Павел Молитвин - Лики контакта
— Пошли искать ружье, — сказал я. — Может, отыщем еще что-нибудь полезное, помимо варенья и картошки.
* * *Я знал, где Вовка и его родичи хранят ключ от дачи, и нам не пришлось ломать двери. У четы Немировых не возникло вопросов по поводу моего заявления, что Вовка разрешил нам пожить несколько дней на его фазенде. В связи с обрушенным фишфрогами на Питер парализующим излучением и воплями радиоведущих о вторжении пришельцев, пожилым супругам было не до того, чтобы обличать нас во лжи. К тому же я рассчитывал, если мне удастся дозвониться до Вовки, получить от него, хотя бы задним числом, «добро» на самовольное вселение — узнав про Вадино сотрясение мозга и поломанные ребра, он не откажет. Вот только дозвониться до Вовки, равно как и до мамы, шефа и кого-либо еще, у меня не получилось. Мы напрасно мучили свои мобильники — связи с Питером не было.
По радио утверждали, что разрушений в городе мало, а захваченные акваноидами районы окружены нашими войсками. Успокоительная формула, этакое волшебное заклинание, чудодейственная мантра, звучавшая рефреном в каждом выпуске новостей: «Положение контролируется, к Санкт-Петербургу и другим подвергшимся нападению пришельцев городам стягиваются подкрепления», — не особенно меня утешала. Трудно представить, что на военных складах найдутся плееры для защиты солдат от парализующего излучения, и почти невозможно допустить, что наших ребят пошлют в атаку или отправят сидеть в дозоре под рев транслируемого через громкоговорители «Rammstein». Да и излучение это, по сравнению с мгновенно снесенным Тучковым мостом, было мелочью, наводящей, впрочем, на мысль, что фишфроги избегают кровопролития и не желают стирать Питер с лица земли.
Нет, у меня определенно не возникало желания навестить родные пенаты. Еще меньше мне хотелось являться на мобилизационный пункт — адрес которого был указан в предписании, вклеенном в мой военный билет, — как того требовал переданный по радио приказ о мобилизации.
Военный билет с предписанием и адресом места, куда мне следовало явиться, лежал, естественно, дома. Адреса своего мобилизационного пункта я, понятное дело, не помнил, но разыскать в окрестностях Питера какой-нибудь другой не представляло, наверное, особого труда. Вот только делать этого мне решительно не хотелось. Во-первых, потому что от армии у меня остались самые скверные воспоминания, а во-вторых, я не сомневался, что самые сознательные будут использованы генералами в качестве пушечного мяса. На ком-то им предстоит обкатывать способы борьбы с пришельцами, и не хотелось бы, чтобы этим кем-то был я.
Добровольно, к слову сказать, я не стал бы защищать мое не слишком любимое отечество ни от китайцев, ни от американцев, если бы им вдруг пришло в голову нарушить государственные границы России. Мне, мягко говоря, до лампочки, какой флаг поднимут олигархи над Кремлем и какой они будут национальности, — я не националист. Говорят, во времена Союза люди рассуждали иначе. Ну что же, остается им только позавидовать — здорово, когда человеку есть что защищать.
Вероятно, я должен был испытывать потребность спасать человеческий род от монстрообразных пришельцев. Но не испытывал. Зато после вчерашней стычки с тремя подонками на улице Чапыгина разделял желание Яны найти ружье Вовкиного папаши, дабы защититься от человекоподобной дряни. В том, что защищаться рано или поздно придется, сомнений не было. Есенин в свое время Написал поэму «Страна негодяев», я б тоже написал, кабы Господь наделил меня поэтическим даром, но назвал бы ее «Страна мародеров». Такой она представлялась мне до нашествия акваноидов и, судя по тому, что мы вчера Видели, — не случайно.
Кстати, найденную нами в рундуке двустволку Вовкин отец — Иван Константинович Белобров — завел вовсе не потому, что питал слабость к охоте. Я знаю доподлинно: получив охотничий билет, он не стрелял ни во что кроме консервных банок — для практики. Из чего следовало, что ружье он завел на случай, ежели его дачу посетят те самые мародеры, готовясь к встрече с которыми мы с Яной устроили в доме большой шмон. Находка ружья не принесла нам, однако, ожидаемого облегчения — предусмотрительный Иван Константинович хранил патроны к нему где-то в другом месте.
