Александр Тюрин - Конечная остановка: Меркурий
Повторились крутящиеся поля из моего пневмопроводного кошмара. Я опять почувствовал себя человеком-юлой. Из полюсов вырвались (как выражались, лет триста назад — испражнились) и засвистали вихри. Вихри расплывались все больше и немного погодя стали быстро плывущими клубами напряженного тумана.
В результате такого крутого торчка я ощутил соколебания со скалой, и, увы,— мне стыдно и я горжусь своей стыдобой — некий вид соития с ней… Если выберусь, подумал я, обязательно сделаю детскую надпись на камне: “Терентий + Скала = любовь да траханье”. Она, как пылесос, ласково втянула меня, я распределился в ней, во всех ее внутренних и внешних изгибах. Что говорится, лучше нету того света.
Да, я мог уже сделать любовное признание. Скала была теперь для меня не тупой твердыней, даже не куском студня, а посекундно меняющей очертания зыбкой туманностью. Очень симпатичной туманностью с несколькими полюсами напряженности, которые так приятно щекотали меня со всех сторон. Несмотря на всю очевидную сексуальность моего совокупления со скалой, я не только культурно отдыхал, но и работал. В тумане нашего единения объявились совершенно посторонние малоприятные пульсации. Очень простенькие, почти механические. Кто их посмел источать? Инородное тело? Бандитский вездеход?
Крутя любовь со скалой, я заодно постарался усилить одно из своих полей — самое горячее и подвижное. Тонкие волокна моих пульсаций оплели чуждые вибрации. Я импульсивно, словно народ за вождями, устремился вдоль получившегося проводника, полетел как стрекоза на мерцающих крылышках. А в реальности, резво разгребая рыхлятину, пополз будто живчик вглубь скальной трещины, в противоположную сторону от дыры, через которую угодил в этот секс-погреб.
Проводник растрепался было на множество проводочков, я почти растерялся. Но потом оправился, потому что неприятные пульсации четко вели к соцветию пятен в туманности скалы, которые выделялись своей грубой жужжащей наэлектризованностью.
Там, в “зазеркалье”, мне даже казалось, что я по-хозяйски закрепился в центре, а туманность скалы прокручивается вокруг меня. Небось, многие праздные зеваки видали на карнавалах, как мальчики и девочки переступают ногами по внутренней поверхности здоровенных пластиковых пузырей, отчего те вращаются и катятся. У меня именно так и получилось, только без всяких денежных затрат.
Потом зрение мое переключилось из мира полюсов и пульсаций в наш обычный-сермяжный. Опаньки! Я уже в тоннеле, закороченном с двух сторон завалами из трухи и щебенки. В нем стоял вездеход, тот самый, бандитский. Значит, пока я там занимался пульсациями-фигациями тело мое ухитрилось протиснуться под скалой туда, куда надо, и добраться до полости, в которой устроили моторизованные урки свою малину.
Когда я по-пластунски уже стал пробираться к вездеходу, чтобы незаметно угостить его гранатой под колесо, он двинулся вперед, из туннеля. И вся куча трухи словно расстегнулась перед ним! Я вначале изумился, а потом врубился — из пещеры на поверхность планеты тянется кишка, наполненная металлорганическим гелем. В нужный момент под влиянием электромагнитного поля или субнуклонового импульса гель меняет свое аморфное, сопливое состояние на самое что ни на есть жесткое, отчего вялая кишка становится крепкой трубой.
Я осторожно потрусил следом. Однако, “прямая кишка” мигом затвердела, вездеход промчался по ней, выскочил из “ануса” и стал карабкаться на склон ущелья. Тут уж я рванулся с такой скоростью, будто у меня в штаны было наложено много динамита и кто-то поднес фитиль. Но по дороге сообразил, что не успею добраться до склона прежде чем кишка схлопнется. А запасе только ракетница с одной управляемой ракетой.
Я своевременно прочувствовал одну из пульсирующих нитей, которая связывала мой самый горячий полюс и жаркое расщепляющееся сердце вездехода, жужжащее сейчас как рой свирепых ос. Резкими мыслеусилиями я намалевал ее в виде линии на прицельном экране моего хайратника — теперь это траектория наведения ракеты. Оставалось только пустить реактивный снаряд.
О, чудесное мгновение! Подбитый вездеход вздрогнул и пустил дым из под днища. Он еще недолго пытался ползти, потом застыл на склоне, слегка шевеля лапками, как смертельно раненный таракан. Когда я подлетел поближе, рассчитывая положить гранату прямо на люк, отверстие разверзлось самостоятельно и оттуда вместе с клубами пара выпростался мужик. Я навел на него пустую ракетницу, он, искренне удивившись, выронил свой плазмобой, который мигом перекочевал ко мне.
