Гой - Вячеслав Прах
Еще одна бессонная не ночь в Катарсисе. Мирон подтвердил слова Гета, к Захару идти смысла нет. Гет – личность известная в своем мирке, его мало кто в глаза видел из здешних, не имею в виду один лишь град Покоя, потому как мало кто ходил до Пустоши. Отель в станице Покинутых – излюбленное место многих изгоев. Это здесь нас по пальцам руки пересчитать, а в станице Покинутых таких в разы больше. Собираются в путь далекий – исследовать земли Катарсиса, да новые маршруты кровью исписывать, дары собирать. Вернутся другими за одну ходку, несколько дней не смогут точно сказать, сколько пальцев на руке; после придут в себя и просиживают дни в отеле, да дуру свою пьют. Редко кто покупает дуру. Это здесь, в граде Покоя, непомнящие, еще Катарсиса не видавшие, могут из чужих рук и дуру взять, и отраву. А там, в станице, такого нет. Бывает, в отеле расслабишься, оклемаешься от ходки, а внутри-то все равно ноет, в безопасности особенно – не отпускает. И начинаешь себя дурой травить по новой. Забываешься. Привыкаешь к дуре. Идешь на смерть за дурой, чтобы вернуться и травить себя ею. Забываться. Не нужно этого. Держись, Сашик, подальше от отеля. Отпусти это место – там нет ни тебя, ни Питона. Надо спать, сегодня жив. Благодарю тебя, Катарсис. Завтра будет видно. Нет тебя, Питон, известный на весь Катарсис изгой и естествоиспытатель. Лучник и верный друг. Не хватает тебя, друже. Крепко не хватает. Все. Залепи этот нескончаемый поток. Спать.
Проснулся – светло на дворе. Засыпаешь – светло. Уже совсем скоро наступит Ночь. Весь град ощущает приближение Ночи. Один из самых страшных демонов Катарсиса – Ночь.
Град еще спал. Пикассо стоял на посту. Подошел к нему.
– Как дежурство?
– Спокойно. За всю смену возле града пробежали два ванака. Вдалеке видел хранителей. Куда-то своей дорогой шли.
– Прогуляться собираюсь. Данилу с собой беру. Человек еще один нужен. Пойдешь?
– Пойду.
– Вот и славно.
– Куда путь держим, Злой?
– Дом Захара и Волчья нора. Заночуем там. Вернемся в град завтра.
– Дура? Источник?
– Да. Наберем дуры для Мирона. Прибыль делю на троих. Для себя наберем воды в ручье у Волчьей норы. Давно воду из ручья Катарсиса не пил.
– Нехорошее место, говорят, Волчья нора.
– Поменяешься – сильно языком не чеши. Выспись перед походом. Пойдем в четыре утра. Место сбора – здесь. Ты мне нужен бодрым. И чтобы коробка соображала.
– Понял. Буду в четыре на месте.
– Бывай.
Часть третья
Источник
Зашел я в комнату к соседу. Мирон целый день в делах, слова не вытащишь.
– Говорят местные охламоны, что тьма у тебя в котелке, Гет.
– Тебе все шутки, Злой. За глаза шепчутся, хуже баб. Хоть бы один в лицо сказал чего-нибудь.
– Да какие тут шутки. Пикассо пойдет завтра третьим.
– Решил все-таки его взять. А если не сработает?
– Все может быть.
– Уверен в нем?
– Я ни в ком не могу быть уверен. Пусть пацан немного Катарсис потопчет вместе с нами, успеет еще сам потоптать. Не сработает, будет ему опыт, глядишь, и своих товарищей со временем подобьет на походы.
– В четыре?
– Да. Точка сбора прежняя.
– Что при тебе, Злой?
– Револьвер. Две коробки патронов. Лук с дюжиной стрел. У самого?
– Слышал, что ты лучник хороший. Не одного нелюдя луком положил. Припрятал карабин недалеко от Волчьей норы, когда из Пустоши в град Покоя путь держал. Патронов достаточно.
– Недурно. Кто продал? Запрет же у барышников.
– Сейчас запрет, да. До запрета удалось отхватить экземплярчик. И не два барышника в Катарсисе, Злой, а минимум три. Зак – в наших краях.
– Догадался.
– У малого что при себе? Револьвер?
– Да.
– Что есть. Даст Катарсис, выживем и дело свое закончим.
– Собираемся так, будто дюжина отпрысков Катарсиса, нелюдей проклятых, нас поджидает впереди. И правильно.
– Ко всему нужно быть готовым, – сказал Гет. – Слыхал, что Гриб решил пока остаться в граде?
– Да. Переспал парень со своими мыслями.
– Его воля. Пацаненок вроде неплохой.
– Каково там, в Пустоши, егерь?
– Конкретизируй.
– С дарами густо?
– Тебя только это интересует, Злой?
– Саша. Сашик мое имя. Можешь и так называть. Чем ты живешь в Катарсисе, Гет?
– Заказами живу, Сашик. Знаю свое место, знаю свое дело. Нужно выследить костреба и крылышки ему укоротить – обращаются ко мне. Приходит человек в поселение наше издали, дары при себе имеет и деньги. Делает заказ. У меня есть напарники. Вижу я этого человека в первый и последний раз. И лишних вопросов не задаю.
Вижу я. Вижу, что мечешься ты из стороны в сторону, как маятник. Хоть и спокойствие наружное приобрел в жизни за ценную монету, испачканную кровью своей. Неспокойно на душе. Насколько мне известно, Злой, вы с Питоном напарниками хорошими были…
– Друзьями.
– И дары барышникам жирные таскали. И гуляли так, что весь отель в станице Покинутых веселился за ваш счет и вспоминал добрым словом.
– Было и такое.
– Переосмыслил что-то после смерти друга? Если в душу лезу, а ты против – останови.
– Лезешь, Гет. Лезешь. Да, переродился. Выгадил себя заново. Пытаюсь жить без дуры, но с дырой, и не заглушать ничего. Без дуры труднее.
– Знаю, что труднее. Зато без дуры можно выжить и на мир смотреть, а не в себя. И можно жить. Это иллюзия, что оно легче под дурой.
– Ага. В мутной воде видишь дно, егерь.
– Каждый что-то потерял. Каждый много раз умирал, да все не подохнем никак. Не мне тебе рассказывать, что у нас творится внутри.
– Цель есть. Отель в станице Покинутых мне надо бы десятой дорогой обходить. Нужно уйти подальше от тех мест и попытаться начать все заново.
Сейчас зацепился за это дело, Мирону обещание дал – найти урода, покромсавшего этих детей. Пока этим обещанием и живу.
– Пойдем со мной в Пустоши, когда закончим здесь, если цель твоя не ведет тебя в другую сторону. Покажу тебе дорогу долгую, запомнишь эту дорогу, в карты себе добавишь.