Подъезжая к Верболово, мы догадались залить полный бак бензина и заглянуть в местный продмаг — парализующее излучение к тому времени фишфроги выключили, машины на шоссе пришли в движение, но двигались медленно, словно водители не вполне доверяли своим чувствам. В продмаге мы набрали водки, чёрствого хлеба, спичек, соли, кое-какой снеди и консервов на все деньги, какие у нас были. Утром Вадя вспомнил о заначке, и я погнал моего Росинанта к продмагу, рассчитывая не только прикупить батарейки и кое-какую мелочь, но и разжиться новостями. Увы, на дверях магазина висел амбарный замок, а вчерашняя продавщица, выглянув на заднее крыльцо с берданкой в руках, посоветовала мне убираться подобру-поздорову. Встреча эта укрепила во мне намерение держаться от Питера подальше, хотя бы на первых порах. А. может, и на вторых — если милиция не разбежится и не попрячется, то скорее всего возьмется не за наведение порядка, а за отлов таких, как я, «дезертиров».
Прежде чем строить какие-либо планы, я решил поговорить с Яной и послушать ее прогнозы по поводу того, как будут развиваться события. Раз уж она, подобно своей, матери, может заглянуть в грядущее, грех не воспользоваться этим даром. Проблема заключалась в том, что колючая как еж девица отнюдь не была расположена со мной беседовать. Прибегнуть к Вадиным способностям очаровывать дам было невозможно, найти патроны нам не удалось, электричества так и не дали и, чтобы хоть как-то улучшить настроение Яны, я затопил печь и взялся сервировать ужин при свечах.
Лесть, равно как и ложь, в отношениях между людьми подобна смазке для машины — она уменьшает трение, и я не считаю зазорным прибегать к ней в случае необходимости. Нарезав колбасу, сыр и хлеб, я открыл бутылку водки и позвал Яну, продолжавшую поиски патронов на чердаке, где находиться они, по моему мнению, не могли.
— Хочу выпить за твой дар, без которого мы с Бадей были бы теперь бог знает где, только не здесь, в тепле и безопасности!
— Когда и выпить, как не сейчас! — саркастически промолвила Яна, глядя на меня, как солдат на вошь, и направилась к умывальнику, в который я предусмотрительно налил подогретой на плите воды.
Не знаю уж, теплая вода, жар, источаемый печкой, накопившаяся за день усталость или мой смиренный вид подействовали на нее умиротворяюще, но, как бы то ни было, за стол она села с просветлевшим лицом. Поднесла рюмку к носу, сморщилась и осушила ее одним глотком. Закусила ломтиком сыра и, мотнув головой в сторону клетушки, где тихо посапывал Вад я, заметила:
— Приятелю твоему дар мой принес не много пользы.
— Кому суждено утонуть, тот и в луже утопится, — сказал я, наполняя поставленную перед Яной тарелку разогретой консервированной фасолью. — Через неделю, самое позднее через две, Вадя будет как новенький. А что ожидает людей, похищенных шарами пришельцев, я даже представить не могу. Не на мясокомбинат же их инопланетный отправят, верно?
— Верно. Их переправят на Дигон, где они либо перемрут, либо приживутся и создадут новую цивилизацию. По мнению Представительского Совета Лиги Миров повышенная, по сравнению с земной, гравитация умерит человеческий пыл и свойственную людям агрессивность.
— Представительский Совет Лиги Миров? Дигон?
— Ага! — подтвердила нахальная девчонка, явно наслаждаясь моей растерянностью. — А ты думал, фишфроги — это космические пираты, которые похищают людей, чтобы продавать их в качестве рабов для работы на картофельных полях или кофейных плантациях?
— Не въезжаю… Расскажи-ка поподробнее, что тебе известно о вторжении?
— Подробностей я и сама не знаю, — отрезала Яна. — Да ты наливай, не тушуйся. Холодно на этом вонючем чердаке — сил нет!
Я послушно наполнил рюмки. Водка тоже, подобно смазке, устраняет трения между людьми и, принятая в нужном количестве, способствует взаимопониманию.
— Тебе не доводилось читать Лавкрафта и Дарлета? Есть у них цикл рассказов о Ктулху и служащих ему странных существах, обитающих в глубинах Атлантического океана.
— Читал, — коротко ответил я, припоминая бредовые байки мэтра черной фантастики, а также творения его друга и соавтора. — Но про инопланетян они, кажется, не писали?
— «Каждый пишет, как он дышит», — сказал Окуджава. Каждый понимает и интерпретирует то, что видит и чувствует, в меру своей испорченности и тех знаний, коими обладает. Лавкрафт и Дарлет не были провидцами, хотя чувствовали чужое присутствие и угрозу, таящуюся в океанах Земли. Они предупреждали о ней сограждан в свойственной им мистической манере, но не были услышаны и поняты точно так же, как знаменитые Кассандра и Лаокоон. Хотя, скорее всего, Лавкрафт и его последователь сами не до конца сознавали смысл информации, приходящей к ним из иных сфер бытия. Иначе зачем бы им было сочинять истории про Инсмут и нагромождать всякие потусторонние ужасы про «мертвого Ктулху, который ждет и видит сны», лишившие их сообщения последних признаков правдоподобия?
