Чед Оливер - Неземные соседи
— Ларст тебе помог?
— Да, во многом.
— Достаточно, чтобы ты смог с ними говорить?
— Надеюсь. У меня и до этого была масса слов, а старый дурень подарил мне, так сказать, ключ ко всему этому. Странный язык, но теперь я немного могу на нем говорить.
Монт почувствовал большое облегчение. Это аргумент, который нужен ему для Йорка — это мостик к цели!
— Как они называют свою планету?
— Это трудная история. У них есть для этого слово — Валонка, но оно обозначает также любую другую совокупность, мироздание, весь свет. Они думают как-то не по-нашему и очень непросто найти обозначение для каждой вещи и каждого понятия. Самих себя они называют мердози, народ. А этих проклятых волкоподобных зверей — мердозини. В грубом переводе это означает, — кажется, “охотники для народа”. Интересно, правда?
— Это мне ясно. А что-нибудь еще значительное ты обнаружил?
— Одно из слов, которым Ларст обозначал самого себя, означает: “Человек, который достаточно стар, чтобы весь год оставаться в деревне”. Что ты об этом думаешь?
Монт наморщил лоб.
— Это должно значить, что более молодые мужчины не остаются все время в деревне. А это значит…
— Да. Когда ты сообразил, что там не было ни одного молодого мужчины, ты оказался очень близок к догадке об их образе жизни. Но это не должно непременно означать то, что мы думали — что они в военном походе или что-то подобное. Нападение на лагерь, возможно, никак не связано с необходимостью их отсутствия. Может быть, они большей частью живут в деревьях, как тот мужчина, с которым мы тогда хотели поговорить.
— Но они все же должны иногда приходить в деревню.
— По-видимому. Вокруг носилось достаточно ребятишек.
— Ты имеешь в виду, что у них есть регулярные сезоны спаривания или что-то подобное?
— Не знаю. Может быть, но мне кажется, что, учитывая прочие их обычаи — это немного притянуто за волосы.
— Но ведь это необязательно может быть обусловлено биологическими причинами. Человеческие существа всегда горазды на комические вещи. Может, это культурное табу. Ты допускаешь такое?
Чарли загасил сигарету.
— Во всяком случае, это многое объяснило бы. Например, нападение на лагерь.
— О боже! Вот оно! — возбужденно воскликнул Монт и встал. — Как мы могли быть такими глупыми? Страшно подумать, что это я, так сказать, спровоцировал…
— Но ты же ничего не знал!
— Но я сделал самое ужасное, что только можно было сделать. Я устроил лагерь на поляне, я хотел, чтобы они могли наблюдать за нами и видеть, какие мы есть. И наши женщины все время были с нами. Мы их выставили на всеобщее обозрение. А потом пошли в деревню, где были их женщины…
— Но ты же не мог этого знать!
Монт опять сел.
— И это я, великий антрополог! Любой дурак сделал бы все намного лучше! Я должен был лучше знать это! Сразу же после посадки мы обнаружили самое строжайшее табу их культуры! Это было то же самое, как если бы они приземлились в Чикаго и тотчас же ясным днем начали спариваться прямо на улицах!
— Об этом можно поразмыслить, но не может быть, что все дело только в этом.
— Нет, но, по крайней мере, есть след. И он кажется совсем небезосновательным, Чарли. Я думал когда-нибудь объяснить эту культуру! Теперь я знаю, как это сделать.
Чарли снова закурил.
— Итак, ты опять пойдешь к ним?
— Да. Мне еще надо убедить Йорка, но я возвращусь обязательно!
— Дон не пойдет с тобой. И Йорк не разрешит Тому и Дженис еще раз покинуть этот корабль.
— Мне все равно. Я пойду один.
— Я с тобой.
Монт посмотрел на него.
— Ты не обязан, Чарли.
— В самом деле?
— Ты знаешь, как это опасно. Я вовсе не уверен, что вернусь живым, если говорить честно.
— Да? А кто хочет вернуться живым? И зачем?
Монт вздохнул. На это он ответить не мог.
— Мы оба спятили. Но до этого нам надо заявиться к Биллу Йорку с планом. С очень разумным планом!
— Да, конечно. С разумным!
— Итак, давай, попытаемся. У тебя какие-нибудь идеи есть?
Чарли улыбнулся как будто с облегчением.
— Несколько. Я боялся, что ты отправишься один и оставишь меня здесь. Что касается меня, у меня есть убедительный план.
