Нил Бастард - Переносчик смерти
Аркадий Федорович утвердительно кивает и дает нам знак о готовности сделать больному прививку. Йордан к этому моменту уже приготовил шприц с вакциной. Академик берет его, смотрит на тяжело дышащего вождя и собирается сделать укол. Он приближает руку со шприцом к телу больного.
Тут Исул резко поднимается, усаживается на лежанке, хватает Карского за руку и пытается выбить шприц. Болезнь все-таки взяла верх, и бербер утратил всякий контроль над собой.
Мой наставник отпрыгивает в сторону. Я успеваю перехватить шприц. Йордан тоже не теряется. Он удерживает бушующего больного, а я делаю инъекцию вакцины.
Несколько секунд вождь продолжает бушевать, пытается вырваться. Однако его движения с каждым мгновением становятся все слабее. Вскоре он успокаивается и засыпает.
— Думаете, у него есть шанс выздороветь? — обращается к академику мисс Раст. — У Исула жена на девятом месяце беременности, а старшему сыну семнадцать лет. Можем ли мы как-то обнадежить их?
— Больной, конечно, в запущенном состоянии. Однако вероятность выздоровления все-таки довольно велика.
— А он не умрет, как и те люди, которые уже начинали идти на поправку? — напрямую спрашивает Джулия.
— Ничего гарантировать я не могу. Мы еще не знаем, от чего именно они умерли.
— То есть вы думаете, что лихорадка Эбола тут ни при чем?
— Есть у меня такое подозрение. Ближайшие дни я посвящу исследованию этого вопроса, — сообщает Аркадий Федорович, затем кивает на бербера и говорит: — Пожалуйста, держите его на особом контроле. Если появятся хотя бы малейшие признаки ухудшения, сообщайте мне.
Я в очередной раз убеждаюсь в том, что мой наставник твердо верит в эффективность своей вакцины и готов опытным путем искать доказательства этому. Несмотря на нехватку нужного оборудования и реактивов, он берется проводить анализы крови, мокрот и прочего. Аркадий Федорович говорит, что займется этим завтра.
Больной вождь за ночь приходит в себя. Его раны постепенно начинают заживать. Он ведет себя вполне адекватно, может говорить, описывать словами свои ощущения.
Карский проводит весь день то в лаборатории, то в палатке, где лежит Исул. Анализы вождя в норме. Это не просто слова, вылетевшие из уст светила медицинской науки. Мы с Йорданом получаем возможность лично проверить данные.
Судя по всему, вождь окажется первым, кто действительно выздоровеет. Но Карскому этого мало. После ужина он возвращается в лабораторию, чтобы исследовать анализы, взятые у умерших пациентов, продемонстрировавших перед смертью явные признаки выздоровления.
Ума не приложу, что именно Аркадий Федорович хочет в них найти. Оставаться с ним на ночь в лаборатории у меня попросту нет сил. Впрочем, он и не настаивает на чьей-либо помощи, прекрасно понимает, что за все эти дни мы измотались до невозможности.
Утром мы застаем Аркадия Федоровича весьма омраченным.
— Что случилось? — спешит узнать Джулия.
— Исул умер, — отвечает мой наставник довольно спокойно, но мне ясно, что он едва сдерживает себя.
— То есть как умер? — недоумевает женщина, посматривая округленными от изумления глазами то на академика, то на меня и Христова.
— Вчера весь день все было в норме. Даже более того. Да вы это и сами знаете. Ночью я был у него в палатке. Мы даже разговаривали. Нашелся волонтер, который переводил с берберского на английский. Исул рассказывал о своей жене и о том, с каким трепетом они ждут ребенка. Он благодарил меня и вас за то, что мы вытащили его из могилы. Получается, что вождь и сам был уверен, что худшее осталось позади. Он чувствовал, что ему становится лучше. Да это и так было видно по нему. Нарывы начали сходить. В глазах ясность. И вот под утро его не стало.
Причина смерти этого человека для нас пока остается загадкой. Ведь мы знаем результаты последних анализов Исула. Они свидетельствуют об одном: от лихорадки Эбола вождь умереть не мог.
Нам приходится сообщить о смерти вождя его родственникам и соплеменникам. В этой ситуации труднее всего приходится Джулии. Ведь она многих из них знала лично и старалась вселить в них веру в лучший исход. И вот сейчас эта женщина вынуждена подбирать слова, чтобы не просто адекватно описать ситуацию, но и успокоить скорбящих людей.
Ближе к вечеру в палаточном городке появляется сын умершего вождя. Семнадцатилетний Агизур очень горяч. Он крайне враждебно настроен по отношению к нам.
