Альфредо Бонанно - На ножах со всем существующим
На грандиозной ярмарке ролей вы, безусловно, имеете одного верного союзника - деньги. Демократичные par excellence, они никого не уважают в особенности. При их наличии ни один товар или услуга не покажут вам спину. Разумеется, этот союзник никогда не даёт достаточно и, более того, - отдаётся всем. Впрочем, иерархия денег - особая вещь, посрамляющая законы, принятые в «добром старом обществе». Когда деньги в наличии, вы всегда правы. Ну а когда их нет, вы имеете множество смягчающих обстоятельств.
А любом случае, чуть поупражнявшись, вы можете целый день провести без единой идеи. Ежедневная рутина думает за вас. Дом, служба, пиво, телевизор, кровать, служба, футбол - жизнь прокручивается в режиме выживания. Всегда найдётся то, за что можно ухватиться. Самая одуряющая характеристика сегодняшнего общества - его способность утверждать «комфорт» на волосок от катастрофы. Экономика и технологическое администрирование проворачиваются со сногшибательной бездумностью. Общество скользит от очередного массового развлечения к следующему грандиозному кровопролитию с дисциплинированным бесчувствием запрограммированных кретинов. Продажа и покупка смерти - самый доходный бизнес. Риск и дерзкое усилие более не существуют, в наличии лишь безопасность или бедствие, рутина или катастрофа. Убаюкан или умерщвлён. Никогда не жив.
Слегка попрактиковавшись, вы можете с закрытыми глазами передвигаться из дома в школу, из офиса в супермаркет, из банка в дискотеку. Видно, пришла пора по достоинству оценить старую греческую мудрость: «Спящий тоже поддерживает мировой порядок».
Да, пора пришла... Но для чего? Действительно? Не для того ли, чтобы раз и навсегда отделить себя от этого общества, к которому вас причислили с самого рождения, -от общества власти и товаров, авторитета и смерти? И не только отделить, но и покончить, разделаться с этим обществом?
Одна его часть, бесконечно жадная до власти, хочет, чтобы всё продолжалось, как есть, другая же часть безусловно заинтересована в том, чтобы это общество взорвалось и сгинуло как можно скорее. Решить, на чьей вы стороне - первый необходимый шаг. Тут стоит напомнить, что колебания, переговоры, отказ от ясной позиции -обычные характеристики ложных критиков и всякого рода реформаторов - основа соглашения между сторонами, то есть основа капитуляции и провала проекта революции. В то время как обещание подлинного изменения - в нашей твёрдости, дерзости и решительности, как, впрочем, и в нашей ежедневной способности атаковать.
Да, нужно оказаться на ножах с собственной уступчивостью, усталостью и бессилием, а уж затем - на ножах со всем существующим.
2.
Только в процессе делания ты начинаешь понимать вещи, которые должны быть сделаны, чтобы быть понятыми. Таким образом, чтобы изучить что-либо, лучше всего это сделать, а не изучать.
Аристотель
Секрет заключается в том, чтобы действительно начать.
Существующая социальная организация не только откладывает, но и препятствует, а также и коррумпирует всякую практику свободы. Единственный способ понять, что такое свобода, - это испытать её, а для этого нужны необходимые ВРЕМЯ и ПРОСТРАНСТВО.
Фундаментальной предпосылкой свободного действия является диалог. При этом любой аутентичный дискурс исходит из двух условий: 1. подлинный интерес к вопросам, которые выносятся на обсуждение (проблема содержания) и 2. свободный поиск возможных ответов (проблема метода). Оба эти условия должны включаться в одно и то же время, ведь содержание определяет метод, и наоборот. О свободе можно говорить только будучи свободным. Какой смысл задавать вопросы, если ты не свободен отвечать на них? Какой смысл отвечать, если вопросы ложны? Диалог существует только тогда, когда индивиды могут говорить друг с другом без посредничества, то есть когда они обоюдно заинтересованы. Если же дискурс односторонен, коммуникация невозможна. Если у кого-то есть власть навязывать вопросы, содержание последних будет функциональным по отношению к этой власти (и ответы будут содержать подчинение). Субъектам задают только те вопросы, ответы на которые лишь подтверждают их социальные роли, и из этих ответов боссы извлекают вопросы будущего. Рабство кроется в согласии отвечать.
