Вероника Рот - Инсургент
— Что ты боишься рассказать? — спрашивает он.
— Все, что было. Не хочу вновь проходить через это.
Он кивает. Я закрываю глаза и притворяюсь спящей. В комнате нет часов, поэтому я не могу считать минуты до допроса. Может, за временем здесь не уследишь, но я чувствую, как оно давит на меня, как неизбежно приближается час допроса, будто прижимая меня к плиткам пола. Возможно, время не ощущалось бы таким гнетущим, если бы не чувство вины — вины за то, что я знаю правду, она сокрыта так глубоко во мне, что никто не может ее увидеть, даже Тобиас. Возможно, мне не стоит бояться собственного рассказа, ведь честность приносит облегчение.
Видимо, я все-таки задремала и проснулась от звука открывающейся двери. Входят несколько Бесстрашных, и мы встаем на ноги, когда один из них произносит мое имя. Кристина проталкивается мимо других Бесстрашных и обнимает меня. Ее пальцы впиваются в рану на моем плече, и я вскрикиваю.
— Рана на плече, — говорю я. — Ой.
— О, боже! — она отпускает меня. — Прости, Трис.
Она не похожа на Кристину из моих воспоминаний, ее волосы стали короче, как у мальчишки, и кожа стала сероватого оттенка, вместо теплого коричневого. Она улыбается мне, но в ее глазах читается усталость. Я пробую улыбнуться в ответ, но волнение мешает. Кристина будет присутствовать на моем допросе. Она услышит, что я сделала с Уиллом. Она никогда меня не простит.
В том случае, если у меня не получится побороть сыворотку, чтобы скрыть правду. Это действительно то, чего я хочу? Вечно мучиться?
— Ты в порядке? Я услышала, что ты здесь и пришла проводить тебя, — говорит она, когда мы покидаем комнату с белым полом. — Я знаю, что ты не делала этого. Ты не предатель.
— Я нормально, — отвечаю я, — И спасибо тебе. Как ты?
— О, я … — она умолкает и прикусывает губу. — Кто-нибудь сказал тебе… Я имею ввиду, может, сейчас не подходящее время, но…
— Что? Что случилось?
— Ммм… Уилл погиб в нападении, — отвечает она и бросает на меня взволнованный взгляд, словно ожидая чего-то. Но чего?
О, я же не должна знать, что Уилл мертв. Я могла бы постараться притвориться, но вряд ли у меня выйдет достаточно убедительно. Лучше признать, что я уже знаю. Но я не знаю, как это можно объяснить, не раскрывая правды. Внезапно, я чувствую себя слабачкой, неужели я и правда продумываю, как получше обмануть подругу?
— Знаю, — говорю я. — Видела его на мониторах, когда была в комнате управления. Мне так жаль, Кристина.
— О, — она кивает. — Что ж, я… рада, что ты уже знала. Я не хотела рассказывать тебе новости в коридоре.
Короткий смешок. Быстрая улыбка. Все мы уже не такие, какими были раньше.
Мы заходим в лифт. Я ощущаю взгляд Тобиаса на себе, он знает, что я не видела Уилла на мониторах, и до сих пор не знал, что Уилл мертв. Я смотрю вперед и делаю вид, что от его взгляда меня не бросает в жар.
— Не волнуйся на счет сыворотки правды, — говорит Кристина. — Это просто. Под ее воздействием вы не будете понимать, что происходит. И только, когда очнетесь после, будете помнить все, что сказали. Я прошла через это, когда была ребенком. Это обычное явление в Искренности.
Другие Бесстрашные в лифте переглядываются. В обычных обстоятельствах ей наверняка бы сделали выговор за то, что она обсуждает свою старую фракцию, но сейчас необычные обстоятельства. Ни в какое другое время нашей обычной жизни ей бы не позволили сопровождать своего друга, подозреваемого в предательстве, на допрос.
— Остальные в порядке? — спрашиваю я. — Юрай, Линн, Марлен?
— Все здесь, — отвечает она. — Кроме брата Юрая, Зика, он с остальными Бесстрашными.
— Что?! — Зик, который обеспечивал мою безопасность на кабеле?
Лифт останавливается на верхнем этаже, и люди выходят друг за другом.
— Знаю, — отвечает она. — Никто не думал, что так будет.
Она хватает меня за руку и тянет к дверям. Мы спускаемся по черному мраморному коридору. Должно быть, тут легко потеряться, все выглядит совершенно одинаковым. Мы спускаемся по очередному коридору и проходим сквозь двойные двери.
Снаружи «Морг Центр» представляет собой приземистый блок с узкой приподнятой центральной частью. Внутри это трехэтажная комната с дырками вместо окон. Я вижу темное беззвездное небо над собой. Здесь мраморные полы белого цвета с символом Искренних в центре. Стены освещены рядами тусклых желтых огней, создающих ощущение, будто комната пылает. Каждый голос здесь отражается эхом.
