Роман Злотников - Мерило истины
И тут рвущей барабанные перепонки сиреной заполнил спальню хриплый визг Игоря Двухи.
В отчаянном броске умудрившись сорвать с руки Мазура намотанный на кисть ремень, Двуха стоял теперь посреди «взлетки», чертя над головой гибельной бляхой свистящий круг.
— Убью, пидоры! — надрывно-истерически вопил он, выпучивая глаза. — Убью, мне терять нечего!
Противники отхлынули со «взлетки», на всякий случай хоронясь за койками. Изрядно потоптанный Командор ворочался на полу, силясь подняться. На белой коже его во многих местах пунцовели следы ударов, из разбитых в синие лепешки губ хлестала по подбородку и горлу кровь, собираясь под ним в темную лужу… страшно кривилось к скуле полуоторванное ухо…
— Поубиваю всех! — продолжал хрипло голосить Двуха, вроде бы безумно, но на самом деле, скорее всего, расчетливо предполагая привлечь своими воплями внимание тех, кто должен был следить в расположении за порядком.
И так жуток был вид Игоря, так страшно гудела, рассекая спертый воздух, смертоносная бляха, что никто не смел подступиться к нему. Те, кто еще минуту назад жаждали схватки, сейчас неуверенно жались, не рискуя вылезти вперед. И неизвестно, чем бы все это закончилось, если бы не Олег, скользнувший к Двухе сзади. Очередной сумасшедший вопль вдруг прервался. Двуха замер в дурацкой позе — полуприсев на растопыренных ногах, одну руку вытянув вперед в угрожающем жесте, а другую, пустую, задрав над головой.
— Довольно, — негромко произнес Олег, аккуратно складывая пополам и еще раз пополам отобранный ремень. — Пока кто-нибудь всерьез не пострадал, остановись. Я ведь говорил тебе, Игорь, не стоит устраивать драку. Боле драться никому не позволю.
Несколько секунд тянулась оглушающая тишина, а потом чей-то голос, гулкий и низкий, насмешливо спросил:
— Да ну?
Каждый, кто присутствовал в этот момент в казарме, обернулся туда, откуда донесся этот голос.
— Да ну? — повторил Мансур, медленно поднимаясь, расправляя плечи и наматывая на правый кулак снятое с шеи полотенце.
* * *— Так как ты сказал? — осведомился Мансур. — Никому драться не позволишь? Это ты так решил, да?
— Вестимо, — ответил Олег и отбросил сложенный ремень на ближайшую койку.
— Здесь я говорю, когда и кому что делать, да?
Мансур говорил почти без акцента, лишь слишком сильно напирал на гласные, приглушая их и наделяя горловой хрипотцой. Еще одной заметной особенностью его речи было окончание вопросом почти каждой фразы.
— Почему? — отозвался Олег.
Мансур хмыкнул:
— Потому что я самый главный, да? — ответил он.
— А почему ты самый главный? — тут же спросил снова Олег. Он спрашивал серьезно. Нисколько не было похоже, что он пытается тянуть время или, избави боже, издевается над Мансуром. Было понятно, что Олега действительно интересовал ответ на этот вопрос.
Мансур тоже это понял.
— Почему?.. — немного удивленно повторил он. — А больше некому потому что. Кто еще? — И снова хмыкнул, широко раскинув руки, словно приглашая любого желающего оспорить его власть.
— Выходит, личный состав подчиняется не только и не столько приказам вышестоящего командования, а тому из числа своих же, кто сильнее и беспощаднее прочих?
— Да, — с усмешкой согласился Мансур. — А как же? Звездочки что, человеку ума и сил прибавляют? Если ты баран, хоть с головы до ног увешайся звездочками, все равно бараном останешься, правильно, нет? Сильный — всегда главный, правильно, нет?
— Нет, — спокойно сообщил Олег. — Достойный — всегда главный. А так, как ты сказал, быть не должно.
Это высказывание прозвучало так неожиданно, что Мансур, неторопливо шагавший по «взлетке» все ближе и ближе к Олегу, остановился. Склонив голову, внимательно посмотрел на того, кто стоял перед ним — невысокого темноволосого парня, ничем примечательным не выделявшегося. И не нашелся, что сказать.
— Ай… — слабо простонал за спиной Олега Командор.
С помощью Двухи, уже успешно вышедшего из оцепенения, Командор поднимался на ноги.
— Вы, суки, вообще, что ли, отмороженные?! — с непогасшими нотками истерии в голосе выкрикнул Игорь. — Вы что с ним сделали? За это точно вам, уроды, суд светит! Вы знаете, кто он такой? А? Кто батя его, знаете?
— Жубы целые… — пробормотал тем временем Александр Вениаминович Каверин, шлепая языком по распухшим губам. — Ребра… — он погладил себя по бокам, — тоже, кажется… Что жделали, Игорек? Что со мной? — встревоженно вопросил он, шаря ладонями по телу в поисках повреждений.
