Сьюзен Янг - Идентификация
Я знаю, что делать. То, что сделал бы Джеймс, если бы я позволила. Мне не скрыть отчаяния. За мной тоже придут, и достаточно скоро. Возможно, уже назначен день. Меня уведут, залезут в душу, в память, сотрут воспоминания о Джеймсе, Миллере и даже о Брэйди. Они заберут все, что делает меня мной, и пустую отправят обратно.
Я почти улыбалась, выжимая на шоссе намного больше разрешенного, не заботясь о том, что могу разбиться. Почти надеясь, что разобьюсь. Но и если нет, ничего.
Потому что я еду к реке. Поплавать.
Я не поехала на наше обычное место. Я отправилась туда, где умер мой брат, и подошла к краю обрыва, глядя на пенящуюся реку. Было начало шестого, солнце стояло еще высоко. Я поехала в своей удручающе нормальной одежде, но сейчас мне отчего-то хотелось надеть что-то более знаковое – старый свитер Джеймса или футболку Брэйди. Мы так никуда и не отдали его футболки.
Я подняла руку и снова посмотрела на пурпурное сердечко. Джеймс подарил его мне целую вечность назад. В другой жизни. Это не метафора – тогда в нашей жизни был Миллер. Я заплакала.
Прижимая кольцо к губам, я думала, где сейчас Джеймс. Мы ничего не знали о Программе и что конкретно она делает с людьми. Несколько месяцев назад в новостях промелькнуло репортерское расследование, но его скоро заслонила статистика участившихся самоубийств. Любые нарушения, выявленные журналистами – связанные пациенты, превышение дозы сильных транквилизаторов, – отбрасывались, важен был лишь результат. Ни один из прошедших Программу не умер, все доучились до выпускного и дожили до восемнадцати лет, после чего исчезли с радара подростковой статистики.
Опустив руку, я посмотрела на сильное течение подо мной. Обрыв высокий, футов двадцать. Река здесь достаточно глубокая, о дно не разобьешься, но меня затянет под воду и унесет, как Брэйди тогда. Как и он, я не стану сопротивляться и позволю мраку меня забрать.
Закрыв глаза, я мысленно попросила прощения у родителей и у всех, кого подведу, и упала вперед.
Ветер хлестнул по лицу, от ощущения падения защекотало под ложечкой. Я резко вдохнула, ударившись о воду. Внезапный холод объял меня, заливая рот. Я раскинула руки, опускаясь все глубже и радуясь этому. Было темно и очень холодно. Вдруг я ужасно испугалась и забилась в воде, стараясь за что-то схватиться. Я пыталась вдохнуть, но вместо этого наглоталась воды. От рвотных спазмов скрутило тело. Господи, я же тону! Давление в груди росло, и я вдруг поняла, что не хочу умирать. Я не хочу здесь умирать!
Течением меня ударило о большой камень, наполовину выбросив из воды. Я ухватилась за валун, и меня долго рвало речной водой. Я испугалась, что потеряю сознание и погибну. Горло саднило, легкие болели. Рука онемела – кажется, она была сломана. Я старалась ровно дышать, пусть горло и перехватывало. Адреналин не позволял отключиться, подавлял страх, какого я еще не знала в жизни. Беспомощность, которой я еще не испытывала и никогда не захочу испытать снова. Я начала всхлипывать.
Река неслась мимо. Ноги затягивало в поток, но я держалась, слушая собственное неглубокое дыхание. Глаза покраснели и болели, и я смотрела вокруг, часто моргая. Зелень листьев, серые скалы, блеск заходящего солнца на воде.
Я положила голову на сломанную руку. Одежда липла к телу, а я смотрела на пурпурное сердечко-кольцо. В отличие от многих я не могу убить себя. Может, в последние мгновения они тоже передумали, но под рукой не оказалось спасительного валуна? Я начала плакать при мысли о Брэйди: я должна была добраться до него быстрее. Может, он хотел жить. Может, это моя вина, что он умер.
Плача, я цеплялась за камень, пока голова не опустела и тело не обессилело. Ощутив пустоту, я собралась с силами и перелезла через валун, на четвереньках выбравшись на берег. Ноги онемели от ледяной воды, я едва ощущала землю под ногами. Рука начала пульсировать болью, одна из туфель осталась в реке. Уже стемнело, когда я вернулась к машине. Я оставляла ключ в зажигании и, заведя мотор, переключила печку на медленный обогрев.
Глядя в ветровое стекло, я представляла, как Джеймс вернется из Программы. Некоторое время меня к нему не подпустят, но рано или поздно мы встретимся. Джеймс не такой, как другие. Он умный, изобретательный. Что, если им не удастся стереть ему память? Что, если он вернется и вспомнит меня? Будь я на его месте, ну, то есть если бы меня забрали в Программу, я бы все сделала, чтобы его не забыть. Я бы нашла способ. Значит, и Джеймс не растеряется. Я должна в него верить.
