Млечный путь № 1 2017 - Песах Амнуэль
Увлекая его к постели, она берет его за руку тем жестом, который напоминает о чем-то, что однажды ему пришлось забыть, сохранив лишь в дальнем уголке, спрятанном в подполе разума, смутный образ: похожий же разворот плеча, тот же изгиб запястья, то же пожатие пальцев…
Но он снова забывает об этом, когда она целует его, заставляя опуститься на ложе.
– Сегодня, – жаркий шепот прокрадывается в его ухо – мы зачнем твоего наследника, я знаю это…
Само обещание способно свести с ума.
Она любит его этой ночью не так, как обычно, и от этого он сам становится другим.
Она всегда казалась ему хрупкой, поэтому он боялся ее поранить. А сейчас это женщина, наделенная страстями тигрицы, поэтому он становится охотником.
Она чертит на его коже языком какие-то знаки, и поэтому он позволяет своему языку исследовать все ее тело.
Раньше они были нежны и немы, а теперь слушают бесстыдные стоны, и ее ногти царапают его спину, а его руки впиваются в ее бедра, оставляя синяки, отметины, знаки принадлежности и господства.
Когда он входил в нее, она всегда закрывала глаза, но в этот раз они смотрят друг на друга безотрывно, а потом она, задыхаясь, выкрикивает его имя, и почти сразу же на короля наваливается сон, будто его запихнули в черный мешок, и, очнувшись на рассвете, он вспоминает только то, что к нему приходила Гвиневра, которой не должно быть в Камелоте, и которая не была Гвиневрой, потому что та женщина – он уверен в этом – действительно любила его.
Младенец рождается с пуповиной, обвитой вокруг его шеи, багровый от удушья, и повитухи объявляют его мертвым.
Моргана требует, чтобы ребенка дали ей на руки, и приказывает всем убраться. Роды продолжались больше суток и вычерпали ее силы, но остатка хватает на несколько слов заклинания, для которого она использует собственную кровь.
Первый крик Мордреда звучит с яростью загнанного в ловушку зверя.
Весь первый год его жизни ей приходиться ворожить постоянно, и теперь она носит «вуаль», не снимая, скрывая от людей поседевшие волосы и пергаментную хрупкость кожи. Она научилась забирать чужую красоту, не забирая жизней, иначе в окрестностях замка не осталось бы ни одной юной девы.
Младенец страдает кишечными коликами и вздутием, не может удержать грудного молока, покрывается красными пятнами, кашляет, задыхается от мокроты и рвоты, горит в лихорадке и плачет, плачет, плачет, его крики затопляют покои Тинтагеля и заглушают шум волн за окнами замка, Мордред – это море, на котором не смолкает шторм…
Через год все болезни проходят, и Моргана знает, что подействовало не ее волшебство. Просто ее сын решал, жить ли ему на свете или умереть. Она сразу понимает, что Мордред будет делать только то, что сам пожелает, и колебался в своих желаниях в первый и последний раз.
Мордреду два года, на его коже нет веснушек, никаких помарок на снежной белизне. С иссиня-черными волосами он напоминает существо, нарисованное углем на чистом листе. Детская пухлость, складочки-ямочки и небесные глазки… Ни одна женщина не зовет его «ангелочком».
Мордреду четыре года, и он бежит так быстро по скользким ступеням лестницы, вырубленной в скале, что падает и ломает ногу. Моргана за мгновение залечивает кость ценой нескольких лет своей жизни и просит его быть осторожнее.
– Хорошо! – бросает мальчик через плечо и, не поблагодарив, вылетает из горницы, чтобы продолжить бег.
Мордреду пять лет, и они стоят на парапете, бросая камешки вниз.
– Ты можешь сделать так, чтобы они не падали в воду? – спрашивает он.
– Могу, – улыбается Моргана. – Сила магии велика, она способна преодолеть даже притяжение земли, именуемое силой гравитации. Запомни это понятие.
– Гра-ви-та-ци-я, – старательно повторяет мальчик. – Гравитация, притяжение земли… Запомнил!
– Умница, – хвалит его Моргана.
– Если я умница, то соверши волшебство, – умильно улыбаясь, просит Мордред.
– Каждый раз, когда я совершаю волшебство, то начинаю болеть.
– Ну, пожалуйста, матушка! – он капризно дергает ее за юбку. – Я хочу посмотреть.
– Неужели тебе меня не жаль? – Улыбка подмерзает на лице Морганы.
Мальчик дуется:
– Это тебе меня не жалко. Я прошу совсем небольшое чудо. Ты не хочешь порадовать собственного сына?
– Я совершила для тебя достаточно чудес.
– Я их не помню.
– Зато я помню, – отрезает Моргана. – И довольно об этом.
С досадой она швыряет камень вниз, и тот громко плюхается в воду.
Мордред напряженно жует губу, уставившись на кончики своих сапог. Затем резко вздергивает подбородок, два куска грозового неба полыхают от молний. Моргана ждет, что он закричит, заливаясь бессильными слезами, злясь, что она отказывается исполнить его желание.
– Если ты этого не сделаешь, – спокойно произносит мальчик, – я сломаю себе другую ногу.
Мордреду шесть лет, и Моргана застает его в саду с ножом, которым он ковыряется во внутренностях прелестной птички с бирюзовым оперением и тоненьким изящным синим клювом. Рыжая грудка распотрошена и выдает все свои секреты.
– Мне стало любопытно, как устроены ее внутренности, – объясняет Мордред невинно. – И где в ее теле находится то, что позволяет ей летать.
Он уверяет мать, что нашел птичку в саду со сломанной шеей, и это может быть правдой, а может и не быть.
Мордреду семь лет, и его начинают учить воинскому искусству.
Он держится в седле так, словно в нем родился, попадает из лука и арбалета точно в цель и так ловко управляется с мечом, копьем и секирой, что тренирующие его рыцари не устают расточать похвалы.
– Ваш сын, госпожа, станет великим рыцарем, – горячо заверяют ее. – А слышали бы вы, как умно он рассуждает о стратегии! Разглядывая план крепости, он способен сразу понять, где следует установить палисады, какие участки стен наиболее уязвимы и нуждаются в дополнительной защите у подножий, какое количество металлических «ежей» потребуется для вырытых рвов.
Рыцари дребезжат от восторга, но Моргана испытывает сомнение.
За ужином она спрашивает сына:
– Тебя увлекает постижение воинского мастерства?
Мордред скучливо улыбается, отправляя в рот кусок мяса ленивым недетским жестом.
– Да, – отвечает он, – довольно занятная игра.
Мордреду десять лет, и он должен стать оруженосцем взрослого рыцаря для продолжения обучения, но отказывается кому-либо служить. Вместо этого он требует нанять ему учителей
