохладу на улице сменило палящее солнце, и Тоня вся внутренне сжалась от мысли, что ещё немного, и она снова окажется в этой чудовищной духовке. Надо было что-то делать.
Тоня подошла к двери и выглянула в окно. Со вчерашнего вечера, когда она смотрела наружу последний раз, ничего особо не поменялось. Всё так же на асфальте лежали груды тел, ветер доносил откуда-то клубы дыма, но, очевидно, пожар был далеко, потому что дым был не густым. Старик встал рядом с ней, сейчас голос его звучал сухо и деловито.
— Я наблюдал за происходящим вокруг всю ночь. Я учёный, это моя работа — анализировать факты и пытаться найти закономерности. И вот что я могу сказать: очевидно, что в Москве наступило то, что в кино называют «зомби-апокалипсис». За ночь я видел примерно дюжину заражённых — кто-то проходил мимо, кто-то стоял рядом. Я видел достаточно, чтобы прийти к кое-каким выводам.
Старик рассказывал коротко и понятно, не засыпая Тоню мудрёными терминами и сложными словами — ей это нравилось. Из его объяснений она поняла: зараза, которая обрушилась на Москву, убила всех. Но лишь часть заражённых умерла сразу — остальные превратились в «зомби». Он использовал именно это слово.
— Как-то странно притворяться — наша культура давно придумала определение живому мертвецу, и как бы дико оно ни звучало для нас в повседневной жизни, это наша с вами новая реальность.
Но зомби, продолжал Старик, это тоже не финальная стадия. Очевидно, зараза — Старик предположил, что это вирус — запускает в человеческом теле особый цикл: смерть, возрождение, стадия невероятной агрессии, новая смерть, новое возрождение.
— Стадия агрессии, которую мы с вами наблюдали, очевидно, забирает все возможные силы у заражённого организма, и если он не может пополнить их немедленно, он умирает. Но вирус не даёт ему умереть окончательно и насильно «запускает» организм заново. Чем более изношенным он был на момент смерти и чем меньше питания — очевидно, белкового — он получает в промежутках между фазами, тем короче эти промежутки становятся. И в какой-то момент организм больше не может перезапускаться и умирает окончательно.
Тоня кивнула. Она тоже видела из окна, как некоторые заражённые падали на землю в конвульсиях, так что объяснения Старика звучали для неё разумно. Но оставался вопрос:
— Так а делать мы чего будем?
Старик отошёл от окна и сел на Тонину лавку. Она хотела сказать что-то жёсткое, просто по привычке, автоматически, но сдержалась. Старик думал. Тоня села с ним рядом и молча ждала, что он скажет дальше.
— Я совсем не знал своего отца.
Старик сделал паузу, а Тоня посмотрела на него с недоумением: это-то тут причём? Она вот тоже не знала, и слава Богу!
— Он умер, когда мне было два года, и «отцом» мне стал мой научный руководитель в университете. Он не только сумел увлечь меня биологией, он во многом объяснил мне, как жить, научил меня, показал своим примером… Рудольф Сергеевич всегда говорил: если принятие решения неизбежно, не стоит его откладывать. У него даже была математическая формула, которая строгим языком науки очень наглядно объясняла, что чем дольше ты откладываешь принятие решения, тем больше появляется факторов, которые могут негативно влиять на конечный результат.
Старик встал и подошёл к окну. Он внимательно оглядел всё доступное взору пространство и, не найдя ни одного заражённого в поле зрения, повернулся к Тоне:
— Если мы останемся здесь, мы умрём. Если мы попробуем выйти — мы тоже, скорее всего, умрём. Умирать от бездействия, умирать безвольно и побеждённым я не хочу. Для меня пришло время рискнуть. Вы со мной?
Он посмотрел Тоне прямо в глаза:
— Вы не помните, где ключи от автозака? Их ваш напарник взял с собой, или они так и остались в зажигании?
Тоня помнила, она отлично это помнила, потому что сама не раз отчитывала Лёньку за это абсолютно очевидное нарушение должностной инструкции: уходя покурить или по каким-то другим своим делам, он всегда забывал взять с собой ключи.
— В зажигании!
В голосе Тони прозвучала надежда. Она поняла, что именно хочет предложить Старик. Он протянул ей руку, и сейчас голос его звучал уверенно и решительно.
— Тогда выбор очевиден: нам надо выбраться и попасть в кабину нашего с вами автозака.
***
Происходящее сейчас за окном было похоже на массовое помешательство. Люди кончали с собой, прыгая с балконов. Зачем? Может, это так на них воздействовал вирус? Сева не имел ни малейшего понятия, но если эта неведомая хрень представляет опасность для них, то надо обезопаситься от неё чем скорее, тем лучше.
Они плотно задёрнули шторы. Костик включил кондиционеры во всех комнатах. Они сели в гостиной, включили «Плейстейшн» и до самого позднего вечера играли вдвоём в FIFA, выкрутив звук так, что Севе порой казалось, будто они с братом правда на стадионе. На пару часов мир за окнами просто перестал для них существовать, и мальчики были ему за это очень благодарны.
В этот раз первым уснул Сева — он просто вырубился с джойстиком в руках. Костя бережно укрыл брата пледом, выключил приставку и телевизор и пошёл бродить по квартире. Пока Сева спал, Костик опасался отдёргивать занавески и уж тем более открывать окна — что, если там происходит что-то ещё более страшное? Он сделал себе чай и теперь сидел в тёмной кухне и думал.
Мыслей было так много, что ему сложно было сконцентрироваться. Севина идея отвлечься и поиграть очень помогла ему успокоиться и собраться, но всё равно, когда он взял чашку с чаем, то заметил, что рука его дрожит.
«Кита надо есть по кусочкам». Когда Костя услышал эту фразу впервые, он ужасно рассердился и расплакался. По рассказам мамы — сам Костя тогда был совсем маленьким и сейчас уже эту историю не помнил — он налетел на папу с кулаками. «Нельзя китов есть, киты добрые!» — плакал Костя.
Когда ему было три года, они с семьёй отдыхали в Испании и плавали на маленькой лодочке в китовом заповеднике у испанского острова Гомера. Костя само путешествие не помнил, а вот фотографии маленького себя, смотрящего с маминых рук на кита, плывущего рядом с лодкой, помнил и очень любил. Уже позже, прямо перед тем, как он пошёл в школу, первым фильмом, на который они сходили в кино всей семьей, для Кости стали «Океаны». Фильм так впечатлил его, что вплоть до второго класса он на любимый взрослыми идиотский вопрос «кем ты хочешь стать, когда вырастешь» отвечал «морским биологом».
Так вот. Тогда, в его детстве, папа совсем не рассердился и объяснил, что на самом деле это выражение совсем не про настоящих китов — так говорят, когда на пути встречается огромная сложность или дело, которое кажется совершенно неподъёмным. Как кит. Тогда это большое дело
