Ольга Белоусова - Перекресток волков
Кис еще дышал. Кроха аккуратно поправил одеяло, укрывая ему плечи, хотя в палате было невероятно жарко, взял меня за руку. Он не знал, не понимал, что Кис не выживет. Никто не знал, кроме меня.
Мы вышли в коридор.
На затоптанных ступеньках больничной лестницы сидел парнишка. У него были грустные карие глаза и уродливый свежий рубец через всю правую щеку, теряющийся в густых светлых волосах. Со смесью удивления и брезгливости он вертел в руках какую-то бумагу.
— Привет, — сказал Кроха, опускаясь рядом.
— Здесь грязно, — не поворачивая головы, бросил парень.
— Знаю, — согласился Кроха, но не встал. — Меня зовут Кроха.
— Дурацкое имя.
— М-да? А какое у тебя?
Парень аккуратно свернул бумажку пополам, разорвал, свернул еще раз и еще раз разорвал. Смял листки в ладони и швырнул в урну. Не попал, чертыхнулся, но подбирать не стал.
— Бэмби.
Кроха хихикнул. Я вспомнил старый детский мультфильм.
— Олень? А где рога?
— Ампутировали.
— О-о…
— У нас здесь брат лежит, — зачем-то сообщил Кроха.
Бэмби встал, отряхнул штаны.
— Надеюсь, с ним все будет хорошо.
В его голосе было одно только равнодушие. Зато равнодушие искреннее.
— Я тоже надеюсь, — сказал Кроха. Я промолчал.
Через два часа Кис умер.
Андрей, мгновенно повзрослевший, почти не испуганный, сказал мне:
— Его убил оборотень.
Он был не прав, но мы больше никогда не говорили об этом.
Врач, бородатый мужчина в небрежно накинутом поверх спортивного костюма халате, как-то вскользь поинтересовался, кем мы приходимся умершему. «Никем, — твердо заявил Андрей. — Этот парень ночевал в подвале нашего дома несколько раз… Мы его подкармливали… Его Василием зовут… звали, то есть. Кроме этого, мы о нем ничего не знаем, даже фамилии». Врач больше вопросов не задавал. Похоже, ему было все равно, как тому Бэмби.
Киса кремировали за счет больницы. Пьяный кладбищенский сторож сунул нам в руки лопату и показал, где можно выкопать ямку-могилу. Жестяная банка с прахом, снег вперемешку с комьями земли, водка в пластмассовых стаканчиках, пустое небо. Все мертвое. Ребята плакали. Я тихонько выплеснул спиртное на снег и положил на свежую насыпь разлапистую ветку ели.
— Говорят, огонь очищает, — пробормотал Марат, когда мы возвращались домой.
— Надеюсь, Кис простит меня за ложь… — сказал Андрей. — Но иначе нельзя было… Он бы понял… Нас отдадут в приют, если узнают, что мы живем без взрослых. А так, когда об этом не кричишь на каждом углу, всем, в общем-то, абсолютно наплевать.
— А мы живем? — спросил я.
— Теперь будем.
Я вдруг поймал себя на слове «мы». То есть — «я и они». Я отогнал эту мысль от себя. Чушь. Чушь?
Звездочки на потолке нервно подмигивали кому-то. Кроха смотрел на меня, не моргая, по его щекам бежали слезы.
— Я вспомнил.
— Что вспомнил, малыш?
— Как погибла мама… как самолет разбился… вспомнил, Ной. Кис говорил, что однажды это случится… лучше бы не случалось.
— Не плачь… Тебе больно?
— Мне страшно.
Я не представлял, как помочь ему. Каждую ночь, засыпая, я испытывал боль и страх. И тоже не умел с этим бороться.
— Я знал, что Кис умрет, — в голосе Крохи не было и тени дрожи. В сочетании с потоком слез это выглядело ужасно. — Знал!..
Кис тоже это знал.
— Глупости, малыш. Ну откуда тебе было знать? — я, как мне казалось, успокаивающе погладил его по голове, больше из желания прервать зрительный контакт, чем действительно стремясь его успокоить.
— Я знал, Ной, — упрямо повторил он, снова ловя мой взгляд. — Я думал, я надеялся… что ты ему поможешь…
Я пожал плечами и отвернулся. Дьяволенок заворочался, недовольный моими переживаниями. Черт, я и сам был ими недоволен.
— Мне самому нужна помощь, малыш…
— Да, теперь я вижу, — согласился Кроха. — Оказывается, есть предел возможностям… Скажи, что случается с теми, кто умер?
— Откуда мне знать? Я еще ни разу не умирал.
— Да… да… конечно…
Когда я обернулся, его щеки уже были сухими.
— Извини, — сказал Кроха, беря в руки подушку. — Я, пожалуй, пойду в комнату Киса. Опять голова разболелась.
Он ушел, и я остался один. Я лежал без сна, ненавидя звезды на потолке, и вспоминал лес, в котором остались мои родители, брат, мертвый друг, вся моя жизнь. Мне было плохо. Я боролся с тоской, острой, колючей, как еловые хвоинки. Я проиграл. Я всегда ей проигрывал.
