Павел Амнуэль - Клоны
– Ты не сошла с ума, – сказал он. – Просто… То есть, очень непросто, конечно… Ты вспомнила себя в той вселенной, где порвала с Томом перед его отлетом на… Забыл название.
– Виртога, – вспоминая, произнесла Лайма. – Это вторая планета в системе черного карлика Апдейка в облаке Оорта. Холодный сверхюпитер, сказал Том.
– Вот как… – пробормотал Леонид. Кто-то из американских астрономов предположил недавно, что в облаке Оорта есть коричневые карлики с массой во много раз меньше солнечной, но в десятки раз массивнее Юпитера. Холодные суперюпитеры? Ни одной такой звезды пока обнаружить не удалось даже после старта «Кеплера». Пока не удалось. В нашей Вселенной. Здесь и сейчас.
– Как я могу это помнить? – удивленно сказала Лайма. «Удивленно, но не испуганно», – отметил про себя Леонид. Теперь, пожалуй, он мог сказать…
– Потому, – объяснил он, – что все мы… не только ты… я тоже… и каждый… мы помним себя не только в нашей Вселенной, но в каждой вселенной-клоне. Все такие вселенные составляют единую квантовую систему, это называется перепутыванием волновых функций.
– Не понимаю.
– Неважно. Обычно каждый человек помнит только свою жизнь здесь, в этом мире, который кажется единственным. Иногда вспоминаешь еще что-то, обрывки какие-то… Будто уже бывал где-то… Дежа вю. Воспоминания прорываются из-за… не знаю… возможно, квантовые процессы играют гораздо большую роль, чем мы думаем. Некоторые люди вспоминают себя совсем другими. Вспоминают события, никогда с ними не происходившие. Язык, на котором никогда не говорили.
– Русский, – вставила Лайма. – Я говорила по-русски.
– Почему? – решился спросить Леонид. – Это твой родной язык… там?
– Там… – повторила Лайма. – Нет, – сказала она, вспоминая, – не родной. А ты не помнишь, что… Да, – прервала она себя, – конечно, не помнишь. Я выучила русский, когда мы с тобой…
Она запнулась.
– Когда мы полюбили друг друга, – закончил Леонид. – Расскажи, как это было. Пока не ушло из памяти.
– Ты думаешь…
– Я ничего не знаю, – мрачно сказал Леонид. – Откуда мне знать? Еще вчера я даже не знал, существуют ли на самом деле вселенные-клоны с квантовым перепутыванием. Была у меня такая гипотеза. Я тебе вчера рассказывал.
– А я ничего не поняла, – улыбнулась Лайма. – Я гуманитарий, а тут такие сложности… Прости, – она коснулась пальцами его щеки, поймав огорченный взгляд, – мне было не до того. Я схожу с ума?
– Лайма, – Леонид привлек девушку к себе, – родная моя, любимая… Твоя память… наша… во всех вселенных, она не в этом твоем мозге… как тебе объяснить… Поверь, ты не можешь сойти с ума, разве что…
Ему стало страшно.
– Говори, – потребовала Лайма.
– Разве что, – тихо произнес Леонид, – ты одновременно вызовешь в памяти множество вселенных-клонов. Нет, не думаю, что это возможно. Нет, – сказал он с уверенностью, которой не испытывал, – этого не может произойти.
– Почему? – требовательно спросила Лайма.
Леонид не знал.
– Я уверен, – сказал он, но уверенности в голосе не было, и Лайма это поняла, отвернулась, смотрела в окно на поднимавшиеся из-за восточного горизонта облака.
– В твоей теории, – сказала она отчужденно, – об этом нет ни слова.
– Нет, – признал Леонид. – И ни в какой теории об этом не будет ни слова. То, что происходит, слишком сложно для любой теории. Я смог описать только принцип возникновения вселенных-клонов в грозди миров в процессе Большой хаотической инфляции. Это сложно, и я не добрался до окончательных решений.
– Значит, – пробормотала Лайма, – я могу вспомнить еще… Послушай, – прервала она себя. – Не получается. Не сходится, Лео.
– Да, – согласился Леонид. Он уже понял то, что сейчас стало понятно и Лайме.
– Я помню, как прощалась с Томом. Вспомнила нашу с тобой… Да, любовь. Мы были близки, тебе, наверно, приятно это знать.
– Лайма…
– Но послушай! Том еще не улетел. Только завтра… Или… Разве во вселенных-клонах не одно и то же время? Я имею в виду…
– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – вздохнул Леонид. – Я не знаю! Из общих соображений времена должны совпадать в квантовых пределах, но при таком возрасте… тринадцать миллиардов лет после Большого взрыва… квантовые неопределенности… расхождения в сотни лет возможны, я думаю.
– Значит, – сделала вывод Лайма, – я вспомнила себя не в той вселенной, где Том…
Она не смогла произнести слово.
