Николай Воронов - Сам
Болт Бух Грей не оскорбился и не был смущен.
— Не всему в мире имеются противоположности. САМ не имеет противоположности, туманность Лошадиная Голова, Солнце не имеют, я не имею как верховный жрец-посвятитель, ибо нет иного на Огнеглазой планете. Вы удивитесь. Чему? Слезы не имеют материальной противоположности. Свет не имеет. Тьма не противоположность свету. Она — не лучевое явление. Тьма выступает в двух ипостасях: в ипостаси тени и в ипостаси материи, удаленной от источников света. Не имеет противоположности и неравенство, ибо все, вся и всё в обозримом мире не совпадают, не повторяются, отличны друг от друга в чем-то, чем-либо, когда-либо. Жаль, пытливый Курнопай, вы не знакомы полностью с учением САМОГО. И не имеете права быть знакомы, только я имею право. И в этом смысле я тоже не имею противоположности. Тем самым и в этом демонстрирует себя категория неравенства как абсолютно единая, устойчиво существующая среди безграничного множества двуединых, противоположноединых категорий.
Смят, убежден, покорен был Курнопай. Кива Ава Чел и Лисичка обезумели от мудрости Болт Бух Грея. От восторга и согласия с ним роща гледичий наращивала на стволах колючки, и они, увеличась, посеребренные луной, походили на рога ветвистых оленей.
Поехали дальше. Внезапно, невзирая на то, что согласился с доказательствами Болт Бух Грея, Курнопай горестно подумал: «Потерпел поражение. Невежда».
И ему стало обидно за себя. Посредственность, ничего своего не придумает, раб чужих умопостроений.
Болт Бух Грей легко пользовался инфрабинокулярами. Курнопай, в отличие от него, даже в инфраочках не мог долго двигаться через тьму — резало в глазах, поташнивало. Потому, пожалуй, что привык в училище быть первым, он никому не завидовал. А тут позавидовал — и опять соскользнул в отчаяние: «Неужели приговорен покорствовать? Неужели всегда, как большинство людей, буду ходить вроде мула в упряжи: занузданный чужими идеями».
Еще бы мгновение, и Курнопай выпрыгнул бы из машины и пропал бы в вечности, ехали краем ущелья, но Болт Бух Грей чиркнул ладошкой по его погону, и, чтоб не унизить перед Кивой Авой Чел и Лисичкой, прошептал:
— Хватит сокрушаться. Впереди только счастье. Эгоизм — мизер без провидения грядущего. Следуй рядом со мной. В этом залог твоей самостоятельности и общего удовольствия народа Самии. Ценю сопротивляемость характера. Воистину головорез!
Психолог, дьявольский, нет, космический, может, божественный психолог. Ведь неизвестно, кто САМ: просто галактянин, вероучитель, бог? А может, он химеричен? Грех, грех… Пропадаю.
— Девочки осведомлены, — сказал Болт Бух Грей, закрепляя поворот в его настроении, — об очистительной сущности огня. Я специально провез тебя сквозь зону жара. Ты, дорогой мой герой, и девочки очистились жаром перед прибытием в храм Любви для совершения священного акта посвятительства. Я, как верховный жрец, не нуждаюсь в ритуале очищения: у меня степень вечно чистого существа.
— Почему? — невольно спросил Курнопай.
— Табу! — крикнули одновременно в ужасе и досаде Кива Ава Чел и Лисичка.
— Я прощаю любимца САМОГО и своего собственного, — промолвил Болт Бух Грей.
18Едва стали спускаться в теплую горную котловину, где над лампионами с изогнутыми нефритовыми подставками взвивались разноцветные огни, Курнопай различил бурого камня скульптуры коней, запряженных цугом. Колеса о десять спиц, на каждой спице человеческие изображения, колоссальный храм-повозка, которая словно бы движется по земле в необозримость неба. Сооружение походило на индийский храм Солнца, который Курнопай видел на картинке в покоях Фэйхоа в день посвящения.
Вышли из автомобиля рядом с бассейном. Круговая оправа из базальта, в центре бассейна, тоже базальтовый, гриб, глянцевито-влажный от полировки. Воды в бассейне не было: сияло шлифованное дно, усыпанное лепестками лотоса.
Из-за нефритовых чаш выметнулись негритянки. Огромные губы алы — намазаны свежей кровью, курчавые головы, политые стеклянистым лаком, сделаны под базальтовый гриб, на животах глазастое изображение Солнца, прячущего ухмылку в клинышек бородки.
Будто ветром сорвало с Болт Бух Грея одежду — с неуловимой быстротой он был раздет негритянками. В танце, напоминающем раскрывание цветка, негритянки струились возле его обнаженной фигуры.
Появление негритянок, длинноногий бег, пересыпчивый блеск серебряных сеток на конических грудях, изображение Солнца, нарисованное сияющей белой краской — отозвались в душе Курнопая как мечтание о девушках в училищную пору, миражно-зримое, неотступное до беспамятства.
Но едва негритянки оголили Болт Бух Грея, Курнопая охватило страхом стыда. Он еле сдержался, чтобы не сбежать. Возникла готовность к защите и распалялась по мере того, как мелькали перед ним знаки соблазна — кровавые губы, белые круги с черным пятном в прогибах талий.