«Слава богу, что этот парень не прихватил с собой отцовское ружье», — мысленно отмечаю я, глядя на него и Джулию, стоящую рядом с ним.
Мисс Раст лишь пожимает плечами и мимикой дает нам понять, что никак не могла удержать паренька.
— Вы убили моего отца! — безапелляционно обвиняет он нас.
— Погоди-погоди, парень, — пытается образумить его Карский, слова которого переводит Джулия. — Никто из нас не убивал твоего отца. Напротив, каждый старался сделать все возможное, чтобы он как можно быстрее вернулся к нормальной жизни.
— Если это так, то почему мой отец сейчас в могиле? Я думаю, что вы мошенники! Вы всем говорите, что у вас есть средство от этой поганой заразы. Но на самом деле у вас ничего нет. Вы нагло врете!
— Если мы обманываем людей, то почему же тогда изо дня в день находимся здесь, среди тысяч зараженных, и сами рискуем заболеть? Ты об этом не думал? — тут же парирует академик.
Агизур осекается. Лицо его быстро изменяется. Вместо гнева и обиды на нем читается беспомощность. Из его глаз брызгают слезы.
— Но почему же он умер? — не спрашивает, а причитает парень.
— Точного ответа на этот вопрос я тебе пока дать не могу, — заявляет Карский. — Я убежден, что твой отец умер не от какой-то разновидности лихорадки Эбола. Он уже пошел на поправку. Все говорило о том, что Исул вот-вот полностью излечится от этой напасти. Другие доктора могут подтвердить, что все так и было. — Тут мы с Христовым машинально киваем. — Смерть наступила от какой-то другой инфекции. — Мой наставник молчит несколько секунд, потом хочет сказать парню что-то ее.
Но тут в нашем шатре появляются двое берберов среднего возраста. Они взволнованно говорят что-то, обращаясь то к Агизуру, то к Джулии. Парень выслушивает их, хватается за голову, пытается бежать, но валится с ног буквально через два- три шага. Никто из присутствующих не успевает подхватить бедолагу.
Мы с Йорданом хотим помочь ему подняться, однако Джулия резко останавливает нас.
— Стойте! Скорее всего, он заражен! — заявляет она.
— С чего такой вывод? И что здесь вообще происходит? — не могу я удержаться от парочки вопросов.
— Его соплеменники только-только сообщили, что заболела Кахина, жена умершего вождя. Нельзя исключать, что парень тоже инфицирован, — растолковывает мисс Раст. — Я полагаю, что парня и его мать следует срочно вакцинировать, а это место подвергнуть дезинфекции. Иначе я буду сильно волноваться за нас.
Я неожиданно для себя впадаю в ступор.
«А может, я тоже успел подхватить заразу?» — крутится в голове шальная мысль.
Аркадий Федорович берет инициативу на себя. Он просит берберов отнести парня в ближайшую свободную палатку. Они, ничуть не колеблясь, выполняют эту просьбу. Волонтеры дезинфицируют наш шатер и территорию вокруг грузовика с мобильной лабораторией.
Академик спешит надеть защитный костюм. То же самое проделывает и Джулия. Они отправляются делать прививки Кахине и Агизуру.
Аркадий Федорович ничего не говорит нам перед уходом, но мы с Христовым и сами понимаем ситуацию. Мы столько рисковали здесь, что в какой-то мере успели превратиться в фаталистов. По крайней мере, даже те опасения, которые одолевали нас несколькими днями раньше, теперь почти улетучились.
Это не означает, что мы полностью наплевали на свое здоровье и технику безопасности. Отнюдь нет. Мы принимаем все возможные меры предосторожности, однако уже не позволяем себе дрожать после таких вот инцидентов, как с этим малым. Просто идем в лабораторию и делаем экспресс-анализ так, как нас научил мой наставник.
Мы ждем какое-то время, получаем и тут же исследуем результат. Оба здоровы. Значит, можем сменить Карского и Джулию Раст. Потом наши коллеги проверяют себя.
Я нахожусь в палатке, где лежит Агизур. Парню не придется изведать то, что совсем недавно испытал на себе его отец. Если, конечно, треклятые напасти, о которых говорил Аркадий Федорович, не уморят его и без вируса Эбола.
У Агизура даже светобоязнь не успела проявиться. Не говоря уже о нарывах, кровоподтеках и прочих ужасах, вызываемых этой разновидностью вируса.
Паренек слышит мой вопрос о самочувствии и отвечает с еще большим фатализмом, нежели тот, который присущ нам:
— Я не верю в свое спасение, смирился с тем, что умру точно так же, как и мой отец. Совершенно неважно, от какой заразы.
