Анастасия Баталова - Исполнитель желаний (СИ)

— С чем, вы предполагаете, связан взрыв? Это же невероятный феномен. Вы думаете в комете имелась раскаленная сердцевина, где были возможны спонтанные ядерные реакции? — Иоган схватил Ликуса за костюм спереди и притянул к балюстраде, лицо его было освещено лихорадочным воодушевлением, — вам следует всё проверить, сканируйте квадрант непрерывно! — он подтолкнул оператора вперед — тот, отлетев от балюстрады метра на три, повис над бездной — и повернулся к гостям.

Лицо его уже снова успело измениться, и теперь выражало сердитую озабоченность. Кирочке никогда прежде не доводилось наблюдать у людей столь скорую смену эмоций, особенно у таких как Йоганн, на первый взгляд замкнутых, обособленных, способных к высокой степени сосредоточения.

— Простите, — сказал он вдруг смутившись, точно его застигли ковыряющимся в носу, — теперь это наши внутренние проблемы, я не смею задерживать вас, — Йоганн виновато взглянул на Кирочку, и волна, казалось бы, неуместной жалости захлестнула её; всё в этом человеке, неуклюжем, остроугольном, порывистом было несочетаемым, противоречивым, точно он был сложен из кое-как подобранных деталей от разных наборов конструктора.

«Интересно, у него есть друзья?» — подумалось вдруг ей — «Он хоть раз видел море? Или так всю жизнь и просидел, загорая в голубоватых отсветах дисплея?»

— Случившееся сегодня — богатейшая пища для исследований, — сказал Йоганн, — нашим астрофизикам предстоит огромная работа по изучению этой кометы.

— Но она же взорвалась! — не удержался Билл.

— Вот именно, и нам нужно знать, почему, — глядя на Билла как на маленького, пояснил Йоганн, — задача науки — проникать в суть вещей и явлений.

— Так уж ли это важно, какова причина взрыва, — робко вступила в беседу Кира, — ведь после того, как исчезла непосредственная угроза Земле, вопрос кометы потерял свою актуальность?

Йоганн устало махнул рукой.

— Вы не понимаете! Потому что не знаете математики, — на лицо его вернулась первоначальная затворническая неприветливость, — вероятность спонтанного взрыва объекта такой массы близка к нулю, собственно говоря, это и есть нуль, десять в минус сороковой степени, поэтому случившееся с данной кометой — феномен! И для ученого непростительно оставить его без внимания.

— Это я взорвал её, — сказал Эрн. В его интонации ощущалась неприкрытая насмешка, очень уж хотелось парню как-нибудь отомстить Иоганну за тот первый презрительный взгляд на платформе. Юный колдун уже почти пришёл в себя, разве только был немного бледнее обычного.

Старший оператор резко обернулся в его сторону, но ничего не сказал — что может учёный возразить на подобный бред?

— Посудите сами, — продолжал Эрн, — ведь это же наиболее простое объяснение. Вот летела ваша комета по небу, летела и летела, взрываться не собиралась, вероятность ноль, как вы утверждаете, и тут пришёл я, взглянул на неё и трах-тах-тах, разлетелась голубушка на мелкие кусочки!

— Это совпадение, — прошипел Йоганн, буравя Эрна ненавидящий взглядом.

— Он шутит, — мягко выступил Билл, аккуратно подхватывая возмущенного научного работника под локоть, — проводите нас.

Гостям предстояло повторить долгое путешествие по лабиринту коридоров. Чтобы не молчать и не возвращаться к обсуждению кометы, лейтенант Крайст задавал Иоганну разнообразные вопросы.

— А почему вы стали программистом?

— Вообще то я математик, но у меня не получилось с диссератацией, — лицевые мышцы Йоганна при этом так болезненно дрогнули, словно он ощутил внезапную колику, вероятно, когда-то несостоявшаяся защита нанесла сокрушительный удар его самолюбию.

— Что за тема, если не секрет?

Йоганн внезапно поднёс руки к лицу, словно хотел защититься, закрыться от чего-то, жест вышел растерянный, жалкий. Кирочка, идущая позади, слышала разговор, она ощутила горьковатый привкус сочувствия, на стене мелькнули длинные тени растопыренных нервно-стремительных пальцев программиста.

— Пппрогноз ккколлапса пппространства и исчезновения времени, — выговорил он, заикаясь, — я занимался математическим моделированием условий на границах чёрных дыр…

— И что же случилось?

