Марина Воробьева - Тут и там: русские инородные сказки - 8

Приехали, сказал таксист. Луиш открыл глаза. Таксист стоял рядом с машиной и придерживал ему дверь. Приехали, повторил он. Сколько с меня, спросил Луиш. Ничего, сказал таксист, переступая с ноги на ногу, то ли в туалет хотел, то ли побыстрее уехать. Огромный живот ритмично колыхался из стороны в сторону. Мне все равно было нужно в эту сторону. В эту, это в какую, хотел спросить Луиш, но не спросил, попытался выбраться из машины, запутался в ногах и почти выпал наружу, больно ударившись головой. Осторожнее, сказал таксист, усаживая его на землю. И, навалившись животом, добавил мягким, почти интимным шепотом: берегите себя.

Луиш кивнул и прикрыл глаза. Когда он их открыл, такси уже удалялось — очень быстро и абсолютно беззвучно. Луиш с трудом поднялся — в голове что-то болезненно сжалось, — и медленно пошел по улице.

Гостиница выглядела такой новенькой, как будто с нее только что сняли подарочную обертку. За ярко освещенной стойкой сидела красивая светловолосая девушка в безупречной белой блузке с застежкой на спине и смотрела прямо на Луиша, улыбаясь приветливой, чуть-чуть официальной улыбкой.

Луиш вздохнул с облегчением, одернул пиджак, провел рукой по волосам и поискал взглядом двери.

Дверей не было.

Луиш дважды обошел гостиницу по часовой стрелке и один раз — против, тщательно ощупывая стекло. Ни одного шва. Ни одного стыка. Весь низ гостиницы представлял собой сплошной литой куб, Луишу когда-то подарили такой на день рождения, там жили крошечные креветки, не нуждавшиеся в воздухе и еде. Луишу куб не нравился и он отдал его Андрее.

Все то время, что Луиш осматривал и ощупывал стены, светловолосая девушка продолжала смотреть прямо на него — все так же спокойно и дружелюбно, с едва заметным оттенком нетерпения. Это вертящийся стул, сказал вслух Луиш, в очередной раз встретившись с девушкой взглядом, она просто сидит на вертящемся стуле. Не отрывая глаз от девушки, он снова зашел в тыл гостинице и увидел, как девушка, не меняя позы, медленно поворачивает голову на сто восемьдесят градусов. Остренький подбородок уперся в круглую перламутровую пуговку, и светловолосая девушка улыбнулась Луишу приветливой, слегка перекошенной от натуги улыбкой.

Луиш понял, что бежал, только когда выбился из сил и остановился, задыхаясь и утирая взмокшее лицо. Ему было нестерпимо жарко, рубашка прилипла к потной спине, а жесткая ткань брюк начала натирать между ног. Луиш облизал губы и огляделся. Справа от него, как в каком-нибудь техногенном кошмаре, шли ровные ряды абсолютно одинаковых домов, зато слева был парк, за влажно поблескивающей железной оградой темнели деревья и дышали парфюмерной сладостью душные ночные цветы. Широко расставляя ноги и морщась от боли, Луиш перешел через дорогу и неожиданно для себя легко пролез между двумя столбиками ограды, стараясь не думать, что может прятаться в прохладной темноте.

Серый мохнатый тючок на скамейке не выглядел опасным, может, только немного неуместным. Луиш опасливо ткнул в него пальцем. Тючок оказался тугим и удивительно приятным на ощупь, покрытым не то густым мехом, не то очень мягкой шерстью. Луиш погладил тючок ладонью и присел рядом с ним на скамейку. Он уже успокоился, попил из мраморного фонтанчика с питьевой водой, там же вымыл лицо и шею и наконец не торопясь помочился в заросли белых олеандров, постанывая от удовольствия, и теперь ему безумно хотелось спать, с каждой секундой все сильнее. Луиш еще раз погладил тючок по шелковистой спинке — или брюшку, внезапно подумал он, перевернул тючок и погладил с другой стороны тоже. Потом, не очень понимая, зачем он это делает, укутал тючок в свой пиджак, снял рубашку, — ветер слегка потрепал его по разгоряченной спине, — расстелил ее на скамейке, снял и аккуратно, как возле собственной кровати, поставил туфли, брюки тщательно сложил и тоже постелил, затем лег — под головой тючок в пиджаке, под поясницей бумажник и связка ключей в кармане брюк, — закрыл глаза и немедленно увидел Андрею. Она все так же сидела в воздухе вполоборота к нему, но уже не писала, а наоборот, сосредоточенно слизывала надпись со стола.

Сквозь сон Луиш почувствовал, как его трогают чьи-то сухие щекотные лапки. Кыш, подумал Луиш, брысь. Лапки на секунду убрались, но потом вернулись и снова принялись трогать и мять Луиша, как будто он был грушей или персиком и лапки не были уверены, достаточно ли он созрел. Луиш попытался пошевелиться, но тут Андрея прекратила вылизывать стол и посмотрела прямо на него. Не отвлекайся, недовольно сказала она, и Луиш обмяк, позволив лапкам делать с ним все что захочется. То-то мне, сказала Андрея и высунула, дразнясь, кончик розового языка.