Монт подтащил свой стул поближе к столу, и они сдвинули головы.
Немного позже один из членов экипажа, проходя мимо, был удивлен громким смехом за закрытой дверью лаборатории Чарли Йенике.
* * *Выдержки из записной книжки Монта Стюарта:
Я потерял всякое чувство времени.
Конечно, я знаю, какая сегодня дата. Мне достаточно только взглянуть на календарь. Но время не имеет для меня никакого значения.
Мне кажется; будто Луиза ушла только вчера. Это единственное, что у меня было в прошлом. Бывает, боль становится невыносимой, бывает, она вдруг проходит. Вот единственные две даты в моем календаре.
С моим официальным дневником почти невозможно работать. Я пишу в этом, личном, потому что могу думать не абстрактными выражениями вроде “Объединенных Наций” и “первых контактов с неземной культурой”. Речь идет только о личном.
Я уже давно задавал себе вопросы о населении Сириуса-1Х. Или я должен сказать, о мердози с Валонки? Мне кажется, что сейчас я получил несколько ответов; значит, вопросы были правильными. И, как обычно, я стал задавать все больше вопросов.
Что же я сейчас знаю?
Я знаю, почему тот мужчина был тогда в лесу один. У мердози есть своего рода сезон спаривания. В основном мужчины живут в лесу одни и лишь в определенное время приходят в пещерную деревню к женщинам и девушкам. Для этого есть биологические причины или определенный ритуал, вероятнее всего, и то, и другое. Вопрос: Что, черт возьми, мужчины делают в этих пустых деревьях? Вопрос: Как женщины и дети в деревне управляются одни?
Мердози боятся нас, и я все еще не знаю, почему. Конечно, мы нарушили могущественное табу — были с нашими женщинами в неположенное время. Но это объясняет не все. Они напали на нас, так как боялись нас — в этом я уверен. Но с другой стороны, они пытались не замечать нас, не трогать нас. Почему?
Очевидно, между людьми и волкоподобными тварями существуют очень тесные отношения — между мердози и мердозини. Мердо-зини — это охотники для людей. Казалось, они зависят друг от друга. Можно ли это назвать симбиозом? Но слово все равно не устраняет проблемы. Легко понять, что делают эти звери для туземцев — они охотятся и охраняют их. Но что делают для зверей туземцы? Что имеют от этой сделки мердозини? Их отношения должны быть очень древними. Но как они зародились? Каким образом туземцы покорили этих животных? На Земле собака, вероятно, одомашнилась, как только начала держаться вблизи человека, который позволял ей брать отходы пищи. Но здесь так быть не могло, так как туземцы получают пищу — или, по крайней мере, часть ее — от мердозини.
Я убежден, что все эти загадки как-то связаны с тем, что у туземцев нет орудий труда. Мы так привыкли судить о народах по орудиям труда и оружию, которыми эти народы владеют, что не имеем, так сказать, образца рассуждений, на случай, если этих орудий труда и оружия нет. Изготовление орудий, кажется, заложено в природе человека. В данной культуре они отсутствуют, и поэтому мы ее не понимаем. Мы не способны ее понять, но она существует.
Какой же она может быть? Может, в ней есть такие богатства что ускользают от нашего понимания?
Но надо полагать, что им знакомо понятие орудий труда. У них даже есть слово, обозначающее какой-то вид орудия: купраи. Старик знал, для чего служит нож, но это не произвело на него впечатления. В нашей культуре есть много понятий, которые мы употребляем не часто. Сколько я слышал болтовни о том, что неважно, выигрываешь или теряешь, если только участвуешь в игре, заняв правильную позицию. Попробуйте-ка объяснить это футбольному тренеру! Или человеку, детям которого нечего есть!
Что нам остается делать, если у нас отнять все орудия труда и все внешние формальности нашей цивилизации?
И что есть у мердози?
* * *Серый шар-разведчик опустился из холодной тьмы космоса в теплое голубое небо.
Он приземлился на поляне, где обугленные поленья от костра показывали, что тут раньше горело.
Открылся люк, и в зной дня выбрались двое. Они двигались медленно и неловко, так как были в скафандрах, предназначенных совсем для другой цели. Они напоминали неуклюжих роботов и, казалось, держали в руках запасные головы.
Были выгружены припасы; шар снова поднялся в воздух и исчез в небе.
