Федор Сологуб - Королева Ортруда
Ортруда исполнила это. Тогда вся часть стены справа от камина, занятая орнаментом, плавно двинулась под её рукою в глубину и потом в сторону. Ортруда с тайным ужасом смотрела на зазиявший перед нею чёрный провал.
Это было начало узкого тёмного хода. Нерита вынул из кармана ручной электрический фонарь. Перекрестился. Сухие, бледные губы его двигались, шепча молитву, и в глазах его появилось набожное выражение. Почему-то собачье выражение на его лице стало явственнее. Потом он вошёл в тёмное отверстие стены.
— Прошу вас, ваше величество, последовать за мною, — сказал он негромко.
Он имел вид заговорщика, идущего на опасное и преступное предприятие. Голос его звучал глухо и казался вздрагивающим. Ортруда вошла в дверь. За нею Астольф. Нерита пропустил их вперёд, прижавшись к стене, и опять задвинул дверь. Сказал:
— Ваше величество, извольте обратить внимание. Поднёс фонарь близко к стене, — и Ортруда увидела, что на оборотной стороне двери повторяется та же сеть восьми алфавитов. С обеих сторон у этой сети виднелись на высоте среднего человеческого роста две красные руки. Их пальцы указывали на ту линию, где было сложено имя Араминта. Это было, как напоминание о возможности всегда вернуться. Но всё-таки Ортруде было жутко. Такое впечатление, как будто она отрезана от всего мира.
Нерита шёл впереди, освещая дорогу. Он показывал Астольфу и Ортруде все неровности и особенности пути.
Тёмный и узкий ход часто прерывался потайными дверьми, крутыми поворотами, лестницами вниз, иногда и наверх. Множеством тайных дверей весь ход разделялся на ряд отдельных, замкнутых камер. Если бы, в случае бегства, преследователям и удалось открыть тайную дверь в королевском кабинете, то потом пришлось бы одолеть ещё не одну дверь. При том же некоторые из отсеков потайного хода оканчивались тупиками, а двери из них, незаметные для того, кто не знал их хитрых примет, скрывались где-нибудь в боковых стенах.
Шли долго в тёмном коридоре, едва озаряемом слабым огоньком ручного фонаря. Астольф с трепетным вниманием следил за всеми движениями отца. Волнение его было очень заметно. Отец порою подбадривал его короткими фразами. Ортруда шла за ними, ощущая в себе внезапно воскресшую душу венчанной изгнанницы. Она с трудом подавляла в себе суеверный страх. Голова её томно кружилась. Зыбкий мрак двигался перед её глазами, и в нём едва различались диковинные предметы подземного мира. Иногда зачем-то железные кольца у стен и ржавые цепи.
Весь этот путь был страшен, как сошествие в ад. Ад безумный, созданный свирепыми людьми. Всё здесь казалось странным, чужим, совершенно иным, чем наверху, и в то же время страшно близким и родным. Казалось, что тени давно отживших витают в этом месте, и воспоминания об ужасах чудовищного бытия и о беспощадных смертях неизгладимы в их замогильной, неподвижной памяти.
Но над дикими смятениями тоски и суеверного страха в душе Ортруды ликовала буйная радость, — обетование иной жизни, не той скучной, которою живем все мы день за днём. Иной жизни, творимой по воле. Жизни, преображающей чертоги пыток в чертоги таинственных, сладостных утех.
Открылась ещё одна дверь, — и перед глазами Ортруды возник грот, полутёмный, высокий. На дне его — большой бассейн недвижной воды. Над гротом — высокие своды, едва освещённые каким-то непонятно откуда пробивающимся светом. В бассейне, недалеко от берега, стояла небольшая паровая яхта. Её неподвижный очерк, смутно отражённый в воде, был странен в этом замкнутом гроте.
— А эта яхта? — спросила Ортруда — Ведь здесь должны быть капитан и матросы?
— Они живут близко, но не здесь, — отвечал гофмаршал. — Люди, которые привели сюда эту яхту и которые на ней служат, ещё не знают её назначения. Но на преданность их можно положиться.
И ещё открылась высокая дверь, — хлынули потоки дневного света. И это было, как радостный исход из тёмного бытия. Солнце дневного простора казалось иным солнцем, и море голубело, как река, омывающая берега земного рая.
Ортруде хотелось выйти на берег, — но Нерита поспешил закрыть дверь.
Возвратились из подземелья тем же путем. Но теперь уже Астольф шёл впереди, — он хорошо запомнил дорогу. Притом же отец ещё дома заблаговременно рассказал ему всё, что можно было сказать о подземном ходе не на месте и без плана.