Следующим утром Кроха наотрез отказался идти в школу. В ту самую школу, куда мы с Кисом его с таким трудом устроили. На мой вопрос, зачем мы тогда за нее платим, мальчик заявил, что никого об этом не просил. Я только пожал плечами.
Вечером Кроха, сославшись на головную боль, заявил, что не будет делать уроки. Утром история повторилась. Однако поскольку я никогда не отличался ангельским терпением, то проигнорировал предостережения ребят, силком одел Кроху и за руку поволок его в школу. А по дороге пригрозил, что буду караулить под дверью класса, чтобы у него не возникло соблазна уйти с уроков. Кроха только зло дернулся, но, выскользнув на перемене из кабинета в обнимку с сумкой и курткой и обнаружив в коридоре меня, от дальнейших попыток сбежать отказался.
Вечером мне пришлось приложить массу усилий, чтобы уговорить малыша выполнить домашнее задание. Глядя на его сердитое лицо, я с ужасом думал о том, что, похоже, Кису удалось-таки взвалить на меня обязанности по воспитанию мальчишки. О чем думал Кроха, я не знаю. Не о задачках, это точно.
— Неправильно, малыш! — сказал я, перечеркивая ответ. — Перерешай!
— Почему это?
— Потому что неправильно!
— Не хочу!
— Перерешай!
— Ты тиран!
— Знаю.
— Ты все время ругаешься!
— Я не ругаюсь, малыш. Поверь, когда я начну ругаться, ты сразу почувствуешь разницу.
За окном быстро темнело. Падал жиденький снежок. Я включил настольную лампу, ткнул пальцем в задачу.
— Это легко, малыш. Летела стая гусей… Один гусь впереди, а два позади… Рисуй!
— Я не умею!
— Рисуй палочками! Вот так… Теперь один позади и два впереди… один между двумя и три в ряд… Считай! Сколько было гусей?
— Три!
— Считай, я сказал!
— Ты тиран!
— А ты повторяешься, как попугай!
Кроха капризно надулся, резко захлопнул учебник. Я встал со стула, потянулся.
— Ну, как тебе объяснить это, малыш?
— Задачу?
— Да нет, не задачу. Необходимость ее правильного решения.
— О чем это ты, Ной?
— Послушай, Кроха, из нас двоих образование нужно только тебе, малыш. Кем ты будешь, если не закончишь школу?
— Ты ее тоже не закончил!
— С чего ты взял? — удивился я.
— С того! Если тебе и правда пятнадцать, как ты говоришь, значит, ты еще должен учиться. А ты не учишься, значит, ты бросил школу. Как Андрей и Марат.
Я зевнул.
— Я не бросал школу, малыш, потому что я учился дома. И поверь, школьную программу прошел полностью.
— Да? Тогда реши эту задачку!
— Это — твое домашнее задание, а не мое. Не отвлекайся и не пытайся купить меня на такой дешевый трюк.
Кроха немножко подумал, потом хитро прищурился.
— А свидетельство об окончании школы у тебя есть?
Я снова зевнул.
— А зачем оно мне?
— Ну-у… Чтобы дальше учиться…
— Я не собираюсь учиться.
— …Или на работу устроиться…
— Волка ноги кормят.
— …Или… ну, не знаю… а мне оно тогда зачем?
— Кроха, ты готов говорить о чем угодно, лишь бы только не делать уроки.
— А как ты догадался?
Я пожал плечами, улегся на кровать и раскрыл брошенную полчаса назад книгу.
— Я больше не скажу тебе ни слова. Поступай как знаешь. Это — твоя жизнь и твоя задачка. Не хочешь учиться — не учись. Не хочешь ходить в школу — значит, больше не пойдешь. Через год-другой будешь разгружать вагоны, как Марат и Андрейка. Это в лучшем случае.
— А в худшем? — заинтересовался Кроха.
— В худшем — научишься воровать. Однажды тебя поймают и посадят. И пойдешь ты разгружать те же самые вагоны, только под строгим конвоем. Как ни крути — результат один.
— Может, не посадят.
— Может быть… Если не посадят, то свои где-нибудь прибьют. Заманчивые перспективы. Я тебе даже немножко завидую… Совсем чуть-чуть… Ну что, не будешь решать задачу? Тогда иди на кухню, мой посуду. Сам понимаешь, у нас строгое разделение труда, и кто не работает, тот не ест.
Кроха засопел, заворчал, с треском развернул учебник и принялся что-то зло чиркать в тетради. Я улыбнулся. Эдди тоже частенько спрашивал у меня, зачем ему в лесу математика. Действительно, зачем? Охота на оленя не требует знания интегралов. Тем не менее я довольно успешно находил веские (и — что делало мне честь — постоянно новые) аргументы в пользу получения среднего образования. Не могу утверждать, что ни разу не использовал шантаж или открытую угрозу, но ведь главное — результат. А в результате победа всегда оставалась за мной.