– Не в той, – кивнул Леонид.
– Вот оно как, – пробормотала Лайма. – Я проводила Тома вчера, а он полетел четыреста лет назад из совсем другой вселенной, где мы… Я могу и это вспомнить?
– Понимаешь… – Он должен был сказать правду. – Когда я понял, что ты вспомнила себя в той вселенной, где Том любил Минни, а мы с тобой… да… Я думал… надеялся… что именно там звездолет Тома уже достиг… то есть, не достиг… промахнулся мимо цели и… В общем, исчез, от него больше не могло поступить сообщений, потому что он попал в нашу Вселенную. Я не подумал, что если там прошли сотни лет, если там другое время, ты не могла…
Он не хотел произносить слово.
– Я не могла вспомнить, – закончила Лайма, – потому что там, где прошли четыреста лет после старта, меня нет. Я давно умерла. Да?
Леонид отвел взгляд.
– Да, – вынужден был признать он. – Вселенную, откуда появился Том, которого мы видели на экране, ты вспомнить не можешь.
– Там я умерла, – повторила Лайма. Мысль о том, что где-то ее уже нет в живых, а где-то, может быть, она еще не родилась, показалась ей не столько невероятной, сколько эмоционально неприемлемой.
– Значит, – сказала она, – ты с самого начала знал, что помочь Тому невозможно!
– Как я мог это знать? Мне только этой ночью пришло в голову, что в разных вселенных могут быть разные времена. Этого нет в теории.
– Какое время отделяет наш мир от того, что я вспомнила?
– Я не знаю!
– Почему?
– Почему – что? – осторожно переспросил Леонид.
– Не понимаешь? Мы – я, Том, ты – живем в двадцать первом веке. Здесь. Но там… я помню даже запахи, они стали еще сильнее, ощутимее. Я о чем… Почему там мы – я, Том, ты, эта Минни – живем в другом времени? Не другие, похожие на нас, а мы? Иначе я не смогла бы вспомнить! Скажешь, что это квантовые эффекты? – с неожиданной злостью спросила Лайма. – Ты физик или мистик? Во всех несуразицах, во всем, что ты не можешь объяснить, виноваты у тебя квантовые эффекты. Просто слова. Пустые.
– Лайма…
– Если где-то мы с тобой и Том живем в двадцать втором веке…
– Ты помнишь дату? – быстро спросил Леонид.
– …то где-то мы – тоже такие, как есть, – можем жить и в тридцатом веке, да или нет?
– Ну… – с сомнением сказал Леонид. – Этого нельзя исключить.
– Значит, где-то мы живем тогда, когда корабль Тома пролетел мимо цели и два века спустя исчез.
– Не два века, – задумчиво сказал Леонид, – свет еще должен дойти до Земли.
– Неважно. Живем в то время, когда стало известно, что звездолет исчез.
– Ну… наверно.
– А в какой-то вселенной мы живем в те годы, когда Тома еще можно было спасти.
Леонид не представлял, как это можно было бы сделать, но сказал осторожно:
– Наверно.
– Тогда… – Лайма помедлила и добавила: – Я хочу домой. Отвези меня, пожалуйста.
– Хорошо, – пробормотал Леонид и приподнялся, чтобы перебраться на переднее сиденье.
– Не на этой, – сказала Лайма. – На моей. Эту ты взял у Колмана? Позвони ему позже, он заберет машину.
– Хорошо, – повторил Леонид.
* * *Леонид вел машину медленно, искоса поглядывая на Лайму. Что она вспоминала? Ей нужно побыть одной, освоиться, заново себя понять, каждое слово будет лишним. Пусть заговорит первая, тогда он будет знать, как себя вести.
Не меньше, чем Лайме, Леониду нужно было сейчас остаться наедине с собой. Рассказ Лаймы он воспринимал пока, как сюжет фантастического фильма. Точно знал, что на самом деле это фильм о реальной жизни, но на уровне ощущений это была фантастика.
Лайма вспомнила себя в мире, где они были любовниками, а Том получил от ворот поворот и, в угнетенном состоянии, отправился в экспедицию. Почему психологи (должны же там быть психологи!) допустили, чтобы астронавт ушел в полет, не будучи совершенно здоров? Угнетенная психика опаснее недолеченного насморка. Какие физические законы привели к тому, что в мире номер два они, такие, какие есть, живут в другом времени и, похоже, в других странах?
Существует ли мир, в котором Тома можно спасти? Нет. Если корабль потерпел катастрофу – то во всех мирах, где полетел к звездам. Во всех мирах скорость света одинакова в пределах квантовой неопределенности: триста тысяч километров в секунду. Если на Земле принят сигнал о помощи с расстояния в сотни парсек, то после катастрофы в любом случае прошли столетия, и на экране человек, много лет назад расставшийся с жизнью.
