Александр Тюрин - В мире животного (История одного нашествия)
— Да, это вам не с людьми работать,— говорю я приунывшим спутникам.
— Мое дело, естественно, сторона, но я бы пролетел над домом или лесом почти впритык. Те, кого мы все не любим,— надеюсь, разночтений в этом нет — плюнули на нас.
Изъерзавшийся Пузырев замахал руками:
— А ну, засни.
Но майор Федянин ткнул пилота в спину, чтоб послушался меня. И авиатор, который, кажется, уже обделался от страха, спорить не стал. Рукой было подать до Шаглинского оборонного центра — высокого удобного здания. Пилот резко спикировал на него, монстры тут уж не могли никаких фортелей выкинуть и въехали в стенку. Приклеенный вертолет мгновение скрипел всеми своими костями, а потом его отпустило, вернее, швырнуло вперед — прямо на заводскую трубу — но радужные облака уже погасли. Пилот как на скрипке сыграл, положил машину на правый борт, так что полозья лишь шуршанули по трубе. Мы, конечно, бросились хором провозглашать традиционные мужские здравницы, начинающиеся на скромную букву “е”. Я даже уточнил у пилота, почему нет на борту надписи: “Портить воздух во время полета запрещено”. Впрочем, рано пташечки запели. Искусили мы Фортуну, прелестница снова повернулась к нам задом. Машина вдруг задрыгалась, пилот закостерил приборы, в кабине стало жарко, пахнуло озоном, смешанным с интенсивной гарью, Пузырева ужалило обычное прикосновение к металлической детали, он, обиженно сопя, стал дуть на свою руку. Я метнулся к подсветке, так и есть — одно облако померкло лишь на время, мы в приступе радости и не заметили, что его владелец остался с нами. Из сияния к машине протянулся электропроводный хобот. Всплыла откуда-то неуместная цитата: “Мы ответственны за тех, кого приручаем”. Но способный пилот выручил всю честную компанию. Вначале чуть ли не упал вниз — я и с жизнью наполовину попрощался, думал, что парень взбесился — а потом повел свою машину по кронам деревьев, напоминая тракториста на колхозном поле. Мы минуты три бились-метались в кабине, душа вместе с пылью вышла, но забортный товарищ по несчастью наконец споткнулся о какой-то дуб, под которым сам Илья Муромец нужду справлял.
— Замечательная смерть замечательных людей откладывается,— пытался схохмить я, успокаивая Федянина, который явно стеснялся минутной своей суеты, и залившегося лицевым потом Пузырева.
Прилетели на базу где-то в Горелово, оттуда меня с шефом постарались поскорее выпроводить. Только успели полюбоваться на печально знаменитые клинья, застрявшие в пятнистой шкуре машины, на жалкий и потрепанный вид некогда гордой железной птицы.
7
Вертолетное сафари в копеечку обошлось. От меня, правда, вскоре отстали, разобрались, что я стеклотарный боец и “бабки” у меня долго не задерживаются. Это о личном. А теперь об общественном. Наутро тварей в технопарке не было, правда, все, что получше, они погрызли, или обгадили едким дерьмом. Напрасно я доказывал свою геройскую роль, охрана стала политическим трупом и, не собираясь вскоре возвращаться, покинула поле недавней битвы на катафалке. Вернее, на пузыревском микроавтобусе. Больше того, нашлись человекообразные твари, которые утверждали, что я своим сопротивлением спровоцировал разбой. Поэтому, если б не рассчитали пузыревскую команду, я все равно ушел бы в утро туманное, подняв воротник старенького плаща. Хорошо, что тонкость душевная мне не свойственна, а то бы испереживался до блевоты. Напротив, своим оскорбителям я кое-что рассказал про пидеров, готовых подставить очко любому встречному властителю-повелителю. Увы, как ни горько, без материальных потерь не обошлось, в ближайшей ментовке нарисовали мне штраф за “фулиганичанье”.
Естественно, что и фирмы не собирались больше кучковаться в этом разгромленном бардаке. За неделю-другую, отъев друг дружке хвосты и бока, поделили бывшие товарищи останки общего имущества в судебных присутствиях, да и разбежались по углам медвежьим, волчьим и кроличьим. Итак, нарыв прорвался. Родионы-дуевы торжествовали вполне, потому что их взяла, некогда приличные самостоятельные люди шли к ним с повинной яйцевидной головой корячиться за фотку на доске почета в оборонных “шарашках” или раскладывать пасьянсы из бумажек в НИИ. А бюро наше усохло раза в три, ребята без претензий занялись хранением тел кинозвезд, боксеров и прочих незамысловатых миллионеров; ловлей сбежавших от побоев жен; застукиванием прелюбодейных мужей — с организацией появления супруги в ответственный коитальный момент. А подлинным орлам, включая меня, пришлось отвалить из бюро, распрощаться с милейшим Пузыревым, не забыв выходного пособия, и застыть в своих гнездах в ожидании интересной добычи. Занятие я себе подыскал, народная моя мудрость подсказала: пить надо регулярно, чтобы доступный гадам мой глубинный пульс был скрытым и незаметным.
