Линор Горалик - Нет
— Кстати, Волчек, — можно я буду вас по имени называть? Вы живете в Москве?
— В принципе — нет, но сейчас я нахожусь здесь уже почти два месяца — работа.
— В Москве, мне кажется, жизнь все-таки поострей, чем в Чехии.
Это потрясающе просто. У москвичей Россия заканчивается Москвой. «Жизнь в Москве поострей, чем в Чехии»! Франция начинается Парижем, Германия начинается Берлином, Англия начиналась Лондоном (а теперь начинается Бирмингемом, а когда Лондон отстроят, по-прежнему будет начинаться Лондоном), — а вот Россия, понимаешь ли, кончается Пятой кольцевой дорогой. Ну или от силы Александровским кольцом.
— Я не люблю острое.
Вдруг начинает хохотать.
— Да-да, только «соленое».
И успокоительно протягивает руку, видя, как мне делается дурно:
— Оставьте, мой брат — тоже большой поклонник «соленого». Болельщик. Я от него знаю это слово. Его забрали на том ринге, куда он вам нес сеты, — ну, под Охоткой. Кстати, вы небось улизнули? Все ОК?
Хоть бы понизил голос. Господи, что за дьявольское существо.
— Дорогой Лис, я хотел бы… Называть вас «Лис»?
— Да, пожалуйста.
— Я хотел бы рассказать, что я имел в виду, когда говорил с вами по комму.
— Ради бога. Если позволите, я попрошу еще воды.
— Да-да. Так вот, я вчера встречался с господином Леонидом Завьяловым, вы с ним знакомы, да?
— Да.
— Так вот, неважно, кто нас свел, но господин Завьялов желал показать мне некоторые ванильные сеты местного производства. Он большой патриот, я очень уважаю это в людях нашего поколения.
— Ну, он постарше нас с вами.
— Ну, я, по крайней мере, считаю себя как раз частью его поколения. Неважно. Так вот. Господин Завьялов искал дистрибьютора в Чехии, и я обещал ему замолвить слово перед своим начальством, но основной темой нашего с ним разговора было не это. Тут я должен сказать, что нахожусь сейчас в России в рамках некоторой длительной командировки, — я ищу неморфированных порноактеров, «натуралов», как у вас говорят, нетривиального, так сказать, вида.
— Природных уродцев?
— Гхм. Мне бы не хотелось так выражаться, — но, так или иначе, я ищу людей, которых можно снимать в ванильных фильмах, не нарушая Кода, и которые своим, эээ, отличием от обычного облика могли бы привлекать дополнительную аудиторию и помогать нашей легальной студии выдерживать конкурентную борьбу с рынком чилли. Господин Завьялов, видимо, смотрит на вещи так же, как мое начальство; он хочет снимать такие фильмы в России, на местной фактуре. За последнюю неделю мы успели сильно продвинуться: моя компания фактически готова к тому, чтобы открыть под руководством Завьялова отделение по таким фильмам здесь, у вас, на местном материале. С одной стороны, вы понимаете, для Завьялова мы — прекрасный канал спонсирования и дистрибуции, ну, это очевидно; нам же совсем не хочется иметь конкурента, — а господин Завьялов даже сейчас, когда он еще не слишком, естественно, продвинулся в своих начинаниях, видится нам опасным потенциальным конкурентом. Во-вторых, Завьялов — бизнесмен западного типа, нам будет легко с ним работать. И потом, у вас тут все-таки очень все дешево, в первую очередь — актеры.
— О да.
— Ну и наконец, в России, как бы это сказать… Очень много хорошей фактуры.
— Вы имеете в виду — «в России последние сто лет взрывались атомные реакторы, горели урановые рудники и воды превращались в кровь, и поэтому по вашим деревням живут такие химеры, что их хоть на Нотр-Дам сажай»?
Да, с ним в корректность не поиграешь.
— Если хотите, Лис, — да, я имею в виду именно это.
— Прекрасно. ОК… Простите, вы как насчет десерта?
— Просто кофе, натуральный, маленький.
— А мне чай с лимоном, и, пожалуйста, что у вас есть и качестве десерта?
А он не скромничает, его приятно угощать. Не делает вид, что ему важно экономить мои деньги.
— Вот да, манго-киви. Спасибо. Да, так вот, все прекрасно, но мне хотелось бы знать, где в этой райской картине нужен я? Я, как вы знаете, вожу чилли через границу из России в Израиль и обратно. «Сталкаю», как у нас говорят. А вы собираетесь делать здесь ваниль — все законно, ко мне и в моих друзьях нужды нет, Но зачем-то же вы пригласили меня в это заведение и кормите ужином, — значит, я не просто вам для чего-то нужен, но вы еще и твердо уверены, что меня придется долго уговаривать. Итак?
Вот засранец. Тычет вилкой в стонущий под каждым его уколом рыже-зеленый полый шар из дрожащего желе, тянет носом нестерпимую вонь дурианового соуса, рисует в нем зубастую улыбающуюся морду с большими ушами — кажется, вылитый я.
