Евгений Лукин - Андроиды срама не имут
Замолчал, одарил насмешливым взглядом.
— Андрей Вознесенский, — пояснил он. — Доброе утро…
Должно быть, у него было два совершенно разных голоса: одним он говорил, другим декламировал.
— Привет… — отозвался я и выбрался из футляра.
— Мне сказали, ты меня искал.
— Искал… — Я провел ладонью по голобровому лицу и проснулся окончательно. — Короче… сделал, как ты говорил…
Он посмотрел на меня с любопытством.
— Получилось?
— Да, получилось…
— А что такое?
— Она думает, я ее сожгу!
— Мымра?
— Да…
Алексей задумчиво поджал губы, покивал.
— Все правильно… — сказал он. — Огонь для них — самое страшное.
— А Лера курит, — растерянно напомнил я.
— Тоже с огнем играет, — с досадой отозвался Алексей. — В прямом смысле…
— Обмылок ей сигареты приносит, — не удержавшись, наябедничал я.
— Это меня и тревожит, — признался Лёха. — Странно ведет себя наш наладчик, не находишь?.. Как будто чувствует, что терять уже нечего.
Последняя его фраза меня обеспокоила.
— А что тут терять?
Лёха взглянул на меня и улыбнулся.
— Ему или нам?
— А разве это не одно и то же?
Лёха рассмеялся и потрепал меня по голому плечу.
— Тебе чего надо-то? — спросил он.
— Правды, — твердо ответил я.
— Ишь чего захотел… Я бы, знаешь, тоже не отказался.
Меня сильно раздражала эта его манера то и дело напускать на себя таинственность, но выбора не было.
— Видишь ли, в отличие от нашего пахаря, — миролюбиво продолжил он, — ты мне симпатичен, Володя. Может, я ошибаюсь, но есть в тебе этакая внутренняя честность. Ты мыслишь, а не просто трындишь. Вопрос лишь в том, насколько прочна твоя нервная система…
Под нашим пахарем, судя по всему, подразумевался Вадим.
— Прочна, — заверил я.
— Хотелось бы верить… Ну, давай порассуждаем вместе. Нас боятся и ненавидят, так? Спрашивается — за что?.. За уродство? Вряд ли. Потому что и у моего лохматого, и у твоей Мымры главный мотив — огонь, а вовсе не наша с тобой внешность. Они панически боятся огня. И нас — как возможных носителей огня. Откуда мог взяться такой страх?
— Ну? — сказал я.
— Из прошлого! — Алексей был явно разочарован моей несообразительностью. — Они уже имели с нами дело…
— С нами?
— Ну, не с нами… С изготовителями андроидов. Какая разница?
Я ошалел:
— То есть как какая разница?!
— Сейчас объясню, — утешил меня Алексей. — Если слышал, японцы… Да, по-моему, японцы… Додумались, короче, ставить в офисах резиновую статую начальника. И бамбуковая палка рядом лежит. Отчитал тебя босс — идешь в холл, берешь палку и лупишь это чучело сколько твоей душеньке угодно. Снял стресс — иди работай дальше… Вот я и думаю: а что если здесь то же самое? Приобретают копии своих врагов — ну и…
Мне очень не понравился ход его мысли.
— Ты еще магию вспомни! — буркнул я. — Берут восковую куколку и начинают через нее порчу наводить…
На секунду Лёха оцепенел.
— А между прочим… — потрясенно вымолвил он.
— Что между прочим? — вспыхнул я. — Ну, присесть на корточки, ну, взяться левой рукой за правое ухо! Не жгут же, спицами не прокалывают…
— Дорогое было бы удовольствие, — заметил Лёха. — Кроме того, ты не учитываешь, что мораль-то нечеловеческая. Допустим, убийства и пытки расцениваются как знак уважения к противнику…
— Тогда почему лохматые не заставляют нас заниматься чем-нибудь действительно постыдным… Позорным…
— Трахаться у всех на виду? — предположил Алексей.
— Хотя бы так…
— Ты уверен, что это для них позорно и постыдно?
Я не был в этом уверен.
— На кого ты работаешь, Вова? — задушевно, как в контрразведке, спросил Алексей. Пристальные зеленоватые глаза его загадочно мерцали. — На Мымру… А кто такая Мымра? Негуманоид… А как будет «негуманоид» по-русски? — Ответа Лёха дожидаться не стал. — Нелюдь, — ласково сообщил он, выдержав крохотную паузу. — Мы с тобой, друг ты мой ситный, обеспечиваем нужды нелюдей…
— Ты меня не в партизаны вербуешь? — холодно спросил я. — Может, сразу сколотим диверсионную группу? Что тебе сделали негуманоиды?
— Они всех ненавидят, Володя!
— Кого всех?
— Всех, у кого две руки, две ноги и одна голова. Тебя, например, меня… Ты же сам недавно в этом убедился! Страх и ненависть. Ничего, кроме страха и ненависти…
— Христа распяли, Галактику продали… — в тон ему добавил я.
