Александр Владимиров - Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история « Ветхозаветствующего» прозелитизма

— Раз она секретарь, то должна отвечать за свои поступки по полной.

— У Вали вообще появились отклонения, — наконец ответил Рустам. — Не только шмотки, еще и пляски с казаками. Не исключаю, что она стала уклонистом (так в сталинский период назывались те, кто якобы отклонялся от генеральной линии партии. — прим. авт.). Как, Давид?

Маленький лопоухий Давид сразу почуял, куда ветер дует. Поэтому, после некоторых колебаний, поддакнул:

— Я тоже так думаю. Она мне показывала книгу сочинений Бухарина (один из коммунистических лидеров, член Политбюро, в 1937 г. расстрелян за измену Родине. — прим. авт.).

— Вот это да! — вскричала Надежда, — тоже мне комсомолец.

— Но это было два года назад, — точно угорь вывернулся Давид. — Тогда еще Бухарина не разоблачили.

— Она обязана была предвидеть. А ты молодец! Хоть с опозданием, но сообщил.

— Что нам дальше делать? — Рустам глядел на Надежду как обычно горделиво, но на самом деле жаждал ее решающего слова.

— Ждем местного представителя ВКП(б), он поведет нас на экскурсию.

— А с Валентиной?

— Тут вопрос тонкий, — Надежда отвернулась, чтобы ребята не заметили злобного торжества на ее лице.

Александр поймал машину, и она понесла их в другой конец города. Валентина увидела еще одно лицо Старого Оскола: деревянные дома, узкие улочки, по которым шли женщины с коромыслами. Дорогу то и дело переходили стаи гусей, лаяли собаки.

Горчаков расплатился с шофером, дальше они с Валентиной шли пешком, обходя рытвины, колдобины. Репринцева поняла, почему ее спутник отпустил водителя чуть раньше: здесь автомобилю просто не проехать.

— Недостатки капиталистической системы хозяйства, — в Валентине вновь проснулся марксист.

— Не в этом дело, дороги в России никогда не отличались отличным качеством. Вспомните Салтыкова-Щедрина: две вечные русские беды — дураки и дороги.

Репринцева промолчала, он прав! Здесь, на Юге, она хотя бы видела хорошие трассы. А в СССР отъедешь от Москвы и — полный мрак.

Они вышли на соседнюю улицу, дома — совсем маленькие и неказистые. Какой невероятно богатой казалась ей до сих пор Империя. И вдруг.

Она бы поверила коммунистическим вождям, если бы не ужасающая нищета Советского Союза. Тут есть состоятельные и бедные, но люди живут! Там — почти всеобщая нищета, а в качестве вознаграждения надежда на светлое будущее. «А придет ли оно?» Валентина трепетала от своих сомнений, несколько раз мысленно повторила: «Мы обязательно построим общество изобилия». Однако вера ее становилась все меньше. И ничего изменить в себе она уже не могла. Возникшее молчание нарушил Александр, который так же с грустью смотрел на старые и ветхие домишки.

— Одному философу задали вопрос: может ли в России победить фашизм? Знаете, что он ответил? Он победил здесь давно. Но не национальный, а социальный. Представьте себе: девятнадцатый век, граф и графиня N., зимой живут в Италии, летом скучают в своем поместье, а в промежутках закатывают грандиозные балы в Петербурге. Только кто-то ведь должен был оплачивать их роскошное существование? А это — дворовая челядь, порой не имевшая нормального пропитания. Их еще и розгами били! Разве не фашизм?

Репринцевой показалось, будто она слушает лекцию в университете. Но говорил не красный профессор, а обычный человек свободного мира.

«Я назвала этот мир свободным?»

— Из-за такой несправедливости, Валя, к власти приходят оголтелые, чтобы злобой и невежеством доконать, уничтожить все живое. Во Франции — Робеспьер, в России — Ленин.

Он назвал Ленина оголтелым! Надо возмутиться, развернуться и уйти!.. Но она не ушла, только спросила:

— Какой выход видите вы?

— Жить по нормальным, Божеским законам. Вору-чиновнику остановиться, когда хочется хапнуть еще! Судье быть неподкупным, не посадить невиновного. Налоговому инспектору взять побольше с богатого и поменьше с бедняка. Вот что должно стать нормой человеческого общества. Но как это сложно осуществить!

— Да, нелегко, — согласилась Валентина.

— А вон и дом Варвары.

Дом находился в самом конце улицы и отличался размерами, красивым фасадом. Похоже, колдунья не бедствовала.

Чем ближе подходили, тем заметнее Валентина замедляла шаг. Теперь предстоящая встреча не казалась любопытным, экзотическим приключением, девушке стало страшно! Вдруг колдунья что-то сотворит с ней?

