Сказки Змея Горыныча - Борис Гедальевич Штерн

В ответ Прекрасная Незнакомка начинает беззвучно плакать:

– Уведите меня отсюда!

Дмитрий Николаевич осторожно выглядывает в коридор.

Слева лежит рухнувшая дверь, справа в комнате продолжается допрос. Коридор простреливается, незаметно проскочить невозможно.

«Может быть, Сонька здесь пересидит? – раздумывает Дмитрий Николаевич. – Почему «Сонька»? Пусть будет Сонька. Нет, ее надо увести отсюда. Думай, доцент, думай…»

Наконец появляется дерзкая мысль. Дмитрий Николаевич едва успевает нашептать на ушко Незнакомке план спасения, а его уже вызывают:

– Свидетель, скоро вы там? Подпишите протокол.

– Иду! – страждущим голосом отвечает Дмитрий Николаевич и спускает воду.

Артист!

Он входит в комнату, закрывает своим телом вид на коридор и склоняется над протоколом. Тут же в коридоре раздается стук каблучков и дрожащий Сонькин голос спрашивает:

– Дмитрий Николаевич, вы здесь?

Шкафообразный сотрудник вскакивает, отстраняет Чухонцева и выходит в коридор.

– Как вы здесь оказались, дивчина? – подозрительно спрашивает он Соньку.

– Вошла в дверь, – пугливо отвечает та.

– Это ко мне, товарищи, – объясняет Дмитрий Николаевич.

Шкафообразный сотрудник вводит Соньку в комнату. Верзила с равнодушным видом начинает выдергивать папироску из конфискованного «Беломора». Появление этой дамы в ограбляемой им квартире верзилу никак не касается. Если спросят, то он эту шалаву впервые видит. А если есть сомнения, то первым делом надо было не руки крутить и лясы точить, а обыскать квартиру на предмет обнаружения других посторонних лиц. Как и положено. «Так что ты, начальник, совершил методологическую ошибку», – всем своим видом говорит верзила.

– Я не видел, как вы вошли, – подозрительно говорит Шкафообразный начальник. Он уже сам понимает, что совершил ошибку и ее уже невозможно исправить. – Кто вы такая? У вас документы есть?

– Что вы, товарищи, в самом деле… – возмущается Дмитрий Николаевич. – Это моя студентка. Она пришла сдать зачет по русской литературе конца девятнадцатого века. На каком основании вы ее подозреваете?

Еще не ясно, убедила ли та защитная речь сотрудника милиции, но Сонька уже на всякий случай собирается плакать.

Верзила-рецидивист никак не может найти спички и отправляется за спичками на кухню. Ему, видите ли, надо прикурить. Его силой усаживают. Пока верзила таким образом отвлекает внимание от сообщницы, Дмитрий Николаевич, не читая, подписывает протокол, зачем-то кланяется и выходит из комнаты, пропуская вперед Соньку и ожидая приказа поворотить назад.

Проходят коридор.

Выбираются сквозь разлом на лестничную площадку.

Дмитрий Николаевич открывает дверь, пропускает рецидивистку в свою квартиру, но здесь не выдерживает и оглядывается. Шкафообразный сотрудник задумчиво наблюдает за ним.

Дмитрий Николаевич поспешно проходит в свою прихожую, закрывает дверь на два с половиной оборота и навешивает дверную цепочку. Входит в комнату. В комнате Соньки нет. Она уже устроилась на кухне. Она думает, что на кухне надежней. Она сидит на табуретке и читает первую фразу его статьи: «Конец XIX – начало XX в.в. – интересный и сложный период истории русской литературы…» Дмитрий Николаевич смотрит на нее и не знает, о чем с ней говорить.

– Вы в самом деле рецидивистка? – спрашивает он.

Сонька снимает очки, смотрит на него, как на дурака, и утвердительно кивает.

– Минут через двадцать вы сможете уйти. Это не вызовет подозрений.

