Алексей Поликовский - Россия загробная
На следующий день после митинга на Пушкинской площади партия тоталитарных демократов разместила в типографии № 1 заказ на печать ста тысяч купонов на бессмертие. Трепаковский провозгласил новую кампанию под девизом "Бессмертие для нищих, бессмертие для русских!" и отправился по стране на специальном поезде, украшенном синими знаменами. Идею поезда он взял у Троцкого. Он хотел поставить на поезд пушки и пулеметы, но ему запретили, несмотря на то, что он имел именной пистолет, подаренный ему генералом армии Затрапезниковым в ознаменование тридцатилетнего юбилея сотрудничества с органами. Этим именным пистолетом Трепаковский бешено потрясал в кабинете министра обороны, куда прорвался, требуя дать ему пушек — ну хоть пару гаубиц дай, скупердяй! — и дюжину пулеметов, из которых он втайне надеялся хорошо пострелять где-нибудь в забайкальских лугах. Но не дали. Они хотели уязвить его, уколоть. Трепаковский все равно отправился в путь, пусть и без пушек.
Поезд покинул Москву ночью и, светя задними красными огнями, ушел в глубину России. Трепаковский ежедневно выступал на вокзалах и площадях провинциальных городов, объясняя людям всю важность великого открытия, и требовал от них, чтобы они ни в коем случае не проворонили свою смерть, как уже проворонили и отдали в руки "мавродикам и чубайсикам" свою жизнь. Посмотрите на себя! Посмотрите на дырки в ваших ботинках! Смерть — это все, что у вас осталось! Так он кричал своим пронзительным захлебывающимся голосом, а потом наступал момент, которого ждали люди, толпами собиравшиеся на его выступления. Двое охранников появлялись из-за его спины, держа перед собой чемодан, он торжественно откидывал крышку и делал такое лицо, словно видел перед собой брильянты. Да, он, как актер, играл чемодан, полный брильянтов, и люди, видя его выразительно гримасничающее лицо и его торжественно вздетые руки царя и властелина, замирали. Тогда он погружал свои холеные, мягкие руки в цветные и ничего не стоящие бумажки. Купоны на бессмертие взмывали в воздух и опускались, медленно кружа. Люди прыгали, хватая их, толкались, смотрели на них завороженными взглядами, разглаживали, прятали в карманы и бережно убирали в кошельки. Женщины плакали. Мужчины суровели. Те, кому удавалось поймать бумажку, уходили с площади умиротворенные, со счастливыми глазами.
Для Трепаковского политика всегда была выше и слаще бизнеса. Да, он имел, и брал, и продавал, но иначе было нельзя. Он просто жил по правилам места. Врали те, кто упрекал его в корысти: деньги делались сами собой, без особенных усилий с его стороны, даже без особенной коррупции, — ну продал он несколько раз несколько мест в первой десятке выборного списка партии, подумаешь, а как не продать, если есть хороший покупатель! — но страстью его была именно политика. Обогащение было просто сопутствующим элементом политики, так же как хорошему ресторану сопутствуют белые скатерти, а хорошему театру хороший буфет. Отдыхая в длинном синем халате с золотыми кистями и вышитыми на карманах вензелями ТД в салоне-вагоне на покачивающемся диване, обтянутом вишневым бархатом, задумчиво глядя в окно на проплывающие тихие поля и безбрежные леса — скромная, грустная, одиноко-тоскливая Россия плыла за окном, как же он ее любил! — он испытывал прилив сил, как когда-то во время своей первой президентской компании. Вихрь событий возбуждал в нем страсть. Хаос был его любимой стихией. Он был прирожденный политик и собирался на теме смерти получить новый электорат, который наконец приведет его в этот заманчивый, сладкий, невероятно привлекательный, дурманящий и тревожащий Кремль.
