Евгения Мелемина - Осколки под стеклом
На улице по-прежнему шумел дождь.
— Сюда, — пригласил Артур Игорька, указывая на раскрытые дверцы массивного джипа.
Игорек приостановился. За джипом горели неугасимым желтым огнем фары другого автомобиля. В салоне виднелась мохнатая шапка.
— В машину, — с неприятным холодком в голосе повторил Артур, натягивая на узкие руки тонкие кожаные перчатки.
Фары мигнули. Игорек помедлил еще секунду, потом, глубоко вздохнув, вложил пальцы в рот и свистнул. Свист получился пронзительным, словно вой заточенного в ущелье ветра.
Желтые фары дрогнули, лениво перевалились через махину мокрого джипа, а Игорек кинулся в сторону, пытаясь обогнуть препятствие. По его плечу скользнула затянутая в перчатку рука.
Позади дробной россыпью зазвучали частые шаги — тени в камуфляже обрели плоть и ринулись следом.
Вспыхнул страшный свет фонаря, лязгнул металл.
— По ногам! — выкрикнул Артур, распялив вежливый рот в зловещую черную пасть.
Игорек успел заметить, как медленно, неправдоподобно медленно падают в положение боевого прицела длинные дула в руках цвета хаки, и тут его подхватило сухим вихрем и обняло уютом салона старенького такси.
— Конфетку будешь? — спросил водитель и кивнул на приборную панель, на которой осталось всего две карамельки. — Долго ждать пришлось, — пояснил он и показал гору разноцветных фантиков, зажатых в широкой ладони.
Игорек откинулся на спинку сиденья и перевел дыхание. Город несся за окном непрерывной лентой спящих домов и походил на гигантскую ископаемую челюсть со сточенными квадратными зубами.
— И что теперь?.. — не удержавшись, выдохнул Игорек. — Куда мне?
Водитель покосился на него, но промолчал.
С заднего сиденья Игорек вытащил свою куртку и укрылся ею. Остановившимся взглядом долго смотрел в окно.
— У тебя имя есть? — спросил он.
— Есть, — невозмутимо ответил водитель.
— Понятно, — сказал Игорек.
Ему нестерпимо хотелось спать, но в центре грудины ныло и ворочалось чувство вины за все, что произошло — за то, что где-то в пустой квартире не находит себе места мать и даже не прикасается к своим пудреницам и духам, а, наверное, обзванивает друзей, знакомых, больницы и морги…
— Отвези меня к Крису, — сказал Игорек и обнаружил, что машина уже стоит у знакомого подъезда, а водитель невозмутимо грызет крепкими зубами последнюю карамельку.
На мелодичный тихий звонок дверь раскрылась не сразу. Игорьку пришлось потоптаться на лестничной клетке, остерегаясь каждого шороха — в памяти еще свежо было воспоминание о камуфляжной смерти, безропотно подчиняющейся приказам.
Страх нервной дрожью сковал руки. Тусклая лампа под потолком казалась неуместным ориентиром — вот он, вот он Менжик Игорек, под желтым светом, стреляйте…
Дверь раскрылась. Мелькнуло что-то алое с золотом, а только уж потом ослепительные белки глаз негритенка. Игорек присмотрелся — маленький слуга был облачен в шикарную ливрею, в черной лапке держал круглый, в серебряных листочках поднос, на котором дымился маленький глиняный горшочек, укутанный в виноградные багряные листья.
В прихожей было темно. Виднелись только клавиши старинной печатной машинки и позолоченный крюк с длинным черным плащом на нем.
Из комнаты доносились приглушенные голоса. Негритенок, выставив поднос вперед, понесся туда. Горшочек поехал в сторону, но ловко повернутый поднос вернул его на место.
Игорек нерешительно расстегнул куртку, потрогал пальцами свисающие с плеча лохмотья рубашки и снова застегнулся. Ему и без того было стыдно… Вернулся, загнанный страхом.
Вошел негритенок, уже без своей ноши, но с торжественно поднятой свечой в золотых лентах, горящей светом рождественской гирлянды.
Полупоклоном он пригласил Игорька в комнату. Проходя мимо маленького слуги, он почувствовал запах дерева и лака.
— Здравствуй, — сказал Крис, с интересом рассматривая его. Перед Крисом стоял высокий, на витой толстой ножке кубок, и в нем дымилось что-то черное, густое.
По левую руку от него сидел невзрачный тощий субъект в кожаном фартуке мастерового. Субъект в длинных паучьих пальцах держал толстенькую жареную ножку, и Игорек невольно посмотрел на шкаф — голубь-то цел?.. Голубь спал, нахохлившись.
Колода Таро, вальяжно раскинувшись среди виноградных листьев и гранатовых зерен, блаженно молчала, любуясь своим хозяином.
Игорек тоже засмотрелся — ему такого раньше видеть не приходилось. Узкое большеглазое лицо под схваченным кожаным обручем седым дымом длинных волос напомнило ему картинку из книги скандинавских легенд — те же холодные, чистые черты, та же строгость линий, словно не в плоти выведенных, а выточенных изо льда.
Викинги на картинках были бородаты и всклокочены, и Игорьку показалось, что сквозь теплый свечной жар он видит и это — что-то неуловимое и настолько древнее, что менялось всегда, никогда не оставалось на месте и только недавно приняло свою совершенную форму, превратившись в это самое красивое гладкое лицо.
Тощий субъект тоже с интересом поглядывал на Игорька, меланхолично жуя. У него были водянистые тусклые глаза, волосы свисали на виски сереньким дождиком, но чувствовалась та же порода, той же чистой резки ледяная стать.
— Присоединяйся к нашему пиру, — сказал Крис.
Игорек сел. Тут же под руку ему сунулась накрахмаленная вышитая салфетка и глубокое блюдо с дымящимися кусочками мяса. На краю блюда лежала рябиновая гроздь.
Никаких приборов на столе не оказалось, и Игорек, подумав, выловил кусочек из густого соуса просто пальцами.
— А как же твой телефон?.. — спросил он, избегая взгляда тощего, который повернул голову и глядел в упор круглыми страшными глазами.
Крис на секунду задумался.
— Принеси, — коротко сказал он в темноту, и быстрый топот доказал, что его приказание исполняется.
Черный телефон с крепко сидящей на рогатинках трубкой негритенок поднес Игорьку с той же грацией, что прежде блюдо.
— Сними трубку, — сказал Крис.
Игорек вытер руки о салфетку, поднял трубку и прижался к холодному пластику ухом. Сначала он не слышал ничего, а потом появился отдаленный, но нарастающий вой, густой, жуткий. На одной тоскливой ноте держались вибрации тысяч голосов, и все они рыдали, скулили и вопили: Игорек отчетливо увидел мешанину изрубленных тел и в ужасе отбросил трубку. Она, глухо ударившись, покатилась под диван, и негритенок тут же полез за ней.
— Это ты еще моего конвейера не видел, — вдруг глухим и сытым голосом сказал тощий. — Все битком, никакой возможности работать…
— Это Кельше, — кивнул на тощего Крис. — Проводник.
— А кем он был до принятия Закона? — спросил Игорек. — Вершителем, Искусителем, Оружием, Животным?..
Его еще трясло. Мясо на блюде показалось отвратительным, хотя и тянуло от него вкусным прозрачным соком и гвоздикой.
— Искусителем, — не особо удивляясь, ответил Крис.
Свой кубок он подвинул к Игорьку.
— Выпей.
Черное и дымящееся оказалось крепким пряным напитком. Заправленный специями спирт, не иначе… но почему-то черный.
Зато гул голосов в голове утих, а картины прошлого отступили, превратившись в пленку в руках все повидавшего монтажера.
— И чем вы теперь будете заниматься?
Ответил Кельше. Длинными пальцами отщипывая от виноградной грозди лиловую ягоду, сказал:
— Мы-то привычные. Переждем. А что будешь делать ты?
— Тоже пережду, — нерешительно сказал Игорек.
Крис подложил руку под подбородок. Его черные, без признаков зрачка глаза, казалось, вбирали свет ближайших свечей. Он молчал.
— Ему не помешает лекция, — сказал Кельше, — лекция о привычках сильных мира его…
Крис ничего не сказал, и Кельше продолжил:
— Каждый человек знает, что в мире нет ничего необъяснимого, — начал Кельше, — есть необъясненное. И вот завтра-послезавтра физики откроют закон, объясняющий, почему в одном и том же гостиничном номере вешаются постояльцы, а биологи откроют патологию, которая позволила мальчику вспомнить, что в прошлой жизни он был пророком… пророком каким-нибудь.
— Мухаммедом, — подсказал Крис, безразлично глядя куда-то в затянутое муаровым шелком окно.
— Да, — подтвердил Кельше и снова повернулся к Игорьку. — Можно оставить дело физикам, а можно просто отмахнуться от информации, признав ее случайностью, совпадением, психическим заболеванием, выдумкой… — он примолк, а потом спросил: — Ты же не считаешь случившееся с тобой странным?
— Считаю, — нехотя ответил Игорек, начиная понимать то, о чем говорит Кельше. — Но не более странным, чем изобретение машины времени. Или телепортатора, как в СтарТреке…
— Отлично, — удовлетворенно сказал Кельше и сцепил, наконец, свои неугомонные пальцы. — Поверь, в вашем мире все возможно. Таким он был задуман — волшебной шкатулкой с миллионом секретов…