Сонька опять кивает и сосредоточенно разглядывает первую страницу.

– Зачем вы этим занимаетесь? – спрашивает Дмитрий Николаевич.

– Чем?

– Чем… Рецидивизмом.

– Ну и дурак вы… – усмехается Сонька.

Верно, дурак он. Филолух царя небесного. Рецидивистка и кандидат филологических наук. Разные социальные ступени.

Нет общих интересов. О чем им говорить? О символизме?

– Это вы все время торчали под дверью? – спрашивает Сонька.

– А что прикажете делать? Разрешить вам ограбить моего друга? Работягу, не в пример вам?

– Вы что, в самом деле преподаете русскую литературу?

Дмитрий Николаевич кивает.

– Где, в пединституте?

– В университете.

– Ого! – удивляется Сонька.

– Вы не смущайтесь. В университете работают такие же люди, как везде.

– А я и не смущаюсь, – отвечает Сонька и закидывает ногу за ногу. – Такие, да не такие. Вот вы, умный человек, прочитали уйму книг, а задаете какие-то детские вопросы. Вы сами, наверно, читаете студентам лекции о том, что Достоевский, например, в «Преступлении и наказании» глубоко и всесторонне анализирует причины и следствия преступлений своего героя. Зачем же вы спрашиваете, зачем я это делаю? Мало ли что… Тяжелое детство, отец-пьяница, наследие прошлого… Откуда я знаю? Вам, образованным, и карты в руки. А я так отвечу: люблю я это дело, ох, люблю!

– А вы сами читали «Преступление и наказание»?

– А как же! Вы думаете, рецидивист – это кто?

– Деклассированный элемент.

– Вот так сразу! Не скажите… Убийце Раскольникову вы не отказываете в звании интеллигента, а квартирный грабитель кто, по-вашему?

– Да неужто вы читали Достоевского? – изумляется Дмитрий Николаевич.

– Вы меня обижаете!

Вот так Сонька! Вот так общие интересы!

– С вами хорошо, но пора сматываться, – озабоченно говорит Сонька. – Рискованно здесь торчать.

– Подождите! У меня к вам есть один дополнительный вопрос…

– Ну и замашки у вас! – смеется Сонька. – Нет, пора рвать когти.

– Куда?! Куда рвать, куда сматываться? Грабить? Воровать? На каком языке вы говорите? У вас талант, чем вы занимаетесь?! Куда вы идете? Мне нужно задать вам много дополнительных вопросов… Я пишу статью о русских символистах, вы мне можете помочь!

Сонька серьезно разглядывает Дмитрия Николаевича:

– О символистах? Это кто?.. Блок, Бальмонт, Волошин?

– Да! И еще многие!

– Ладно, еще пять минут. Угостите, блондин, сигареткой.

Дмитрий Николаевич дрожащими руками подносит ей спичку.

– Как там у Блока, помните? – спрашивает Сонька, пуская дым. И декламирует:

Ты страстно ждешь, тебя зовут, –

Но голоса мне не знакомы,

Очаг остыл, тебе приют –

Родная степь. Лишь в ней ты дома.

Блока на память шпарит, ужасается Дмитрий Николаевич.

Тут и правда кто-то кому-то сдает зачет по литературе.

– Последние строки помните?

– Да… Нет… Забыл, – шепчет Дмитрий Николаевич.

– У вас Блок где? А вот, на плите… – Сонька листает синий том Блока. – Читайте!

Дмитрий Николаевич пробегает глазами последние строки, не понимая, куда метит Сонька, но, поняв, читает со страстью вслух и даже взмахивает рукой:

О, жалок я перед тобой!

Все обнимаю, всем владею,

Хочу владеть одной тобой,

Но не могу и не умею!

– «Хочу владеть одной тобой, но не могу и не умею», – повторяет Сонька. – Для начала неплохо. Вы