Палач. История, одна из многих - Влад Костромин
– Убийца, больной садист! – сквозь зубы, тихим голосом, говорила женщина. – Устроить такой концерт, во время казни моего сына!
– Я вам соболезную, но…
– К чему мне ваши соболезнования? – перебила мать покойного. – Джордж хотел умереть в спокойствии и тишине, а вы, сделали из этого шоу и надругались над смертью.
– Поймите, это не моё решение, меня наняли и…
– А вы за деньги готовы делать самые отвратительные вещи?! – продолжая перебивать меня, мадам все ближе подходила к столу. – Сын понёс наказание за ошибки, своей головой, но… что устроили вы…, такой смерти не заслуживает никто! Устроить публичное унижение, на потеху этим ублюдкам, моя бы воля, ни один не покинул актовый зал, я бы всех поубивала!
– Дамочка, вы к чему это мне высказываете? – встав со стула, начал объясняться. – Если вас что-то не устраивает, идите к начальнику тюрьмы, он этим заведует, а я выступаю лицом компании, своей компании. Как мне известно, всех родственников должны были оповестить об этом шествии, и раз вы пришли, значит это правда.
– Оповещение было, но оно заключалось в озвучивание даты и времени казни, но никак в нём не говорилось, что моего сына разорвут на части перед полу тысячной аудиторией! – она в плотную подошла к столу и продолжала винить меня во всём. – Ещё такие круглые суммы берёте за просмотр, вы себе сколотили целое состояние, видимо, на таких моральных уродов, получающие экстаз от человеческой смерти. На вас найдут управу, и вы обязательно закончите жизнь на такой же машине и уверяю вас, наблюдая за этим, я буду в первом ряду.
– Хорошо, вас оповестят о моей казни, а теперь покиньте кабинет, – что-то доказывать у меня не было сил, на фоне стресса у неё поехала крыша и самое оптимальное, сделать так, чтобы она исчезла с глаз моих, – а если есть претензии, все они должны быть адресованы Альберту Куперу, начальнику тюрьмы и по совместительству организатору казни. Если вы считаете, что вас некорректно оповестили и вы не были в курсе, что казнь будет публичной, пишите заявление на тюрьму, возможно, справедливость восторжествует.
– У вас есть дети? Представьте, как вы будите наблюдать за их смертью, а ваша горечь отчаяния, никем не будет разделена, – пропуская мои слова мимо ушей, женщина продолжала говорить о своём. – Как мне теперь хоронить Джорджа? По кускам?
– Точно так же, как хоронили его покойную жену, собираете все куски вме…
–Мразь! Закрой рот! – схватив графин с водой и разбив его об стол, она начала махать полученной розочкой в разные стороны. – Ты не имеешь право о нём так говорить! Заткнись! Заткнись!
Разбив графин, мать Джорджа вспорола руку и каждый её взмах, сопровождался небрежной полосой крови, вдоль стен. Единственное, что мне оставалось делать в этой ситуации, вжаться в угол и подобрать нужный момент, но не успев продумать даже первый план отступления, женщина выдохлась. Она бросила розочку в сторону и упала коленями на ошмётки стекла:
– Это все равно ничего не исправит, его не вернуть, – прикрывая лицо вспоротой рукой, говорила мадам, – у меня больше нет смысла жить, за какие-то пару месяцев потеряла всё! А вы как будто смеётесь таким как я в лицо, убивая для зрелища тех, ради кого мы жили.
Не выдержав этого, я схватил книгу и выбежал из кабинета в толпу. Очередная волна безумного счастья накрыла всех в очереди. Снова крик, визг и смех людей, поглотил меня. Сейчас нет времени наслаждаться этим, нужно бежать прочь, но сделать это, невозможно. Десятки поклонников сковали меня, каждый пытался дотронуться, пожать руку, выразить симпатию ко мне, некоторые пытались вырвать книгу. Руки начинали слабеть, мои просьбы, чтобы это все прекратилось, развеивались в общем гуле. Катастрофическая нехватка кислорода на фоне плотного скопления людей, вызывает у меня дезориентацию, панику, головокружение, вот-вот упаду замертво к ногам толпы фанатиков. Делаю последний рывок, чтобы разорвать блокаду и у меня подкашиваются ноги. Во время падения меня кто-то подхватывает и выносит оттуда, как оказалось это один из охранников. Моментально появляются ещё несколько защитников, они отделяют моего спасителя и меня от общей толпы:
– Майкл Трэй, вы какого чёрта комнату покинули? – журящим голосом начал отчитывать меня охранник. – Есть план действий, вы сидите там, а мы запускаем к вам по одно…
– Это вы куда пропали? Я комнату покинул, потому что за жизнь переживал, представляешь? – меня дико трясло, несколько ситуаций наложились друг на друга и всё это вылилось в один большой нервный срыв, нужно выпить! – Где вас столько времени носило?
– Мы это… парня в чувство приводили, он попросил вещи ему вернуть. – сказал охранник и вырвал книгу у меня из рук. – О, вот же она! А на вашем бы месте, я валил от сюда, пока парни удерживают всё это стадо.
Дважды меня просить не пришлось. Зайдя в кабинет к Альберту, я забрал командировочную сумку и направился в сторону выхода. Желание остаться в этой тюрьме, хотя бы на день, отсутствовало, нужно было лететь первым рейсом. После сегодняшнего дня про штат Блез можно забыть на полгода точно, раньше этого времени в чувство себя не приведу.
Уже сделаны несколько шагов за пределами тюрьмы в сторону дома, но неожиданно со спины меня хватают за руку:
– Трэй! Фуух… сколько можно от меня бегать? – Купер был запыхавшийся, мне остаётся только догадываться, сколько он за мной пробежал. – Давай поговорим, фуух… не хочу, чтобы на такой ноте ты уехал.
– И о чём ты хочешь поговорить? – повернувшись к Альберту, у нас начался диалог. – Просто, не прими за грубость, день не задался под конец, хочется его поскорее закончить.
– Это уже знаю, фуух… мне нужно тебе объясниться, – Альберт говорил и параллельно вытирал платком покрытое потом лицо, – по поводу Сары, думаю, не стоит пояснять, что фуух… перед ней я извинюсь, клянусь, всегда извиняюсь и этот раз не будет исключением.
– А, то есть это не первый твой срыв на секретаршу? – этот вопрос не откроет мне какую-либо тайну, все знают, Альберт Купер – неуравновешенный. Только со мной он вёл себя более-менее лояльно. Задача вопроса, проверка на враньё.
– С доведением до слёз, первый, но она неединственная кто попадается мне под горячую руку, за день я могу сорваться по раз пять. Если ты думаешь, что у нас с тобой гладкое