— Ухо же! — воскликнул Игорь. — Оторвали… почти!
Командор мгновенно схватил себя за изувеченное ухо и тут же отдернул руку, точно обжегшись.
— Ай! — завопил он и затопал ногами. — Ухо! Ухо! Скорую!.. Меня же оперировать!.. Срочно!.. Надо!.. Помогите!
— Нет особой нужды в спешке, — оглянувшись, успокоил его Олег. — И рана твоя весьма несерьезна, не следует так беспокоиться. Довольно простейшей операции, кою способен исполнить любой…
Мансур с поразительным для своего громадного тела проворством метнулся вперед, на Олега. Этот бросок был стремителен и бесшумен, но Трегрей успел обернуться.
Дальше произошло нечто странное. Олег даже не поднял рук, чтобы защититься, но Мансур, подлетевший уже почти вплотную к нему, вдруг застыл, на крохотную долю секунду окаменел в своем порыве — и тотчас откинулся назад с такой силой, что едва устоял на ногах. Словно он наткнулся всем телом на упругую невидимую преграду.
На виске Олега обозначился голубой зигзаг вздувшейся вены. Пульсирующе толкнулся под кожей несколько раз… и растаял.
Мансур шатнулся в одну сторону, в другую… И нетвердо ступая, двинулся прочь от Олега. На ходу он беспрерывно встряхивал головой и беспорядочно поводил руками перед собой, словно пытался отмахнуться от чего-то, видимого лишь ему одному. Он выглядел так, как выглядит оглушенный за секунду до того, как окончательно потерять сознание и рухнуть наземь.
— …операции, кою способен исполнить любой человек, имеющий минимальные навыки оказания медицинской помощи, — договорил между тем Олег, снова обратившись к Командору.
А потом Трегрей повернулся к Мансуру. Того, обмякшего и безвольного, с великим трудом удерживали в вертикальном положении Саня Гусь, Мазур и еще двое солдат.
— Братан, ты чего?.. Ты чего, братан?.. — быстро-быстро шептал, с тревогой заглядывая в лицо Мансуру, Гусь.
— Я же сказал, — произнес Олег, — никому боле драться не позволю. Разве непонятно? Я это решительно возбраняю.
Мансур в очередной раз встряхнул головой. И вдруг выпрямился и посмотрел вокруг взглядом уже не мутным, а более-менее осмысленным. Вся казарма замерла в опасливом ожидании, что сейчас грянет такая буря…
Но ничего подобного почему-то не произошло. Мансур поворотом тела вырвался из рук добровольных помощников, тяжело протопал к своей койке и, ни слова не говоря, ничком упал на нее и затих.
В коридоре застучали торопливые шаги.
На пороге возник встрепанный и полуодетый дежурный старший лейтенант Бородин, за глаза именуемый в части Бородулей. За спиной Бородули маячил бледный Сомик, а за спиной Сомика — хлопал глазами растяпа-дневальный.
— Во, ловкий душара… — изумленно прошипел кто-то, отдавая дань почти неестественной ловкости, с которой Женя умудрился выскользнуть из казармы так, что никто его исчезновения и не заметил.
— Что за шухер в расположении?! — начал было начальственным раскатом Бородуля, но сразу осекся, заметив окровавленного Командора. — Вы что, придурки, охренели совсем? — понизив голос и инстинктивно оглянувшись, захрипел он. — На дизель не терпится, козлы?.. Эй, как тебя?.. Пострадавший! Марш со мной в санчасть! Как же ты так, болезный, неудачно с койки-то упал… Что?! — рыкнул он на открывшего было рот Двуху. — Я сказал «с койки упал», значит — с койки упал!
— Рядовой Каверин был избит, — проговорил Олег. — И каждый здесь это подтвердит.
Если Бородуля его и услышал, то реагировать не стал. Не до того было Бородуле.
— В санчасть, в санчасть!.. — суетился он. — Ты, ты и ты! Взяли быстро этого парашютиста и волоките в санчасть… Уроды, нашли время барагозить… И ведь, твари, именно в мое дежурство. Постой, а фамилия парашютиста как? Каверин? Это, тот самый Каверин, что ли, за которого из штаба просили?.. Ух, екарный бабай! Нашли, кого бодрить! Шумиха, блин, подымется!..
* * *Когда казарма затихла, младший сержант Бурыба поднял голову, осторожно осмотрелся. Все спали… Или делали вид, что спали. Бурыба тихонько встал, подтянул трусы и на цыпочках пробрался по проходу к той койке, из изголовья которой он не так давно вырвал дужку. Щурясь в потемках, он начал торопливо, но внимательно осматривать дужку, почти касаясь ее носом — точно обнюхивал.