— Смотрите! — воскликнула Валентина.

Небо, которое еще несколько минут назад было светлым, быстро темнело, подул резкий ветер, похолодало. От «материализма» Репринцевой не осталось и следа. Она прошептала:

— Неспроста это!

— Погода летом у нас меняется быстро, — спокойно ответил Горчаков, однако его уверенность не вернула Валентине душевного спокойствия. Ноги ее стали ватными.

— Да что с вами? — удивился Александр.

— Не знаю. Мне туда что-то не хочется.

— Журналист не должен ничего бояться.

— Вы столько рассказали про нее: и порчу наводит, и сглаз.

— Товарищи из комсомола устроили бы вам выволочку.

— Вы еще и смеетесь надо мной.

— Идем! — Александр подвел ее к воротам, которые открылись с большим скрипом.

Небольшой двор, за ним садик, где маленькая беседка, и там — кто-то сидит. Едва они вошли, как выскочила какая-то девка, начала размахивать руками, замычала.

— Нам бы увидеть Варвару, — промолвил Горчаков. Девка в ответ замычала сильнее, гости догадались: немая. Так что она пытается им сказать?

Немая схватила Александра за руку и повела, Валентина — за ними. Однако путь лежал не в дом, а в сад, в ту самую беседку. В беседке — женщина, вроде старуха, а вроде — нет. Вся в темном, голова обмотана платком, лицо рябое от оспы. Она взглянула на них тяжелым сумрачным взглядом, указала на скамью напротив:

— Садитесь.

— Мы. — начал было Горчаков, но Варвара опередила:

— Знаю, кто вы, и зачем пришли, — голос у нее скрипел, как несмазанная телега.

— Тогда может, в дом пройдем? Гроза идет.

— Как идет, так и пройдет. В дом приглашать не стану. Туда заходят только те, кто с добром или за помощью. Вы же — по другому делу.

Последняя фраза огорчила и Александра и Валентину, уже немного отошедшую от первоначального страха. Журналистам было необычайно любопытно побывать в самом доме, поглядеть на житье-бытье таинственной женщины.

— Раз вы знаете, зачем мы тут, тогда сразу и спрошу: вы были знакомы с покойной Зинаидой Петровной Федоровской?

Варвара рассмеялась; Валентина почувствовала, как скрипучий смех раздирает ей уши, Александр просто поморщился.

— Ты что ли в газетке своей обо мне писал? И такая я, и сякая! Против Бога иду, людей дурманю. А сам вон за помощью пришел. Ладно, зла не держу. Люди многое болтают, да на каждый роток не накинешь платок. Насчет Зинки скажу: была она у меня несколько раз.

— С какой целью?

— Полиция допытывалась, теперь ты?

«Полиция?! — подумал Горчаков, — значит, она в курсе?»

— А кто из полицейских приезжал? — вырвалось у Александра.

— Сам начальник.

— Корхов?

— Фамилии не запоминаю, зачем они мне? Ноги у него больные. «Давай, — говорю, — полечу». Он — ни в какую. На нет и суда нет. Пойдет к докторам, они его окончательно залечат.

— И что вы сказали Корхову?

— Что ему тогда, то и вам сейчас: людские секреты не выдаю. Потому и ценят Варвару.

— Он может привлечь вас к ответственности за неоказание помощи следствию.

— Пущай! Как привлечет, так и отпустит. Я к ее смерти непричастна. И боль, которую она с собой принесла, меж нас двоих останется.

— Не в курсе, кто причастен?

— Ищите. Вам за то деньги платят.

— Пытаюсь разобраться. Вдруг слушок какой?

Варвара хитро посмотрела на молодых людей и проскрипела известный афоризм:

— Слухами земля полнится.

«Что она этим хочет сказать? У нее есть информация и она готова поделиться?»

— Порой неграмотная старуха более сведущая, чем известный мудрец.

«Все ясно, хочет денег. Алевтина предупреждала! Что ж, пора договариваться».

— Сколько нужно вам старухе, чтобы просветили нас кое в чем? — спросил Горчаков.

— Я не просвещаю, я правду говорю. Платы не беру, от подаяний не отказываюсь. Жить-то надо.

— Понятно, — Горчаков протянул Варваре несколько бумажек, она, не пересчитывая, взяла, сунула в глубокий карман платья.

— Так я жду? — нетерпеливо произнес журналист.

— Чего ждешь-то?

— Ответа.

— Какого?

— Насчет Зинаиды Петровны.

— Я ведь ответила: секретов не выдаю. И еще говорю: убийцу ищешь не там.

— Где же искать его?

Варвара закрыла глаза, забормотала:

— Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь.