Юрий Никитин - Тангейзер
Тангейзер свистом подозвал своего коня, тот подбежал веселый, бодрый и послушный, герцог уважительно покрутил головой, Тангейзер повел своего четвероногого друга к убежавшему коню герцога, прячась с другой стороны.
Пока кони обнюхивались, Тангейзер ухватил повод, конь попытался рвануться, Тангейзер с укором погрозил ему пальцем.
– Теперь уже поздно. Рыцарский конь, как и его хозяин, должен с достоинством признавать поражение.
Райнмар завалил тело оруженосца камнями, чтобы погибший красивой смертью не стал добычей хищных зверей, так объяснили опечаленному герцогу, хотя они с Тангейзером обменялись понимающими взглядами.
Ночью гиены все равно разбросают камни и доберутся до трупа, но мертвому все равно, душа верного оруженосца уже наслаждается счастьем в небесном чертоге, но герцогу лучше не знать довольно жестоких местных реалий.
Вечером герцог сам вошел в шатер, где расположились Тангейзер и Райнмар, теперь он уже без доспехов, но выглядит так же подтянуто и собранно, словно готов ринуться в бой в любое мгновение.
– О, – сказал он, – у вас тут уютно.
– Мой оруженосец старается, – объяснил Тангейзер. – Он у меня… домашний такой. Садитесь вот сюда… Это почти кресло!
Герцог усмехнулся, сел с осторожностью, снова улыбнулся.
– В самом деле уютно, – повторил он. – С императором мы общались довольно долго… Сперва, конечно, о германских делах и трудностях в Священной Римской империи… потом поговорили, что здесь любопытного и почему.
Тангейзер сказал почтительно:
– Император знает больше, чем сто мудрецов!.. К нему приезжают ученые мужи из синагог и арабские муфтии из своих центров, они долго разбирают темные места из Ветхого Завета и Корана, а потом с такой же легкостью занимаются вообще непостижимой для меня… как ее… ах да, алгеброй!.. Язык сломаешь…
– Император и мне объяснял, – признался герцог, – но я, честно говоря, так ничего и не понял. Он сказал, что это ничего, завтра он может объяснить все снова…
– Хорошо быть герцогом, – ответил Тангейзер.
Герцог кивнул.
– Да, бывают и преимущества. Хоть и хлопот больше, чем у фрайхерра… вы ведь фрайхерр?
– Всего лишь, – ответил Тангейзер.
– Увы, – сказал герцог, – графом я вас сделать не могу, но вот подарить пару деревень… У вас где поместье?
– У меня его уже нет, – ответил Тангейзер.
Герцог спросил встревоженно:
– Что случилось?
Тангейзер сдвинул плечами.
– Ваша светлость, хорошие доспехи, настоящий рыцарский конь, меч и копье стоят дорого!.. Пришлось продать, иначе мне всю жизнь бы торчать в своем медвежьем углу. А так я здесь, вижу дальние страны, о которых раньше только мечтал…
Герцог подумал, посмотрел на него исподлобья.
– И не жалеете о потере?
Тангейзер подумал, ответил честно:
– Конечно, жалею. Но в одной ладони два яблока не удержать. Приходилось выбрать: либо – либо.
– Но сейчас, – спросил герцог, – если бы была возможность снова сменить коня и доспех на свадьбу… как бы поступили?
– Отказался бы, – ответил Тангейзер без колебания. – Мне пока нравится ехать и ехать, рассматривая новые страны, народы, удивляться иным обычаям, слушать странно звучащие языки… Потом да, конечно, я хотел бы вернуться в свое поместье. Но, увы, придется идти на службу к лорду, который не растратил, как я, землю и поместье.
Герцог не сводил с него острого взгляда.
– Мне нравится, – сказал он неожиданно, – как вы рассуждаете, фрайхерр. Ехать по странам и смотреть – прекрасно, но это путь вечного учения, однако когда-то нужно остановиться и либо работать, либо других учить. А если всю жизнь учиться самому… какая от вас польза? Господь не любит пустоцветов.
Тангейзер ответил вежливо:
– А мне нравится, как говорите вы.
Герцог кивнул, откинулся на спинку кресла, но все так же не сводил с Тангейзера испытующего взгляда.
– Хорошо, мы обменялись комплиментами, как воспитанные люди, а теперь я хочу предложить вам кое-что. Вы спасли мне жизнь, и с моей стороны будет черной неблагодарностью сделать вид, что ничего не случилось. Да и мои воины будут говорить обо мне, как о человеке жадном и недостаточно честном…
Тангейзер сказал с достоинством:
– Ваша светлость! Любой рыцарь точно так же бросился бы на помощь! В этом нет моей заслуги!