Большинство Искренних и оставшиеся Бесстрашные уже собрались. Они сидят на многоуровневых скамьях, расположенных по периметру комнаты, но не всем хватает места, поэтому некоторые толпятся вокруг символа Искренних. В центре символа между разновесными весами стоят два стула.
Тобиас берет меня за руку, и наши пальцы переплетаются. Бесстрашные охранники ведут нас в центр комнаты, навстречу раздаются шепот и насмешки. Я замечаю Джека Кана в первом ряду многоуровневой скамейки.
Пожилой темнокожий мужчина выходит вперед, держа в руках черную коробку:
— Меня зовут Найлс, — говорит он. — Я буду вашим собеседником. Вы, — он указывает на Тобиаса. — Сделайте шаг вперед, пойдете первым.
Тобиас сжимает мою руку и затем отпускает, оставляя стоять с Кристиной на краю символа Искренних.
Найлс открывает черную коробку. Там лежат две иглы: одна для Тобиаса, вторая для меня. Так же он вытаскивает из кармана антисептик и передает Тобиасу. В Бесстрашии о таких вещах не сильно беспокоятся.
— Инъекция будет сделана в шею, — сообщает Найлс.
Слышу, как Тобиас распыляет себе на шею антисептик.
Найлс делает шаг вперед и погружает иглу в шею Тобиаса, вводя ему в вену голобоватую жидкость. В последний раз я видела иглу в шее Тобиаса, когда Джанин ввела его в новое моделирование, которое, как она считала, эффективно даже для Дивергентов. Тогда я думала, что потеряла его навсегда.
Воспоминание заставляет меня содрогнуться.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Перевод: Надя Подвигина, Катерина Мячина, Воробьева Галина, Екатерина Забродина, Вика Фролова, Андрей Кочешков, Суглобова Валентина, Маренич Екатерина, Мартин Анна
Редактура: Валентина Суглобова, Юлия Исаева, allacrimo, Любовь Макарова, Индиль
— Я задам тебе ряд простых вопросов, пока сыворотка еще полностью не подействовала, поскольку требуется полный эффект, — говорит Найлс. — Так, как тебя зовут?
Тобиас сидит, сутулясь, с опущенной головой, такой же тяжелой для него, как и собственное тело. Он хмурится и корчится в кресле, и, сквозь стиснутые зубы, отвечает:
— Четвертый.
Может быть, невозможно лгать, находясь под сывороткой правды, но согласитесь: его зовут Четвертый, пусть это и не имя, данное ему при рождении.
— Это прозвище, — говорит Найлс. — Как твое настоящее имя?
— Тобиас, — отвечает он.
Кристина толкает меня:
— Ты знала это?
Я киваю.
— Как зовут твоих родителей?
Тобиас открывает рот для того, чтобы ответить, но затем сжимает челюсть, чтобы слова не вырвались наружу.
— Разве это важно? — спрашивает Тобиас.
Окружающие меня Искренние бормочут что-то друг другу, некоторые из них хмурятся. Я поднимаю бровь и смотрю на Кристину.
— Очень трудно не сразу отвечать на вопросы, пока действует сыворотка правды, — говорит она. — Это значит, что у него действительно сильная воля. И есть, что скрывать.
— Быть может, раньше это и не было важным, Тобиас, — говорит Найлс. — Но теперь, когда ты сопротивляешься, тебе придется ответить на вопрос. Имена родителей, пожалуйста.
Тобиас закрывает глаза.
— Эвелин и Маркус Итаны.
Фамилии — просто дополнительные средства идентификации, полезны только для предотвращения путаницы в официальных документах. Когда мы вступаем в брак, один из супругов должен взять другую фамилию, или оба должны принять новую. Тем не менее, имея возможность менять имена от семьи к фракции, мы редко вспоминаем о фамилиях.
Но каждый знает фамилию Итан. Это легко понять хотя бы по тому, какой возникает шум сразу, как Тобиас ее произносит. В Искренности все знают Маркуса, как наиболее влиятельного правительственного чиновника, и некоторые из них, должно быть, читали статью Джанин о его жестокости с сыном. И это была единственная правдивая вещь. Теперь все знают, что Тобиас и есть тот самый сын.
Тобиас Итан — мощное имя.
Найлс ждет тишины, затем продолжает.
— Итак, ты сменил фракцию, не так ли?
— Да.
— Ты перешел из Отречения в Бесстрашие?
— Да, — огрызается Тобиас. — Разве это не очевидно?
Я кусаю губы. Он должен успокоиться, он тратит слишком много энергии. Чем более неохотно он отвечает на вопрос, тем более желанно для Найлса услышать ответ.