— Мне не поверили… Я ппполучил…ппполучил… — Йоганн скорчился, как от боли, создавалось ощущение, что каждое слово даётся ему с трудом, — их моих уравнений вытекало, что существуют некие объекты, я не стал придумывать им название, ну, скажем так, квази кванты, которые могут, распадаясь в одной точке пространства, одновременно рождаться в другой, и это происходит мгновенно; они не двигаются, не бегут, не летят, не излучаются, а именно возникают и исчезают, потому способны мгновенно переноситься на немыслимые расстояния, квази квант за доли секунды может переместиться в другой конец Вселенной! И скорость света не предел!

— А что происходит с квази квантом в промежуток между распадом и рождением? — спросила Кирочка.

— Вот в этом вся и загвоздка, — Йоганн побледнел, — мои оппоненты спросили меня, есть ли доказательства, что родившийся квази квант действительно тот же самый квази квант, который распался? Я сказал, что квази квант способен переносить информацию, она может быть закодирована в его характеристиках, я не буду сейчас вдаваться в подробности как именно происходит кодирование, я ответил комиссии, что только по этим передаваемым «посланиям» можно отличить один квази квант от другого, и тогда они стали гудеть, возмущаться, и спросили меня вот именно то, что спросили сейчас вы; понятие одновременности, если речь идёт о сильно удалённых точках пространства, теряет смысл, совершенно справедливо заметили они, следовательно, согласно вашей теории, между рождением и распадом квази кванта переносимая им информация существует без всякого носителя, в чистом виде, разве это возможно? Я начал объяснять им, что квази кванты порождают пространственно-временные неоднородности, что одновременные распад и рождение можно приравнять к бесконечно быстрому движению внутри «канала постоянного времени», но они уже стали вставать с мест и уходить…

Он отдышался и продолжил металлическим тоном.

— Я ошибся. Мои расчёты содержали некорректные допущения, на которые мне указали, я не только не смог защититься, но и был с позором изгнан из университета, некоторые ученые возмутились, называли меня лжецом, фриком, унижали, утверждая, будто бы мои заблуждения вызваны членством в религиозной секте и я таким образом пытаюсь доказать существование горнего мира, Бога, Верховной Идеи Идей… Мой авторитет был подорван. Счастье, что три года назад мне удалось устроиться сюда младшим оператором…

— Вы пытались бороться? — робко спросила Кирочка, — Пробовали представить свои результаты где-нибудь в другом месте?

Йоганн резко обернулся к ней. Лицо его как будто вдруг затвердело, подобно быстро стынущей лаве, приняло недоброе упрямое выражение.

— Я ошибся. Мои результаты просто не могли быть правдой.

Холодом повеяло от острого льда этой рубленой фразы. Кирочка не стала ничего отвечать.

— И вы больше не занимались математикой?

— Нет. Я писал программное обеспечение для телескопов. Это получалось у меня гораздо лучше.

На платформе уже стоял готовый к отправлению вагон-капсула.

— До свидания, — Билл крепко пожал небольшую руку Йоганна, ощутив прохладу его тонких приученных к клавиатуре пальцев.

— До свидания, — сказала Кирочка.

Эрн молчал. Встретив откровенно-враждебный взгляд Иоганна, он ответил ему мрачной саркастической полуулыбкой.

Двери вагона бесшумно сомкнулись, отделив гостей от фигуры, стоявшей на платформе. Ветер теребил на Иоганне пиджак; в небе над телескопами тянулись грязноватые зимние облака, точно техническая вата.

— И чего он все время так на меня смотрел? — Эрн неприязненно дернул плечиком.

— Боялся поверить. Люди сильно не любят ломать привычную картину мира, — задумчиво проговорил Крайст, — и в этом их несчастье…

— Боялся поверить…в меня? — уточнил Эрн.

— В тебя тоже, но больше в себя самого. Связь взрыва с тобой могла бы быть обоснована теоретически, скажем, существованием этих его квази квантов. Он уже похоронил свои идеи, привык к мысли, что просто ошибся, авторитеты раздавили его, а ты разбередил его раны… Дал ему надежду. Надежда ведь такая вещь, что порой её наличие куда больнее, чем отсутствие…

Двери капсулы бесшумно раскрылись; их встретил тот же унылый зимний день, но уже на другой платформе.

Крайст вышел первым, закурил, прислонившись к перилам, загляделся на огромный розоватый пузырь заката, раздувающийся над голыми деревьями. Эрн поднял глаза на Киру:

— Ну вот, теперь ты должна поцеловать меня, — сказал он очень тихо, чтобы не услышал никто, кроме неё, — уговор дороже денег.