– Есть, – ответил герцог. – Вы спасли мою шкуру. Я хочу вам подарить поместье и пару деревень при нем. Довольно живописное место, вам понравится. Пока там управляют от моего имени, но как только появитесь, вам передадут все бумаги на владение…
Тангейзер молча преклонил колено и поцеловал кольцо на руке герцога.
– Ваша светлость, – произнес он с чувством, – вы очень щедры.
– Ну, не очень, – засмеялся герцог, – вообще-то я человек прижимистый, но лорд должен быть щедрым, чтобы не растерять популярность среди тех, кто за ним идет… Хорошо, на этом я вас оставлю. Если что понадобится – обращайтесь. Двери моего кабинета для вас открыты всегда.
Он поднялся, дружески кивнул и вышел.
Райнмар зашевелился в углу, произнес с почтением:
– Хорошо быть рыцарем… Р-р-раз, и на поместье больше. Да еще с деревеньками!
– Тебе остался шажок до рыцаря, – утешил Тангейзер. – Только правила этикета выучи, а все остальное у тебя уже есть.
– Да? Я петь еще не умею.
– Это не главное, – пояснил Тангейзер. – За воинские подвиги в рыцари посвятят любого, кто первым поднимется на стену, прорвется в пролом или поднимет знамя на башне чужой крепости! Не говоря уже о победах на поле битвы… Ладно, пойди купи вина, нужно отпраздновать получение поместья.
– Вы его еще не видели! Вдруг там развалины?
– Герцог такое не подарит, – сказал Тангейзер, но тревога все-таки шелохнулась в груди. – Он сам сказал, что сеньор должен быть щедрым напоказ.
– Сказал, – согласился Райнмар. – Но в долг больше нам не дают!
– Тогда у Мазоха возьми!
– И Мазох не дает…
– А как Иеремия?
Райнмар покачал головой.
– Никто не дает. Все говорят в один голос, что надо сперва погасить прошлые долги.
Тангейзер задумался, потом Райнмар видел, как лицо его хозяина просияло, он сказал бодро:
– Пойду к императору и расскажу с восторгом, какие у него замечательные подданные в Священной Римской!.. Ему это понравится!
Райнмар спросил настороженно:
– Это заменит кувшин вина?
– Нет, но у императора всегда можно напиться!
Глава 13
С утра снова потянулась выжженная равнина, хотя когда-то здесь, если верить Библии, все было в роскошнейших садах.
Константин, что в последние дни не расставался с Ветхим Заветом, всякий раз находит там места, по которым идет войско, и с восторгом тыкал пальцем в строки.
– Смотрите, смотрите! «Деревья опускали цветы долу, воды цистерн выходили из краев и на всех ветвях пели птицы, приветствуя проходящую с младенцем на руках Марию…»
Карл сказал брезгливо:
– Это не те места.
– Откуда знаешь? – спросил Константин обидчиво.
– Мария несла младенца из Вифлеема, – заметил Карл. – А до него еще далековато.
Константин фыркнул.
– Далековато? Да я, если хорошо размахнусь, через всю Иудею переброшу камень! А то и копье.
– А я если хорошо выпью, – сказал Карл, – всю Иудею соберу в мешок и рассыплю на своем огороде. Ха-ха-ха!..
Вальтер послушал, обронил невинно:
– Из двух пререкающихся прав тот, кто умолкает первым.
Тангейзер сказал с отвращением:
– Что здесь за край?.. Все умничают, умничают… Уйду я от вас, поэтам мудрствования вредят. Я человек возвышенный, небом одаренный, а вы тут всякое говорите, что мне мозги вывихивает…
Они второй день двигались через Иудейскую пустыню, всю из каменистых и песчаных холмов, что тянется до самой Иорданской долины. Злой до остервенелости кустарник ухитряется запускать корни поглубже в поисках подземных вод, торчит между камней, истязаемый ветрами, а под ним часто прячутся змеи.
Колодцы – редкость, почти везде вокруг бедуинские стоянки, а когда ехали к колодцу святой Магдалины, там расположились шатры правильным кругом, все из серого войлока мышиного цвета. Всюду верблюжий помет, моментально высыхающий на этом зверском солнцепеке, да и вообще полно сухого помета от ослов, коз и собак.
Константин пробормотал:
– Посмотри на них… Не понимаю, у нас зимой так не одеваются.
Тангейзер пожал плечами.
– Может быть, у них вера такая?
– Шутишь?
– Ну почему же…
– Нет такой веры, – сказал Константин почти сердито, – чтобы такими мелочами занималась.
– Ну почему же? – возразил Вальтер. – Я слышал, Коран как раз и занимается бытом. Там в первой же суре сказано что-то типа того, что Аллах ничего не делает для себя, а все только для людей.