— Хорошо, прямым текстом: пока я тут, я хочу поездить по России в поисках, как вы выражаетесь, химер. Мне нужен проводник по тем местам, где были серьезные экологические катастрофы двадцать-тридцать лет назад. Завьялов рекомендовал вас. Вы произвели на него очень сильное впечатление во время последней встречи. Моя фирма одобрила и рейд, и найм проводника. Мы заплатим вам двадцать тысяч за месяц работы. По моим прикидкам, вы делаете такую сумму за полгода.
— Вы умничка, Волчек. Ваши прикидки верны. Но я не поеду. Для такой работы я, знаете ли, слишком брезглив.
— То есть?
— Ну, знаете, у меня будет такое чувство, как будто мы мародерствуем в доме покойного.
Глава 22
«я жду тебя так — не могу сказать даже как
написать не могу точно
только ночью, на ухо
может быть
если ты будешь хороший мальчик
шучу
новый проект тут все-таки будет
все в ажиотаже
видимо, не заказы, а нетто разработка
чтобы тебя долго не грузить: есть метод, видимо, делать чистку дешевле
мы, как ты понимаешь, чистим бионы
снимаем лишнюю информацию простыми словами — подделываем
(кстати — твои, извини, коллеги по индустрии прислали недавно в отдел частных заказов два биона, как всегда — убирать то, что не входит в сценарий
так все ходили смотреть
сюжет: красная шапочка
натурально, волк откусывает голову вместе с шапкой девочке десяти лет
так там надо монтировать девочке страх лютый — со второго биона брать — и убирать ощущение, что она вся волчьей слюной перемазана, потому что третий дубль
Лали говорит чуваку, который принес: а шапку он выплевывает? (Вижуал они нам не дали)
а он ей: нет, говорит, жует. Клиенту надо же, чтоб по-настоящему, А нам зоологи сказали — пожевал бы сперва, а потом выплюнул
Серьезно так, все
полдня смеялись)
так вот
вроде есть метод дешево все делать, в три раза дешевле
но надо дорабатывать технологию, сейчас потеря информации выходит огромная, грубо получается
и вот вроде Авдарьян нашел спонсора и если будет проект — а это в октябре будет, — то я, видимо,
глава его
вот так
как ты чувствуешь себя с начальственными женщинами?
я буду очень начальственной
костюм и все такое
днем
а перед тобой ночью буду девочка опять
а ты мне будешь говорить «девочка…»
а я буду умирать
а будет это не в октябре, а уже в пятницу
а я уже сейчас умираю
при мысли
а еще три дня
а я…»
Глава 23
В принципе, с утра наивно полагала походить по фойе, по просмотровым кабинкам, понакатывать бионы с трейлерами. Врала себе, что интересно, мол, что другие привезли, но на самом деле, конечно, хотела лишний раз взглянуть на собственную морду в «Дикой жизни» (просмотр в третий день, в четыре тридцать, включен, конечно, в конкурсные списки, но шансов мало, — объясняет Бо, — а в основном — просто чтобы засветиться, чтобы лишний раз увидели актеров, чтобы критики черкнули пару-тройку рецензий). Я сама тут напоказ, и это, признаемся, безумно приятно, — они меня таскают день-деньской на все мероприятия, где можно оказаться в толпе коллег или в хорошем кадре. До Иерусалима, если честно, я не слишком хорошо понимала масштаб заинтересованности Бо с компанией во мне, размер, что ли, ставки, которую они на меня делают. Мне всегда казалось — ну, у нас же узкая область, какой там рынок на зоусов? — и только здесь, когда в самолете добралась наконец до программки фестиваля, обнаружила с несказанным изумленьем, что с зоусами той или иной формы — центральная тема, отдельная фишка, побочный персонаж — едва ли не пятьдесят процентов фестивальных фильмов. Даже думала сначала, что передо мной только часть программы, посвященная зоусам, что не хватает остальных страниц, — как-то так.
Но когда вошли в фойе — за час до церемонии, не раньше, — произошло совсем черт знает что: да здесь же все, ох, совершенно тебе чужие, ни одной — совсем! — знакомой морды, какие-то ливрейные лягушата по стенам стоят, все чего-то пьют, о чем-то бодро, весело лопочут, все время жрут, целуются друг с другом, ведут себя как гости в доме, где уже пятнадцать лет бывают каждый вторник и знают каждое пятно на кафеле и каждый волосок ковра, и кто-то посмотрел на меня, как на столб, а потом ринулся целоваться с невероятной красоты девочкой, перекинувшей через руку огромную копну собственных рыжих волос, и она так ему улыбнулась, как будто они с детства на одних качельках катаются, — и все грохотало вокруг, все грохотало, и тут я поняла, что это не барабаны в другом конце фойе, а мое сердце грохочет; что перед глазами у меня туман, а под коленками сидит какая-то нелюдь и дергает за ниточки сухожилий, и коленки — ррраз! — подгибаются, еще один удачный «дерг!» — и я тут сяду посреди фойе и, кажется, уже никогда не встану.