Лёха поглядел на меня с восхищением.
— Чувствую, будет с кем потолковать, — молвил он.
* * *Я настолько уже привык к нашей мути (вернее, к тому ее пятачку, на котором мы обитаем), что почти уже не пользуюсь спичкой в качестве компаса. Заложил за ухо — и пошел. Озираться давно перестал, ноги сами придут куда надо. Читал в каком-то рассказе Куприна о забаве балаклавских рыбаков: завязывают человеку глаза, раскручивают как следует, а потом велят вслепую ткнуть пальцем на север. Так и я теперь. Куда бы ни занесло, в любой момент могу не глядя определить, в какой примерно стороне и на каком примерно расстоянии располагается мой саркофажик. Моя Полярная звезда.
Когда я вышел к Лериному футляру, он оказался закрыт и морозные искорки по нему не бегали. Должно быть, соседка моя была на службе. Я двинулся восвояси, как вдруг услышал странные звуки. Естественно, странные, какие же еще! Мирок у нас тихий (шорохи и потрескивания не в счет). Лохматые, если и общаются меж собой, то беззвучно, так что, кроме фальшивых андроидов, шуметь тут некому.
Взметнула навстречу черные свои шипы страшилка. Определенно у подножия ее что-то происходило: там ворочались бурые сгустки мглы, уменьшающиеся с каждым моим шагом. Разумеется, ежики. Сослуживцы мои, кстати, называют их колобками. Растерянно и бестолково округлые создания суетились вокруг черного со смоляными наплывами ствола, возле которого лежала и плакала Валерия.
Я остолбенел, потом кинулся к ней.
— Лера… Что с вами?..
Она ударила кулачком по колкому пружинистому мху.
— Не могу… больше… Сил моих больше нет…
— Ну что вы, Лера… — пролепетал я. — Что вы…
— Домой хочу… — пожаловалась она детским голосом, утирая мокрый от слез подбородок.
Дрогнувшей рукой я осмелился погладить ее голое бледное плечо.
— Ну и… отправитесь домой… — растерянно бормотал я. — Черт с ним, с островком в океане… Если невмоготу уже!.. На особняк-то, я думаю, вы за четыре месяца заработали…
Она резко приподнялась на локте и посмотрела на меня с ненавистью.
— Дур-рак! Ты что, еще ничего не понял? Отсюда не возвращаются! Отсюда путь один — на свалку…
Я даже не испугался услышанному. Я просто не поверил.
— Господи… — простонала она. — Какая дура!.. Ну дали бы мне там два условно… А тут пожизненное… пожизненное!..
И стало до меня помаленьку доходить, что все это всерьез. Так не разыгрывают.
— Позвольте, Лера… — Я попробовал улыбнуться — лицо задергалось. — А как же… пять тысяч в день?..
— Кретин!.. — с наслаждением проскрежетала она и снова уткнулась лицом в мох.
Я стоял перед ней на коленях, а в локоть мне тыкался колобок: дескать, уходи, все равно утешать не умеешь. Он-то и привел меня в чувство.
— Что такое свалка? — отрывисто спросил я.
Лера всхлипнула. Мне представилась копошащаяся гора бледных изуродованных тел. Стало жутко.
— Лера… — сказал я, и голос у меня дрогнул. — Бедная Лера…
Вскинулась, взяла за плечи.
— Иди ко мне… — обессиленно попросила она. — Иди…
Мне бы закрыть глаза, а я не закрыл. Вряд ли она увидела в них свое отражение, да этого и не потребовалось. Охнула, уткнула в ладони голое лицо и тихонько завыла. Я почувствовал, что еще секунда — и сойду с ума. Наконец дыхание у Леры кончилось, но тишина оказалась еще хуже, чем этот тихий вой.
— Я там красивая была… — разрывая мне сердце, прерывисто произнесла Лера. — У меня ресницы были…
Я медленно поднялся на ноги. Горло перехвачено от злобы, руки отяжелели.
— Зажигалка… далеко?.. — хрипло выговорил я.
Она отняла ладони, смахнула слезинки, всмотрелась.
— Зачем?
— Сожгу все тут… на хрен!..
Резко выдохнула, стремительно приходя в себя.
— Не дам, — сказала она. — Я еще жить хочу…
Перед глазами у меня затанцевали сразу три медузы. В бешенстве отмахнулся. Увернулись и затанцевали снова — уже вчетвером.
— Тогда пойду Обмылка изуродую!..
Лера грустно улыбнулась.
— Не надо, Володя… Кулак обобьешь. Обмылок — андроид…
После этих слов неистовство мое как рукой сняло. Колени подвихнулись, и я снова опустился на колкое упругое покрытие. Обмылок — андроид?!
— Но… ты же говорила… у вас роман был…