В этом смысле рыночные опросы ничем не отличаются от предвыборных. Суверенность избирателя соответствует суверенности покупателя, и наоборот. Пассивность телевизионной аудитории именуется ПУБЛИКОЙ, навязывание государственной власти называется СВОБОДНЫЙ НАРОД. В обоих случаях индивиды оказываются пленниками механизма, который даёт им ПРАВО говорить лишь после того, как тот же механизм лишил их СПОСОБНОСТИ делать это. И в чём тогда смысл диалога, если всё, что ты можешь - это выбирать между двумя одинаковыми кандидатами? Что это за коммуникация, если твой единственный выбор - между двумя совершенно схожими продуктами или телевизионными программами? Содержание вопросов бессмысленно, поскольку метод ложен.
«Ничто так не напоминает представителя буржуазии, как представитель пролетариата», - писал Сорель в 1907 году. И что делает их неразличимыми - это как раз то, что они ПРЕДСТАВИТЕЛИ. Слишком очевидно, что правые и левые кандидаты сегодня - одно и то же. Но политикам и не нужно быть оригинальными (реклама делает это за них), им достаточно знать, как АДМИНИСТРИРОВАТЬ эту очевидность. Ирония заключается в том, что СМИ определяются как средства КОММУНИКАЦИИ, а избирательные дрязги именуются ВЫБОРАМИ (что в подлинном смысле слова значит «свободное, сознательное решение»).
Всё дело в том, что власть пресекает другие способы организации. Даже если избиратели имели бы волю к ответам (а это предположение уже уводит нас в «утопию», как сказали бы РЕАЛИСТЫ), ничего существенного у них спросить было бы невозможно, поскольку единственно свободное действие - единственно аутентичный выбор! -который они могут совершить - не голосовать вовсе. Любой, кто голосует, соглашается с ложными вопросами, поскольку аутентичные вопросы отрицают передачу полномочий другим и избирательную пассивность. Попытаемся объяснить это на простом примере.
Представьте себе отмену капитализма, которая была бы проведена через референдум (оставим в стороне факт, что это невозможно в контексте существующих социальных отношений). Большинство голосовало бы за капитализм -лишь потому, что будучи привязаны к своему дому, офису, банку, супермаркету, люди не способны были бы представить себе иной мир, не основанный на деньгах и товарах. Но даже если бы они голосовали против капитализма, ничто не изменилось бы, ибо, чтобы быть аутентичным, вопрос отмены капитализма ИСКЛЮЧАЕТ избирательные процедуры. Нельзя изменить целое общество через референдум, декрет, коммюнике или законодательство.
То же касается менее радикальных вопросов. Возьмём, к примеру, жилищную проблему. Что случилось бы, если бы население могло (и снова мы оказываемся в сфере утопии) выразить свои взгляды на организацию собственной жизни (квартир, улиц, парков и т. п.)? Ответ ясен: желания и требования людей были бы неизбежно ограничены с самого начала, поскольку «жилищная проблема» - следствие перемещения и концентрации населения согласно нуждам экономики и социального контроля. Тем не менее, попытаемся представить себе некоторые формы социальной организации, отличающиеся от этих гетто. Можно с уверенностью утверждать, что население выразило бы те же взгляды по этому вопросу, что и полиция. В противном случае (то есть когда даже ограниченная ПРАКТИКА диалога стимулировала бы волю к новому жизнеустройству) это означало бы взрыв гетто. Как, при существующем социальном порядке, можно объединить желание людей дышать чистым воздухом с интересами боссов автомобильной промышленности? Как совместить свободную циркуляцию индивидов со страхами владельцев роскошных бутиков? Как оставить старые дома в руках спекулянтов недвижимостью? Что делать с кварталами, напоминающими казарменные городки? Как поступить с тюрьмами, судами, канцеляриями и полицейскими участками? Сдвинуть одну стену в этом лабиринте ужасов означало бы поставить под вопрос всю схему. Чем дальше мы отходим от полицейского взгляда на окружающую среду, тем ближе мы подходим к битве с полицией.
«Как можно свободно мыслить в тени церкви?» Эту фразу начертала чья-то рука на святых стенах Сорбонны в мае 1968 года. Что ж, этот непогрешимый вопрос имеет и более широкое значение. Всё, что было спроектировано, построено и сделано для экономических или религиозных целей, может навязывать лишь экономические и религиозные желания, и ничего более. Поруганная церковь не перестаёт быть домом бога. Товары продолжают своё лопотание в заброшенном супермаркете. Площадь перед военным ведомством хранит шаги марширующих толп. Может ли всё это остаться на своих местах в пространстве аутентичного диалога? Нет. Это и имел ввиду тот, кто сказал, что разрушение Бастилии было актом прикладной социальной психологии. Бастилия никогда не могла бы стать ничем иным, кроме тюрьмы, и её стены продолжали бы нашёптывать истории заключенных тел и желаний. Бастилия-музей? Бастилия-ресторан? Бастилия-спортзал?