Вычислив стоимость своего движимого имущества, отсутствующей недвижимости, денежных активов с пассивами, я убедился, что общество обойдется без моих трудовых усилий в течение полугода, причем количество бутылок может равняться количеству дней отдыха. Наверное, проклюнувшийся вывод был несколько схоластичен. После трех вечеров, потраченных на Нину и харчо с цинандали в ресторане “Кавказский”, вдруг до меня дошло, что больше двух месяцев не продержаться, даже если буду стоять насмерть. Другое дело, если увеличить количество светлого и разумного в жизни. Я стал активничать, как партия в 29-ом. Насобирал ягод по дачным участкам с отсутствующими хозяевами, поставил, что можно, бродить на вино, застрелил пару жирных птиц в лесу, взял в лабазе хмельных напитков попроще на три месяца вперед, сдал телевизор в барахолку. Вдобавок, для развития личности в духе плюрализма, выписал две газеты взаимогрызущих направлений и зажил, как Робинзон Крузо. Первую неделю я незатейливо кирял, украдкой икал, да и в мире ничего из-за этого примечательного не происходило. Хотя, может и происходило, только я не замечал. На второй неделе я несколько сбавил темп, реже заливая в бак, зато пытался ухватить смысл написанного в газете. Оказалось, что перья, которые летели от общипанных несушек, наконец, долетели до депутатов. Взятки уже не сыпались в раскрытые карманы, да и подати жидкие стали.
Один выступающий с высокой трибуны красиво сказал, что мы напоминаем ему позднюю Римскую империю, а монстры — невесть откуда вылезших гуннов и вандалов. Другой запараллелил происходящее на татаро-монгольское иго. Я бы тут добавил даже, что твари, как истинные чингизиды, явно ярлыки на княжение выдают родионам-дуевым — уж больно все в жилу консервным начальничкам.
Раз стали давить в парламенте — тот по закону Бойля-Мариотта передал давление дальше — на людей с кабинетами больше тридцати ка-вэ-метров и портфелями крокодиловой кожи; жернова завертелись. Кого-то мелкого смололи, кого-то покрупнее затормошили, где-то вздернули сексуальный лозунг: “Наш минвнутдел должен стать подлинным органом родной страны”. Наконец, затопало по плацу специальное антимонструозное подразделение. Впрочем “подлинный орган” родил его давно: на тот случай, если монстры полезут в святые места: генеральские квартиры и дачи, красные уголки, расстрельные камеры, архивы секретных протоколов, ядерные реакторы, фермы по выращиванию микробов, которые полезны для наших и вредны для иностранцев. Но только сейчас было решено этот спецназ урезать раза в два и пускать его в ход против гадов где попало.
На третьей неделе я от волнения пил мелкими глотками, но часто, опохмеляясь чтением материалов про грозную команду. Бойцы спецназа охотно позировали, играли мышцами, клинками и стволами, метали ножи на меткость и плевали на дальность. Потом кто-то, сидящий сверху, решил устроить показательное выступление в здании одного дворца культуры на Васильевском острове. Люди оттуда давно сбежали, а монстры постоянно там вертелись. Вообще-то, помимо технопарков, наши гады, как и полагается кочевникам-варварам-гуннам, уважали места, где можно выпить и закусить сладким на халяву. Винно-водочные и кондитерские предприятия, склады с сахаром и конфетами, даже свекольные поля. Причем, если насыщенные наукой лаборатории и производства разорялись, как птичьи гнезда, то в “закусочных” звери вели себя аккуратно. Ранним утром всегда уползали, давая возможность людям, после небольшой приборки, спокойно заняться производством кайфовых вещей, которые, по южному выражению, “тают в рот”. А администрация “закусочных” обжираловку еще больше цивилизовала. Были установлены особые кормушки и такие нормы отпуска в гадские руки, чтоб никто из гостей за столом не посчитал себя лишним. Дворец культуры казался более загадочным случаем. Мне такое объяснение понравилось: ДК оккупировали потому, что там пацаны обучались охоте на тварей с помощью подаренных какой-то фирмой аппаратов. А кроме того, оттуда было приятно устраивать набеги на расположенную поблизости стекляшку биржи “СПб”.