Если кинутся раздевать, будет бить негритянок, точно солдат противника, даже, может, яростней, потому что часто воюют невинные люди… Наверно, и они подневольны, но довели свою работу до радостно-алчной театральности, поэтому подлежат наказанию, после которого не больно-то засеменишь на пяточках, изобразишь ручками змей, перевиваемых млением.
Курнопай понапрасну тревожился. Так обычно встречают храмовые танцовщицы верховного жреца-посвятителя. На голову Болт Бух Грею надели ковчегообразный, черный, из мориона венец. Над венцом возвышалась пестовидная мачта из агата, в белых кольцевых узорах. Фигуру Болт Бух Грея окутали державным знаменем Самии: на зеленом, в фиолетовую клеточку шелковом полотнище темнела, пробиваемая лучами далеких звезд, туманность Лошадиная Голова.
Щеки Кивы Авы Чел пылали. Она сказала Курнопаю, что теперь ее с Лисичкой очередь вступать в действо посвящения.
Прежде чем шагнуть навстречу призывно вытянутым рукам Болт Бух Грея, она попросила Курнопая не ревновать.
Возникла, восходя с пламенем из нефритовых чаш, мелодия менуэта «Пробуждение орхидей». Негритянки полуприсели, соткнувшись коленями и лбами.
Курнопай был уверен, что ревность в нем не трепыхнется. И все-таки решил смотреть и слушать менуэт. Он мигом отвернулся от колен и лбов негритянок и увидел, что Болт Бух Грей, следуя движениями плосковатых пальцев за мелодией танца, расстегивает золотые кнопки на кофточке сомкнувшей веки Кивы Авы Чел.
Курнопай еще не успел отделаться от лопающих звуков разомкнутых кнопок (эти звуки застревали в ушах, как остья ячменя), Болт Бух Грей уже раздирал кнопки, соединяющие скорлупки бюстгальтера. Не понимая себя, Курнопай вращал мизинцами в ушах, словно и впрямь мог извлечь оттуда остья звуков.
Ладони главсержа занырнули за плечи Кивы Авы Чел, взметнулись, и на плиты огненной яшмы слетели кофточка и скорлупки бюстгальтера, и сразу, будто были невидимы, выкруглились на шее девочки огромными каплями крови янтарные бусы, и такая беззащитность примнилась ему в ее голубом бюсте, что Курнопай не выдержал и прорычал, как зверь, бессильный защитить добычу.
Вполне вероятно, через мгновение он прожег бы из плазмонагана сердце Болт Бух Грея, однако его укротили погрустневшие глаза властителя и его журящий тон:
— Жадничаешь. Второй раз жертвую тебе любимую девушку. Не подозревал неблагодарности.
Менуэт оборвался. Со стороны храма Солнца возникли удары тамтама. Негритянки, вторя округло-холодным ударам, зловеще зашептали:
— Смерть отступнику, сметь осупнику, меть тстутупнику, ит-ту-тус, с-со-тсы-са, тса-пса-тста.
Ритм тамтама стервенел, терял ударность, становился вращательным. Теперь негритянки только сэсэкали. Завихренный шепот наводил ужас, он выкрутился в образ смерча, приближавшегося по океану к пескам побережья. Он сдирал с волн кипящие гребни, с турбинным шелестом всасывал в себя, возносил по вихляющей оси к серым облакам.
Смерч упал в ничто. Негритянки попятились за нефритовые чаши, едва раздалось томное повеление Болт Бух Грея.
— Хватит.
Опять Курнопай пытался зажать в себе крик, рычал, увидев, как Болт Бух Грей раздернул кнопки на юбочке Кивы Авы Чел. Кисточкой, поднесенной ему седой скорбной женщиной (в ней с недоумением Курнопай узнал законную супругу покойного Главного Правителя), провел белый круг около пупка девочки, поцеловал ее между лопаток и отправил к Курнопаю, приказав подойти Лисичке.
Не ожидал Курнопай, что после того, что творилось в его присутствии, пускай это и считается началом ритуала посвящения, Кива Ава Чел встанет рядом с ним.
Взяла за руку, на миг приникла, поинтересовалась, красиво ли смотрелась. Он возмущенно хмыкнул, оттолкнул ее. Она разобиделась и не сумела скрыть своего состояния, хотя и пробовала соорудить маску беззаботности.
Так как он отвернулся от Болт Бух Грея и Лисички и не обращал внимания на слова законной супруги свергнутого президента, а она подчеркивала: лицезрение верховного жреца и Лисички для него обязательно, он может быть казнен за совершение кощунства, — Кива Ава Чел принялась плакать. В ее всхлипывание вплетался причет. Курнопай не дорожит великой благосклонностью Болт Бух Грея, что для головореза номер один гораздо опасней, чем для простого смертного, что при его славе и авторитете у народа непозволительно не поддерживать сексрелигиозные новшества революции сержантов и проявлять пренебрежение к ней, которая еще до поступления в колледж стала добиваться, чтобы Сержантитет назначил ее ему в посвященки; отец и мать, являясь членами правительства, запросто помогли бы ей получить в качестве посвятителя самого держправа Бэ Бэ Гэ, да и сам Бэ Бэ Гэ намекал на это, но она не изменила своему выбору.