Весь этот день Ортруда была странно взволнована. Глубинные впечатления рождали в ней страстные мечтания. Ей хотелось уйти опять под эти древние своды, но уже одной, и одежды сбросить и, в смутной воде подземелья отражая радостно нагое тело, плясать и петь, и в лёгкой пляске молиться светозарному Духу. Всё, что приходилось Ортруде в этот день делать и говорить, казалось ей скучным, ненужным, и люди напрасными, и предметы странными, — и люди, и слова, и предметы раздражали её.
Астольф же весь этот день был полон гордыми мечтами. Ходил, как ошалелый.
Глава сорок третья
В этот день Ортруда обедала у королевы Клары вместе с принцем Танкредом. Были приглашены ещё только человек пять из наиболее близких ко двору.
Ортруде было скучно. Она уже давно не любила бывать с матерью, хотя королева Клара была с нею постоянно очень нежна. Давно уже Ортруда тяготилась тем лицемерным, сдержанным тоном, который господствовал в доме королевы Клары. А сегодня блестящие нарядности и легкозвучные перезвоны речей и серебра сервизов так больно противоречили глубинным впечатлениям Ортруды.
А вот принцу Танкреду, так тому очень нравились эти, каждую неделю бывавшие у вдовствующей королевы, полупарадные, полусемейные обеды. У принца Танкреда были свои основательные причины дорожить дружбою старой королевы. Нередко он перехватывал у неё денег. И потому он был с нею всегда почтительно нежен, а иногда просто ласков, с вкрадчивыми манерами избалованного сына. Уж кто-кто, а принц-то Танкред умел очаровывать женщин, и молодых, и старых.
Дружба Клары и Танкреда казалась иногда похожею на флирт. И, странно, это не слишком противоречило внешней чопорности и холодности королевы Клары. Эта их дружба особенно усилилась в последние месяцы, когда принц Танкред стал так увлекаться колониальными планами. В замышленных им тёмных делах хитрая королева Клара могла использовать широко свою склонность к интригам, и при помощи своих больших богатств и обширных связей могла достигнуть большого влияния. Потому-то и в разговорах с Ортрудою Клара усердно поддерживала планы принца Танкреда.
За королевским столом были ещё кардинал Фернандо Валенцуела-Пуельма, герцог Мануель Кабрера-и-Канто, Теобальд Нерита с женою, и Афра.
Какое счастие для нас, людей, что мы так мало знаем!
Не знала королева Ортруда, что этот стройный, выхоленный, изящно одетый старик, герцог Мануель Кабрера, с длинною остроконечною седою бородкою, с изысканными движениями, с томными глазами всё ещё не унывающего волокиты, уже давно стоит во главе аристократического заговора, который имеет целью свергнуть Ортруду и возвести на престол принца Танкреда. И не знала она, что кардинал Валенцуела, тучный, хитрый, честолюбивый, жестокий старик с мягкими кошачьими движениями, с маленькими, серо-поблёскивающими глазками, является душою и вдохновителем этих замыслов.
Она безмятежно приняла его благословение, благосклонно улыбнулась герцогу, когда он целовал её руку, и без всякого горького чувства, хотя и без былого молитвенного настроения, склонив голову, выслушала прочтённую вполголоса и очень быстро кардиналом краткую предобеденную молитву. Но чужие взоры за спиною сегодня странно беспокоили её. И она досадовала про себя на ненужную парадность обеда.
За креслами королев и Танкреда стояли зачем-то, ничего не делая, королевские в белых одеждах пажи, — граф Джиованни Канто, пятнадцатилетний сын герцога Кабрера, за креслом королевы Клары, — Астольф Нерита, за Ортрудою, — и брат Афры, Бартоломео Монигетти, за принцем Танкредом. Они стояли вытянувшись, и под конец обеда мускулы их стройных ног заметно дрожали от усталости, — но им нравилась их почётная служба, и на лицах их отражалась надменная гордость. Потом они будут хвастаться перед своими школьными товарищами этою высокою честью, и пересказывать, что запомнили из застольной беседы, и мальчишки будут им завидовать.
За обедом разговор был сначала спокойно-весел. Вероника Нерита рассказала несколько городских новостей. Потом королева Клара помогла Танкреду завести речь опять о своём. Она вспомнила о несчастии, случившемся на днях в одном из иностранных флотов. Вспомнила потому, что сегодня пришли ответные, очень любезные телеграммы на выражения соболезнования.
Герцог Кабрера сказал:
— Итак, наш Ignis* оказался опять прав, — подводные лодки вовсе не так страшны для эскадренных броненосцев, как это многие легковерные люди думали. В своей последней статье, так интересно, так красноречиво написанной, Ignis доказывает это неопровержимо, и надо иметь слишком предвзятые мнения, чтобы не согласиться с выводами этого превосходного писателя, который, к сожалению, упорно скрывает своё настоящее имя.
