Клэр Корбетт - Дайте нам крылья!
Ей было страшно обидно, что она учится так медленно. Слетки, спортивные детишки шести-семи лет, сновали под куполом зала, словно ласточки, а набравшись опыта и дерзости, устраивали шуточные воздушные баталии. Птичьи способности внедрили маленьким летателям прямо в мозг, и теперь они умели прокладывать курс по звездам, по поляризованному свету, по оттенкам неба. Пери мечтала когда-нибудь тоже так научиться.
Как Пери ни предвкушала настоящий полет, ей отчаянно хотелось так и остаться в тренировочном центре. Там было так здорово — и при этом безопасно. Лучше всего было тренироваться по ночам, когда над головой сияли искусственные звезды, а пол терялся в темноте, — волей-неволей забудешь, что зал на самом деле бутафорский и у него есть стены. Можно было нырять, очертя голову, в перину темноты, мерцая маховыми перьями, посыпанными по краям флуоресцентной пудрой для ночных полетов, а другие летатели сновали мимо, иногда задевая ее кончиками крыльев, вычерчивая в черноте ярко-синие и пронзительно-зеленые дуги. Временами казалось, будто это настоящий полет.
Но нет — настоящий полет предстоял ей лишь теперь, когда она стояла на краю утеса, — здесь, где не было программ, управляющих воздушными течениями, где ветер никто не предсказывал. Здесь Пери чувствовала себя неуклюжей, точно орленок-слеток, вынужденный делить воздух с настоящими асами — чайками и ласточками. Как они отнесутся к такому вторжению? Вдруг решат прогнать или отпугнуть? Недавно на одну начинающую летательницу, решившую в одиночку потренироваться над пустыней, напала пара орлов. Орлы вступили с ней в схватку, один даже вцепился в нее когтями, запутался в волосах и перьях, они долго кувыркались в небе над пустыней, метались туда-сюда, падали и взлетали, как обычно бывает, когда дерутся птицы. В новостях показали, как та летательница плакала — мол, она была уверена, что упадет и разобьется.
А сегодня упадет и разобьется Пери. Эта мысль неотвязно крутилась в голове.
Сколько летателей погибает во время первых полетов? Столько же, сколько разбивается на автомобиле в первые два года за рулем, отмахивался Хаос. Пери исполнилось семнадцать. В тренировочном центре таких было полным-полно, а кое-кому перевалило и за двадцать: многие приобретали крылья уже взрослыми. Маленькие дети учились летать, примерно как ходить и говорить, а подростки и молодежь вынуждены были относиться к этой задаче с усердием на грани одержимости. «Или живешь, или летаешь! — орал Хаос на одной особенно неудачной тренировке. — Если для тебя это дилемма, значит, ты никакой не летатель!» А консультант по полетам говорил: «Две тысячи часов. Две тысячи часов в воздухе — и станешь птицей».
Пери шагнула на самый край обрыва. Надо падать. Надо готовиться к смерти.
Снизу подул резкий ветер. Пери закачалась на краю, развернула крылья и бросилась вперед. Сорвавшись с утеса, она поняла, что пропустила нужный момент. Камнем полетела вниз, отчаянно захлопала крыльями, еще отчаяннее, еще — в тренировочном центре ей никогда не приходилось так напрягаться.
«Ничего-у-меня-не-выйдет»…
Мышцы на груди и спине так болели, что ей было трудно дышать.
Летать ей не по силам. Если я сегодня не разобьюсь, пойду и попрошу ампутировать крылья. Нельзя же всю жизнь таскать на себе бесполезную тяжесть. Пери станет хуже калеки — ведь она отдала старую жизнь за новую, а новая имеет смысл, только если летать.
Тут крылья все-таки притормозили падение.
Где-то здесь должен быть динамик — место, где ветер взлетал по утесу снизу вверх, подогретый раскаленным от солнца склоном, — надо только поймать этот поток и взлететь… Где же он, где?!
У Пери в груди кончился воздух — вышел весь, словно от крика.
«Дыши!»
«Дыши в ритме полета!»
В летательные мышцы возвращалась сила, они разогрелись от напряжения, боль отступила.
Вдох — крылья вверх, выдох — крылья вниз, вдох — крылья вверх, выгнуть их, чтобы уменьшить сопротивление воздуха, выдох — крылья вниз, вниз…
Вниз всегда выходит сильнее.
Вниз — раз, вниз — два, вниз — три…
«Вниз — расправить, вверх — выгнуть. Вниз — расправить, вверх — выгнуть». Мантра тренировочного центра.
— Это как грести веслами, только в воздухе! — орал Хаос. — Когда поднимаешь весло, держишь его под углом, — вот и выгребай на перьях! Вниз — расправить, вверх — выгнуть!
Ну вот, наконец-то. Вот он, динамик, лови его, седлай, словно накатившую морскую волну, не пропусти, не дай пролететь мимо и сбросить тебя, не дай закинуть тебя обратно на вершину утеса, в опасную зону, где полно возвратных течений и ветер стелется по земле.
