Лазарь Лагин - Атавия Проксима
– Вот женитесь на Энн, она вам покажет, как без пальто бегать в такую погоду, – заметил он запыхавшемуся и вспотевшему Наудусу. – Давайте-ка я вам помогу…
– Она, наверно, со всеми убежала… Я просто теряюсь, где ее сейчас искать, – бормотал Наудус, натягивая на себя при содействии профессора пальто. – Ах, какие пятна, боже мой! – Он горестно покачал головой, разглядывая кровавые потеки на пальто, которые за это время стали совсем темными. – Пропало пальто! Ах ты, боже мой! Совершенно новое пальто!
– Вот они, вот они! – закричал вдруг выскочивший из подворотни человек с лопатой в руке. – Вот они!..
Из какой-то щели в заводской ограде гуськом выбежало несколько крыс. Они бросились наперерез улицы в распахнутые ворота большого жилого дома.
Наудус и профессорша рванулись в машину, а профессор побежал было навстречу крысам, потом, спохватившись – у него в руках ничего не было, хотел было отступить и вспомнил о яблоке, которое еще утром собирался съесть, но так в не собрался. Он выхватил его из кармана и изо всей силы метнул в ближайшую крысу. Крыса опрокинулась на спину и испустила дух, остальные скрылись в воротах.
– Отличный удар! – похвалил профессора человек с лопатой. – Бейсболист? – И, не дожидаясь его ответа, деловито добавил: – Теперь будем ее сжигать…
Профессор вернулся в машину, и они тронулись вперед.
– Что ж вы теперь собираетесь делать, молодой человек? – обратился Гросс к Наудусу. Тот лишь вздохнул в ответ. – А что, если я вас обоих подброшу пока к вам на квартиру, молодой человек, а?
– А вы? – огорчился Наудус.
Гросс не успел ответить.
Человек лет сорока, черноволосый, остролицый, в синем свитере выбежал, гремя толстыми солдатскими ботинками, из-за приземистого углового кирпичного здания, густо утыканного магазинами. Он размахивал руками, широкими, большими, узловатыми и до того измазанными в саже, что издали они казались в траурных перчатках.
Профессор нехотя затормозил машину. Дернула же его нелегкая забираться в этот горящий городок!
Наудус при виде мужчины в синем свитере зарылся лицом в воротник своего многострадального пальто.
– Слушайте, вы, здоровый, упитанный и нестарый господин, – просунул голову в кабину сердитый мужчина в свитере. – Неужели вам не совестно… э, да вас тут двое мужчин! – неужели вам не совестно разъезжать по городу, словно туристы, когда столько людей нуждаются в неотложной помощи?!
За то, что этот измазанный и разозленный человек назвал его «нестарым», профессор посмотрел на него с нежностью. Как большинство стареющих людей, он искренно радовался, когда ему давали хоть на два-три года меньше, чем ему было на самом деле. И пусть те, кто собирается никогда не стареть, первые бросят в него камень, а мы простим профессору его маленькую слабость, тем более, что он как раз затем и собирался отправлять жену с Наудусом, чтобы самому включиться в спасательные работы.
– Он раненый, – оправдался Гросс за Наудуса.
– Ба, да это же Наудус! – воскликнул человек в синем свитере. – Где это тебя так угораздило, старина?
– Здравствуйте, господин Карпентер, – кисло отозвался Наудус. – Дело в том, что…
– Его ранило двумя пулями с самолета, – быстро ответил за него профессор… – По-моему, это не очень опасно…
– Вот не повезло тебе! – сочувственно пощелкал языком Карпентер. – Энн твоя как будто предчувствовала…
– Вы видели ее? Она жива?
– Почему же мне было ее не видеть, раз мы работаем в одном цехе? Жива! По крайней мере, когда оплакивала тебя, была жива.
– Она, наверно, ждет меня дома! – заволновался Наудус. – Ах, боже мой, бедняжка, наверно, так переживает!
Гросс спросил:
– Вы одной рукой справитесь с рулем?
– Конечно, – живо сказал Наудус. – Я не знаю, как вас благодарить!
– Обещаете не рисковать машиной?
– Обещаю, сударь! Даю вам честное слово!
Профессор распахнул дверцу и выбрался из машины.
– Да, напишите-ка мне свой адрес, чтобы я смог вас разыскать.
– А я? – спросила фрау Гросс и, решительно распахнув дверцу, также выбралась на мостовую. – Это ты, пожалуйста, брось. Я тебя одного в этом аду не оставлю… Дайте-ка мне, молодой человек, мою сумку.
Наудус послушно передал ей сумку, но посмотрел на нее с обидой и укоризной.