Тем временем лапки как будто решили, что Луиш им подходит. Они убежали куда-то в конец скамейки и там возились с Луишевыми ногами, во что-то их укутывали и заворачивали, во что-то мягкое, рыхлое и смутно знакомое. В вату, нерешительно спросил Луиш у Андреи. Умница, сказала Андрея и прыгнула к нему на грудь. Она была легкая, почти невесомая, и у нее было восемь сухих щекотных лапок. Умница, повторила она невнятно, обнимая лапками Луиша и прижимаясь губами к его ключице. Сейчас укусит, отстраненно подумал Луиш и действительно ощутил мгновенную боль, как от укола, слишком резкую, слишком реальную, чтобы быть сном, но удивиться не успел, потому что уснул еще глубже и снова увидел Андрею. Мерно покачиваясь, она висела на двух лапках под потолком их спальни, а в шести остальных держала по маленькому закутанному в вату Луишу.

Проснитесь! Проснитесь! Немедленно проснитесь!

Луиш чувствовал, что его трясут, хлопают по щекам, тянут за волосы и за нос и тычут чем-то острым в беззащитный бок. Он хотел сказать, чтобы его оставили в покое, но для этого надо было проснуться, а Луиш не хотел просыпаться. Сколько бы лапок ни отрастила себе Андрея в его сне, она была Андрея и была в их спальне, и Луиш был бы почти счастлив, если бы не ощущал себя в четырех местах одновременно: в спальне, где под потолком качалась Андрея с маленькими Луишами в руках, на кухне у стола, где Андрея обнимала его щекотными лапками, в парке на скамейке, где кто-то споро заворачивал в вату его ноги, и где-то еще, в каком-то неизвестном, но наверняка отвратительном месте, где неведомый мучитель настырно зудел ему в ухо, чтобы он немедленно проснулся.

Ну-ка поднял зад, быстро, рявкнул внезапно мучитель ржавым скрежещущим басом, рванул Луиша за волосы, протащил через все три сна и выдернул в реальность, как, Луиш замялся, морковку? пробку? Лучше морковку, сказала невысокая квадратная женщина в вязаной кофте и огромных круглых очках, морковка как-то симпатичнее. А? — сказал Луиш и попытался подняться, но не смог. Ощущение было такое, будто ниже пояса у него ничего нет. Меня сейчас вырвет, подумал Луиш, закрывая глаза, меня сейчас вырвет, и у меня нет ног.

Не засыпайте, жестко сказала женщина. Тошнит вас от яда, а ноги просто затекли. Снимете кокон, попьете воды, и все будет в порядке.

Кокон? — хотел переспросить Луиш, но не переспросил, а только открыл и закрыл рот. Женщина взяла его руку и с размаху опустила туда, где раньше у него было правое бедро. Рука ощутила что-то мягкое и мохнатое, такое же, как серый тючок, который он использовал вместо подушки. Луиш открыл глаза и вытянул шею всматриваясь. Вся его нижняя часть была туго запеленута в подобие пушистого серого пледа. Что это, спросил Луиш, гладя плед ладонью. Кокон, лаконично сказала женщина. Из кармана вязаной кофты она достала большой складной нож, раскрыла его и начала разрезать на Луише плед. Луиш почувствовал внезапную досаду и острую неприязнь к женщине. Ему захотелось ее ударить или — Луиш потряс головой — или укусить. Ничего страшного, сказала женщина, как будто подслушивала его мысли, это тоже от яда, черт знает, как они это делают. Она содрала с Луиша безнадежно испорченный плед и кому-то отдала, Луиш не разглядел кому, потом обняла его за плечи и помогла сесть. От вязаной кофты женщины остро пахло потом и давно не мытым телом.

Идемте, в третий или в четвертый раз повторила женщина, сколько можно возиться, идемте уже. Подождите минуту, раздраженно буркнул Луиш. Он сидел на скамейке, полностью одетый, и безуспешно пытался нашарить ногой в носке свои туфли. Вы что, хотите, чтобы я босиком пошел? Женщина издала странный звук — не то коротко рассмеялась, не то недовольно гавкнула. Ничего, сказала ома, тут недалеко. Только до выхода из парка. Там у Ананиаша автобус. Что, удивился Луиш. У кого? Женщина махнула рукой. Темнота за ее плечом всколыхнулась и приняла человеческие очертания. Автобус, сказал ржавым басом хмурый мужчина в шапочке. У меня, там.

В автобусе было светло и приятно пахло нормальной дневной жизнью. Луиш зашел в салон, глубоко вздохнул, прошелся между креслами — на одном лежала вчерашняя бесплатная газета, на другом — полупустая бутылка с водой, — потом уселся на переднее сиденье и выглянул в окно. Женщина и Ананиаш молча курили, Ананиаш держал в руке какой-то сложенный серый коврик и похлопывал им по ноге. Женщина докурила первой, бросила окурок на землю, шаркнула по нему ногой — Луишу показалось, что он узнал туфли, — что-то сказала Ананиашу и поднялась в салон. Меня зовут Юнис, сказала она, усаживаясь наискосок от Луиша.