— Вовремя ты нас застукал,— сипнул пленный в переговорник,— нас как раз сраный пробойный ток шарахнул.
— Это я вас шарахнул, только попробуй назвать меня сраным. Есть там в скорлупке кто-нибудь еще?
— Напарнику, его Людмилом звали — полный каюк. Переборка лопнула, и ему в спину влезла раскаленная арматура. Когда он уже околел, полился литиевый кипяток. Сейчас там настоящий суп.
Я подобрал пушку мужика-разбойника. Плазмобой, причем дорогой, с автоматическим улавливанием сразу дюжины целей, успевай только поворачивать ствол, чтобы совмещались на экране хайратника прицельный вектор и перекрестье, помечающее очередную жертву.
— Ты зачем стрелял по моему вездуходу, дурной? Персональный заказ имеешь на мою персону или всех так привечаешь? — решил уточнить я.
— Стал бы я из-за персонального заказа берлогу в столь негостеприимном краю рыть. Живу я этим, тут ведь регулярно кто-нибудь проезжает. Двух пропущу, третьего проработаю.
— В общем, честный разбойник. Целых двух из трех пропускает. А мог бы всех трех порешить, ведь любимая работа не утомляет. Прекрасный пример для юношества. Ладно, двигай, мне за автогеном пора, кое-какие излишества сниму с твоей колымаги. Она ведь тебе больше не понадобится. Так что, попрошу вперед, только без резких движений, они меня очень нервируют.
Захваченный в плен мастер скверных дел стал послушно карабкаться вверх. За ним с пыхтеньем — я. Когда до края обрыва оставалось меньше метра, он вдруг поскользнулся и поехал на животе вниз по склону. В тот момент, когда его сапог оказался — если прочертить нормаль к поверхности — на уровне моего шлема, пленник запаял мне каблуком по “чайнику”. Сообразно силе пинка, я был брошен в никуда. Руки оторвались от камня, тело выписало дугу большого круга градусов в двести. После чего я ухнул вниз по склону, но резко выкинув вперед раскоряченные пальцы, смог затормозить. Пока я этим занимался, разбойник выдирал оказавшийся у меня под боком плазмобой. Когда мне удалось привстать, упершись ногами в какой-то уступ — оружие закрепилось уже в руках счастливого пока что соперника. Ах, зачем я не захватил с собой лазерного ножика — думал, что помешает, а ведь помог бы.
Сопернику повредило лишь то, что он находился слишком близко от меня, причем в неустойчивой позе. Поэтому он не сразу развернул в мою сторону метровый ствол. Пока наводил, я поймал дуло рукой и опять-таки отвел в сторонку. А разбойный мужик по инерции мышления выстрелил, отчего был отдачей опрокинут на склон, по которому еще и съехал вниз. На этот раз его шлем оказался близко к моей руке, та случайно подхватила каменюгу — если точнее, кусок свинца — и сыграла им по забралу. Вообще-то эта стекляшка делается из очень прочного сплава, однако по моей руке как по шлангу пробежала пульсация от одного из полюсов. Она выжала из камня темную энергию, которая и влупила по стеклу… Короче, забрало треснуло и, следовательно, разлетелось.
Не в первый раз я видел как кончаются люди, столкнувшись один на один с разреженной атмосферой Меркурия. Как, налившись кровью, лопаются глаза, как сочится сукровица сквозь кожу, которая вскоре трескается, будто кожура гнилого фрукта. И пусть разбойник был гадом-скверноделом, я бы рискнул ему помочь, имейся хоть какая возможность. Ведь я не из тех, кто тащится от чужих неприятностей, вдобавок кодекс кшатрия рекомендует (но все-таки не обязывает) лишать врага жизни наиболее благородным образом. Но возможность отсутствовала. Впрочем пострадавший бандит почти мгновенно расстался с сознанием. Я и себе такого хочу. Это лучше, чем попасть на обед в виде блюда некоторым нашим муташкам, которые кушают своих сограждан именно живыми и недовольными. И не ради полового удовлетворения, как земные садюги — наши людоеды в этом отношении невинны. Им просто нужны гормоны и витамины, что имеются лишь в живой громко кричащей еде.
После такого неприятного инцидента я поспешил вверх по склону и, перевалившись через его край, почти бегом направился к родной машине — несмотря на нехватку кислорода, творящую звон в ушах и темные пузыри в уме-разуме. Влетаю в кабину, а Шошаны нет там. Ну и сюрприз — докатились! Я подвел вездеход поближе к ущелью, и хоть измочаленный весь, нацепил новый кислородный баллон и отправился ее искать. Лишь бы ей не сверзиться в эту труху. Я против этого голосую всеми руками и ногами.