Пери поймала ритм. Динамик подхватил ее и нес все быстрее — и это было прекраснее, чем летать во сне, когда приходится махать руками и тратить столько сил: теперь она махала крыльями, и крылья несли ее вверх. Пери взмывала все выше и выше, летела на теплом ветре, стремительном, головокружительном, словно скорый поезд, и вот Пери уже поднялась над утесом — быстрее, быстрее, никаких потолков, никаких преград для счастья, со всех сторон — бесконечный хрустальный шар, абсолютная свобода — да-да, такого Пери и представить себе не могла, — и вот она уже забралась совсем высоко, где можно было парить — и стала парить, особым образом раскинув крылья: не зря же летатели так долго изучали орлов и альбатросов, и их маневры вошли у крылатых людей в кровь и плоть, только Пери все равно приходилось думать над каждым движением, вот почему летать было так опасно, полет еще не внедрился в ее мышцы, но теперь она чувствовала, как все сплетается в идеальный рисунок, словно танцевальные па, не надо слишком сильно задумываться, пусть все течет само собой, но следи, чтобы движения были точными, угол крыла, изгиб спины…
— Ой, что делается! — вырвалось у Пери. — Я же лечу!
«Я же лечу!!!»
Пери так сильно сосредоточилась, что ее не отвлекали ни ослепительное мерцание, расстилавшееся внизу, ни косые лучи света, пронзавшие крылья, словно струи дождя, ни небо, синее-синее, прямо хоть лизни, чистое, как первый снег. Все это было прекрасно, но по сторонам Пери не глядела. Нет — она просто растворилась в мире, и такого с ней еще не случалось.
А потом она спланировала вниз — по длинной пологой кривой. Воздух был объемный, Пери высекала в нем скульптуры, нарезала спирали, отслаивала завитки. А потом она снова забила крыльями и взмыла вверх. Если набрать высоту, можно успеть оглядеться. Пери выгнула крылья так, чтобы они несли ее вверх. Прямо над ней виднелось беленькое слоистое облачко. Взбитое, раскинувшееся по небу, словно овечье руно на столе. Лети выше облаков или ниже, как хочешь, но не задерживайся внутри, — без линии горизонта крылья не выровнять.
Туман набился Пери в рот, в нос, в глаза, но она все равно прорвалась сквозь холодную вату. Представила себе, как отчитывал бы ее сейчас Хаос:
— Это же как войти в комнату с завязанными глазами! Бред! Мало ли кто там засел!
Вырвавшись из облака, Пери выровняла крылья по горизонту. Потом, ныряя и поднимаясь, пролетела по контуру облака, отделявшего ее от моря внизу. Сильно разогналась и помчалась вперед. Ну-ка, какая у нее предельная скорость? В тренировочном центре не узнаешь.
Мышцы трепетали от волнения, напряжения и восторга, — а Пери между тем пыталась разобраться, в какой сектор неба попала, в его океанских глубинах, в его стремительной переменчивости, в том, насколько иначе выглядели сейчас, сверху, под разными углами, с разной высоты облако, синяя чаша моря, утес, — но ничего не могла запомнить, все текло, словно вода, все чувства слились воедино и струились следом.
Пери впервые в жизни видела небо.
Какую высоту можно набрать? Где граница? Пери забралась уже так высоко, что земля казалась ненастоящей. Настоящими были только Пери и небо. От каждого виража ее переполняла чистая радость.
Вот он, полет.
Вот оно, то, за что она так боролась. Вот ради чего она столько мучилась и рисковала.
Да, дело того стоило.
Она летела и летела, без малейших усилий, как во сне, крылья не знали усталости, но тут в ее полет вторгся чей-то голос. Тихий шепот — но он пронзал воздух хуже крика. Во время первого полета она была в воздухе одна. От этого шепота она потеряла равновесие, растерялась, вошла в штопор, рухнула во тьму, хотя какая может быть тьма — сейчас только утро, не могла она летать так долго, а теперь она падает, вот сейчас разобьется, сейчас…
Пери вздрогнула и проснулась, ахнув от испуга. Было темно — темно, как в ее сне. Хьюго мирно похрапывал рядом. Раньше я и не знала, что младенцы тоже храпят.
Пери прислушалась, сердце у нее сжалось. Снова шепот — и вот он умолк, вот удаляется по западному склону холма. Кто-то прошел мимо, не заметил ее с Хьюго, но скоро вернется — когда поймет, что по другую сторону холма никого нет. Никто ему не отвечает. С кем он говорит? Наверное, по инфокарте. Питер? Питер послал кого-то за ней и теперь его расспрашивает — он дома, не спит, ясно, что он не может уснуть. Не надо было мне тут задерживаться. Сердце так громко бухало в ушах, что Пери испугалась, как бы оно ее не выдало.