– Не будет ли слишком тяжело для пожилой дамы?.. – Карпентер замялся. Все-таки, знаете ли, огонь, кровь…
– Не будет, – сказала фрау Гросс. – Профессор беспомощен, как ребенок. Его нельзя оставлять одного… Я постараюсь держать себя в руках…
Профессор развел руками.
– Спорить с ней бесполезно. У этой дамы невозможный характер. Пойдемте, господин Карпентер.
Он и боялся за жену и гордился ею.
– Одну минуточку, сударь! – окликнул Наудус профессора, и когда тот вернулся к машине, шепнул ему на ухо, кося глазом на удалявшегося Карпентера: – Будьте с ним поосторожней, сударь. Этот человек… Про этого человека поговаривают, что он коммунист…
– Что вы говорите?! – профессор покачал головой. – Кто бы мог подумать!
– Представьте! Так что поосторожней!
И Наудус уехал, довольный тем, что смог предупредить человека, который меньше чем за час успел так много для него сделать.
2
Вечером того же дня известный уже нам коммивояжер с мышастой шевелюрой подкатил в своей темно-малиновой машине к невзрачному кирпичному доходному дому на одной из окраинных улиц Фарабона. У входной двери среди многих других табличек он увидел и ту, в которой сообщалось, что именно в этом доме, на втором этаже, у зубного врача Дугласа Раста могут получить срочное, полное и общедоступное исцеление от зубных недугов все, кто в этом нуждается. Табличка слишком изобиловала золотом, серебром и виньетками из эмали, чтобы свидетельствовать о солидной клиентуре. Нашему коммивояжеру такие вещи были понятней, чем многим другим: по характеру его службы он обязан был разбираться в вывесках.
Тем более поразило его, что в приемной доктора Раста, вопреки его предположениям, было полным-полно посетителей, терпеливо ожидавших своей очереди, несмотря на отчаянную духотищу. Не менее достойно было удивления и то, что среди всех, кто торчал в этой маленькой и весьма неприглядной приемной, не было ни одного человека с флюсом, с повязанной щекой или с тем особенным, неповторимо мученическим выражением лица, какое бывает только у людей, страдающих зубной болью. И, наконец, совсем уж непонятно было: нашего коммивояжера, человека изысканных манер и безукоризненно одетого, поначалу даже не пустили в приемную. Это так оскорбило господина Науна (так звали коммивояжера), что он, безусловно, ушел бы, не передав доктору Расту привета от его родителей, если бы не любопытство.
«Интересно, чем этот дантистишка привлек такую массу публики?» подумал он. И так как привлечение интереса публики составляло самую суть профессии господина Науна, то он позвонил еще и еще, пока снова не приоткрылась обшарпанная дверь. Экономка доктора Раста, обшарпанная не менее этой двери, высунула в просвет такой нос, что у самого неискушенного человека немедленно исчезали малейшие сомнения в ее пожизненном целомудрии, и спросила у господина Науна, сколько раз нужно ему повторять, что доктор сегодня больше никого принять не успеет.
– Да я не лечиться! – разозлился Наун. – Понимаете ли, милая моя барышня, я совершенно здоров!
– Там все здоровые! – отпарировала экономка и, наслаждаясь изумлением посетителя, хихикнула. Но дверь закрыть ей уже не удалось. Наун был опытным коммивояжером. Он попросту взял да и просунул в щель между дверью и косяком левую ногу и левую руку по самое плечо.
– Милая моя барышня, – произнес он в этой не совсем элегантной позе, но зато самым обольстительным голосом. – Со мною так не поступают. Доложите своему шефу, что его хочет видеть господин Наун проездом из города Кремп.
– Из города Кремп? – всплеснула сухими ладошками «милая барышня».
– Из города Кремп, – церемонно, насколько это позволяла занятая им позиция, поклонился господин Наун. – И что он, то есть я, привез ему письмо и устный привет от его родителей. Вам известно, надеюсь, что у доктора имеются престарелые родители в городе Кремп?
– Боже мой! – с чувством воскликнула экономка. – Кому же знать, как не мне, посвятившей жизнь их внукам и сыну! Вы их давно видели?
– И еще передайте доктору, что через несколько дней я поеду обратно и опять-таки через Кремп, – продолжал Наун, не удостоив ее ответом. – Чего же вы стоите? Идите и передайте. Я жду. – Он не спеша отвернул краешек новехоньких перчаток и с небрежным видом посмотрел на свои золотые (во всяком случае, никто бы их не отличил от золотых, кроме разве ювелира) наручные часы. – Я жду ровно одну минуту и ни секундой дольше.
– Ради бога, извините! – распахнула экономка дверь. – Я бегу и сейчас же доложу доктору. Какая радость, боже, какая радость! Он так переволновался за сегодняшний день! Присядьте, пожалуйста! Такая радость!..