Отец сидел на крыльце, когда я подъехала к дому. Вскочив, он бегом подбежал к машине. Я выключила мотор и подождала, пока папа справится с дверью.
– Слоун! – начал он, но замолчал, увидев меня. – Что случилось?
Я медленно перевела взгляд на папино лицо.
– Я пыталась научиться плавать, – пожала я плечами. Руку пронзила острая боль. Я вздрогнула.
– Ты что-то повредила? – Папа наклонился ко мне, но я отшатнулась.
– Не трогай, – сказала я. – По-моему, я руку сломала. Течение было слишком сильным, и…
– Хелен! – крикнул отец через плечо. – Пойдем, детка, – сказал он мне, осторожно поддерживая меня под здоровую руку и помогая выйти.
– Где ты была? – в панике закричала мать, выбегая из дома. В свете лампочки над крыльцом она показалась мне очень бледной. Ее руки быстро ощупали меня, откидывая назад мокрые волосы. Она проворно осмотрела царапины на моей щеке.
– Я хотела научиться плавать. – Я посмотрела в ее усталые глаза. Я плохо вела себя в последнее время и думала этим загладить вину. Мать всегда хотела, чтобы я хорошо плавала, но мне было жутко страшно заходить в воду. А после гибели брата вообще поклялась никогда не учиться плавать. Сейчас я надеялась, что от спасительной лжи матери станет легче. – Извини, – добавила я, опуская взгляд.
– О Слоун, – обняла меня мать. – Ну разве так можно! Я очень волновалась, чуть в полицию не заявила о твоем исчезновении…
Я замерла.
– Ты звонила в полицию?
Меня охватил страх при мысли, что она воспользовалась номером из брошюры, лежащей у телефона. Что моя родная мать сдаст меня в Программу.
– Нет, – ответила она. – Твой отец сказал, ты вернешься, ты просто поехала… проветриться, – выговорила она, будто не помня значения слова. Я посмотрела на отца, который упорно глядел в пол. Неужели он догадывается, куда я ездила?
– Это была случайность, – сказала я матери, стараясь говорить как можно спокойнее. – Я подумала, здорово будет научиться плавать и удивить Джеймса, когда он вернется. Но меня унесло течением. В другой раз буду осторожнее.
– Надо везти тебя в больницу, – перебил папа. Мать встревоженно посмотрела на него, будто он хотел меня украсть.
– Мы сами съездим, – сказала я. – Я знаю, как ты ненавидишь больницы.
Я улыбнулась, чтобы ей стало легче. Или это я опять делала хорошую мину при плохой игре – видишь, мама, я здорова? Мне было неловко за свою вспышку за ужином, меня поддерживало обещание Джеймса вернуться. Шесть недель я как-нибудь выдержу. Джеймс вернется, и мы будем вместе. Мы победим Программу.
Мать снова обняла меня, и я вздрогнула от боли в руке.
– Ох, прости, – засуетилась она. – Я так рада, что с тобой все в порядке. Не могу… Не могу еще и тебя потерять.
У меня заныло сердце. Я вспомнила, как много недель мать плакала после смерти Брэйди, как запил отец, и как они кричали друг на друга. Я утешала мать, как могла, но вскоре горе от потери брата захватило меня почти целиком, и единственным человеком, которому я могла довериться, стал Джеймс.
– Со мной все в порядке, мам, – сказала я непринужденно, удивляясь, как легко лгать. – Не стоит волноваться.
Она с явным облегчением кивнула. Я обошла машину – папа уже сел за руль, подняла здоровую руку и помахала на прощание. Отец задом выехал с дорожки, ободряюще улыбнувшись матери, но как только мы выехали на улицу, папа искоса поглядел на меня.
– Слоун, – негромко начал он. – Я знаю, что ты не плавать пробовала. И я хочу знать, намерена ты это совершить или нет. Надо мне звонить в Программу, чтобы твоя мать не потеряла последнего ребенка?
– Папа…
– Не лги мне, – сказал он устало и совсем без гнева. – Мне нужна правда. Лжи я сейчас не вынесу.
– Я ничего не стану с собой делать, пап. Я… не смогла.
Он смотрел на дорогу. Мы уже подъезжали к больнице.
– Спасибо.
Я смотрела на папу, вспоминая, каким веселым он был, когда мы с Брэйди были детьми. Как он водил моего брата на фильмы для взрослых, хотя тот еще учился в средней школе, а мне в утешение покупал мороженое. После смерти Брэйди отец сильно сдал и постарел. Трагедию он пережил с трудом, и порой мне казалось, что меня он едва замечает. Разве что проверяет иногда, дышу я или нет.