Поэтому его возмутило до глубины души, когда он узнал, что его обвиняют в махинациях с купонами на бессмертие. Якобы он одной рукой выпускает их, а другой спекулирует ими. Об этом написала желтая газетка "ЖВК", приобретшая в последнее время большое политическое влияние. В Петрозаводске, стоя на высокой, обтянутой синим полотном трибуне перед морем человеческих лиц, глядя на синие веющие флаги и свиту из мрачных боксеров, тоталитарный демократ Трепаковский заговорил о честности власти и порядочности политика. Лицо его исказилось, ладони рубили воздух, и он орал в диком азарте, что собственными руками убьет каждого, кто посмеет делать деньги на его купонах. Смерть не продается! Она принадлежит гражданам России! Это ваша смерть, и я дал ее вам! Ваша! Ваша! Вам! Вам! Я дал ее вам! Смерть дал Трепаковский, вашу смерть! Вам! Из задних рядов огромной толпы он выглядел как маленькая фигурка в оливковом френче со смешно дергающимися руками, но даже задние ряды качались от его бешеного крика, так, словно их толкал в грудь невидимый кулак. Он клеймил торгашей, которые отнимают у народа его счастливую смерть, позорил капиталистов, которые — пока вы жуете тут, в Петрозаводске, свою травяную жвачку, бараны! — приватизируют загробный мир и уже строят там виллы с зимними садами и бассейнами. Он бичевал многолетнее терпение народа и клеймил его страшными словами. "Тупицы! Пока вы спите, вас съедают заживо! Вами завтракают и обедают! Вас поджаривают на ужин! Бараны! Пища богатых! Вы их мясо, хачапури и шашлык! Просыпайтесь, а не то опоздаете к собственным похоронам! Загробный мир, вот он, у вас в руках, но если вы опять не пойдете на выборы и не проголосуете за меня, за меня! за меня! за меня! то тогда на следующий день проснетесь и обнаружите, что все они отъехали в тот мир и жрут там деликатесы, а вы опять остались на помойке с банкой просроченной сайры. Но мы не позволим…", — с угрозой снова начинал он, и лица людей внизу делались мрачными и преисполнялись решимостью.
Однако факт оставался фактом: кто-то делал отличные деньги на его купонах. Все началось с того, что возник черный рынок купонов на бессмертие, где их покупали те, кто надеялся таким образом стяжать что-то… там, по ту сторону… то ли вечную жизнь, то ли сладкую смерть. Никто точно не знал. Появилось акционерное "Общество взаимной смерти", которое скупало купоны на бессмертие тысячами, помещало их в банк и даже выводило как ценную бумагу на биржу. Купоны, которые были придуманы Трепаковским как символ его могущества и щедрости, вдруг обрели реальную цену и к середине июля (а первый раз он разбрасывал их на Пушкинской в начале июля) котировались уже выше акций Газпрома. Никому теперь не был интересен газ, все хотели продавать и покупать смерть. По общему мнению, подпись Трепаковского и его портрет в профиль, имевшиеся на купоне, гарантировали владельцу бумаги права в том мире… то ли на шесть соток рая, то ли на безбедную жизнь на реке Стикс, где, говорят, один бывший премьер уже строил себе дачу. Говорили, что Трепаковский делает все это с разрешения Кремля, который сам не может играть в игры с приватизацией смерти и поэтому работает через своего доверенного политика. Услышав такую версию, знатоки кривили лица: что, Кремлю больше не через кого сыграть в эту игру, кроме Трепака? Да у Кремля, чтоб вы знали, таааакие возможности…. Никто ничего в эти судьбоносные дни не знал наверняка. Игра шла по-крупному, в нее включился даже лондонский олигарх, который всегда интересовался исключительно футболом и самыми большими в мире яхтами, но на всякий случай дал указание своим людям скупить весь июльский тираж купонов и таким образом обеспечить ему максимальные права в прекрасном загробном мире, который он в ближайшем времени собирался посетить как турист. Возможно, на яхте; он велел уточнить, можно ли приплыть туда на яхте. Еще у него был план основать там футбольную Академию из умерших футболистов.
4.
Ночью Анна Вивальда поцеловала хомяка в лапку и съехала в зеркальном лифте на первый этаж отеля. Девушка на ресепшен проследила за ней восхищенным и одновременно недоуменным взглядом. Не успела Анна Вивальда на своих высоких тощих ногах пройти несколько шагов по ночному тротуару, как рядом с ней затормозил черный автомобиль с черными стеклами и без номеров. Одно из стекол медленно поехало вниз, и в ночном свете фонарей появилась небритая рожа, которая нагло и сально предлагала Анне Вивальде сто долларов, если она сейчас поедет с ними. Она равнодушно показала ему палец, и через секунду двое небритых восточных парней тащили ее в машину. Она завопила на всю пустую улицу.
Она не поняла, откуда появился двухметровый парень с бритой наголо головой и огромными бицепсами, перекатывающимися в коротких рукавах белой майки с надписью "Мало не покажется!". Он был не один. Из-за его спины выбежал худенький паренек и, взвившись в воздух, в прыжке выпрямил ноги и попал ими бандиту точно в лицо. Бандит со стоном улетел в темноту и оттуда не вернулся. В это время высокий с бицепсами встретил неожиданное препятствие в виде двух человек с ножами, которые медленно двигались вокруг него на полусогнутых ногах. "Чурки, сейчас мочить вас буду!" — весело сказал он восточным людям, вставая в боксерскую стойку.
