Двери открываются - Екатерина Анатольевна Шабнова
– А что?
– Со мной никогда не срабатывало, – признался голос. – Я вроде как веду учет.
– И кто выигрывает?
– Пока те, кому помогает, как ни странно. Так что вы в выигрышной команде.
– Отличные новости, – выдохнула Уля и втянула носом воздух.
– …Теперь сможете описать вашу проблему?
Чего они от нее ждали? Испорченного платья или лифта в шахте, испещренной охранными лазерами? В любом случае вряд ли того, что она могла им сказать.
– Лифт едет вниз, – выпалила Уля и тут же зажмурилась. Прозвучало по-дурацки. Но с чего еще начать?
Щелк.
– Нет, тут действительно творится что-то странное.
Щелк.
– Это… звучит довольно нормально. Вы уверены, что Ателье…
– Не уверена, в том-то и дело! Чем ваше Ателье вообще занимается? Это шпионская программа? Меня теперь вышлют из страны? Это посмертие? Шутка чья-то? Я оказалась здесь случайно, так что, будьте добры, объясните…
Щелк.
– Покажи еще раз, может, можно проверить, откуда они зво… Нет, погоди, так не может… Не может ведь? ЧЕРТ ПОБЕ…
Связь оборвалась. Уля затаила дыхание.
Звучало все это не очень. Что она нарушила? Во что ввязалась? Секретный правительственный эксперимент? В принципе, такие лифты – удачный способ избавиться от человека. Наверное. Уля ведь могла бы выйти на этаже вместе с той женщиной, спешившей на интервью, и все было бы нормально. Впрочем… она ведь не могла знать этого наверняка. Незнакомка знала, где ей нужно было выйти. Что, если бы она вышла не на своем этаже?
Похоже, места в этом лифте ей не было. Или для самого лифта не было места – в привычной Вселенной, где все работало по определенным, известным ей правилам.
Мысли о виртуальной реальности вернулись, и Уля легонько постучала кулаком по стенке лифта. Тот все еще казался материальным.
Уля наклонилась над кружкой. Кажется, положение неизвестной штуки изменилось. И разве это… разве это не из нее доносился голос?
Была ни была. Уля медленно протянула к кружке руку. Очень, очень медленно. И потому заметила, когда одна из металлических… ножек? щупалец? выпрямилась и потянулась к Уле в ответ.
Она отдернула руку вовремя – что-то острое полоснуло по коже, оставив неровную полоску. Вроде шва «вперед иголку», который Уля разучивала на самом первом уроке школьного труда.
Шелк.
Какое-то время из кружки доносились только механические звуки, словно Уля вдруг оказалась внутри гигантских часов. Или маленьких: она вряд ли бы заметила, если бы уменьшилась в соответствии со всем, что ее окружало. Кто знает, как далеко продвинулись шпионские технологии в последние несколько десятилетий? Шпионы ведь на то и шпионы, чтобы им доставалось все самое футуристическое. Почти нереальное.
Вечно движущийся лифт пока и казался нереальным. Просто объяснение придумать было довольно сложно. Хотя…
Отдельная кабина, вокруг которой искусственно создавали соответствующие шумы. И эта женщина, призванная Улю успокоить. Но зачем? Кто бы пошел на такие ухищрения ради журналистки, у которой даже собственной колонки нет? Разве только… Разве только это случайность. Слишком дорогая случайность, чтобы все свернуть, и потому за Улей продолжают наблюдать. Как в тех крипипастах про тайные эксперименты, после чтения которых неуютно зудит кожа и болит голова.
Но если Уля могла с натяжкой объяснить, почему не чувствует ни голода, ни усталости – ничего из фундаментальных человеческих потребностей, – то как затянулись ее раны? Хотя… она ведь потеряла сознание! Всего на мгновение, но она прикрыла глаза! И то, что показалось ей мгновением, могло растянуться для команды (безумных?) ученых на несколько недель. Ее могли вывезти, залатать и вернуть обратно, а она ничего бы и не вспомнила.
Мысль тоже была тревожной, и Уля сосредоточилась на звуках.
Ей не пришлось долго ждать. По ощущениям. Концепт времени в лифте превратился для нее во что-то далекое и почти несуществующее, вроде кабарги или любого другого животного, которое выглядело так, словно выпрыгнуло сюда прямиком из мелового периода.
– …я и объясняю. Меня поставили на входящие, я и вела себя по протоколу… Или как вы называете эти ваши цветные бумажки. Кстати, отличная идея, но, надеюсь, вы не забыли о тех, кто цвета не различает, я слышала, что это частая травма среднего эшелона ваших… Да, простите. В общем, я решила проверить, откуда они звонят. И… этим я не горжусь, но я так опешила, что сбросила звонок. И поймать его не могу.
Голос больше не звучал так, словно собирался продать Уле банку самого вкусного маргарина, который она ела в своей жизни. Он дрожал. И теперь, когда она прислушалась, почему-то казался Уле знакомым. Это совсем не успокаивало.
– Но! – продолжила неизвестная. – Как это ни странно, ближайшие координаты определить удалось, но кроме того… Ах, уже знаете? Что ж. Тогда да, вот они. Координаты. И что будет дальше? Вышлете туда кого-нибудь из…
Щелк.
На этот раз за щелчком последовала тишина. Может, женщина по ту сторону динамиков (если в этой штуке вообще были динамики), наконец научилась правильно переключать каналы связи. Пусть и не знала, что Уля услышала больше, чем ей следовало знать.
Уля прижалась спиной к стенке лифта. Тот продолжал спускаться.
Она представила, что там, внизу, бездна звезд, совсем как в книжке Джанни Родари. Это было приятнее, чем дурацкая шпионская схема. Неизвестность, конечно, страшила. Но Уля забывала, что подчас реальность может дать ей фору.
Сейчас Уля была почти уверена, что предпочла бы таинственное и непостижимое чему-то знакомому вроде кучки людей, которым совершенно наплевать на нее как на человека. Уля не хотела превратиться в набор цифр и букв в чьем-то отчете. Она должна была выбраться из этого несчастного лифта.
Глава 6
В какой-то момент Уля устала ждать.
Даже если таинственное «Ателье» хотело, чтобы она услышала об их планах, ей все равно стоило приготовиться. Она очень надеялась, что этот кто-нибудь, которого к ней планировали заслать, будет похож на ту леди с самодельной шляпкой (если она и об этом не наврала) и Уля сможет выбить из него… хоть что-нибудь. В идеале – использовать этого… засланца, чтобы выбраться из лифта. Из эксперимента. Из шпионской игры, или куда она там влипла.
Конечно, можно было бы еще поиграться с засевшим в кружке «жучком»-переговорником. Уля начала называть его «кафкой» из-за того, что он застрял на промежуточной стадии между