Владимир Зенкин - Город Зга
— Прошу прощенья, — встрял я, — научно-материалистические изыскания по данному явлению нас не сильно занимают. Мы знакомы с этой проблемой по-другому, изнутри. Хотелось бы конкретно по событиям.
— По событиям, — так же ровно продолжала Муравьёва, — по чему же ещё. Мы прозондировали весь этот участок, миллиметр за миллиметром, мобилизовали для этого лучших специалистов. Результат прежний. Излучения есть — источника нет. Мы пробурили более широкую скважину — Ствол, чтобы взять образцы геологических пород и разместить там специальную аппаратуру.
— Что за аппаратуру, можно узнать? — подозрительно прищурилась Вела.
— Мы опустили туда периферийный модуль инфрачастотного электромагнитного генератора сверхбольшой мощности — совершенно уникальная установка — несколько раз включили.
— И что?
— Зафиксировали изменения некоторых зон энергоспектра, доступных нашим приборам. Поначалу, ничего особенного. Всё началось потом. Через пару недель. Во-первых, изменилась структура так называемой Каймы. Она стала более плотной, менее прозрачной. Усилился негативный импульс, действующий на психику при прохождении сквозь неё. Кроме того на-рушилась стабильность её границ. Кайма начала медленно раздвигаться. Во-вторых, источник стал воздействовать на людей. Психогенно. Главным образом, на военных. Какой-то странный синдром стал у них развиваться. Мы назвали его в шутку синдромом «анти-ура». Тогда ещё в шутку. Потом у нас пропала охота шутить.
— Хороши шуточки, — резко сказал генерал Ниткин, — Полная деградация личности военнослужащего, как такового. Во-первых — отвращение к оружию. К любому оружию. Ко всему, что может стрелять, взрываться, резать… Просто физическое отвращение, до тошноты, до рвоты. Можете вообразить офицера, боящегося прикоснуться к личному табельному пистолету? Солдата, которого не заставишь взять в руки автомат. А если заставишь, то есть вероятность, что он побежит в туалет возвращать из желудка свой съеденный завтрак. Совсем это не забавно, — подчеркнул генерал, заметив наши с Велой невольные улыб ки. В-вторых — развал дисциплины. Невосприятие субординации, игнорирование своих обязанностей, неподчинение приказам.
— Может быть, не всем приказам? — поинтересовался я, — А только приказам о применении насилия?
— Какое ещё насилие? — возмутился Ниткин, — Охрана объекта, это что — насилие? Проведение экспериментов — это насилие?
— Смотря какие эксперименты. Объект решил, что это насилие по отношению к нему.
— Кто решил? — не понял генерал.
— То, с чем вы имеете здесь дело. Он может решать. И он решил. Вооруженная охрана. Боевая техника. Жёсткие некорректные эксперименты. Вообще присутствие военных, оружия. Что же это, как не насилие? Зачем вы здесь? Учения — это понятно, это нормально. Но здесь не учения. Зачем здесь столько военных? Здесь что, война?
— Здесь чрезвычайный, непредсказуемый объект. Который может создать угрозу для государства, — мерно, с металлом в голосе отчеканил генерал Паслён. Насилие, говорите? Смысл любой армии — есть насилие. Долг любого военного — готовиться к насилию. Но к какому насилию? К оберегающему насилию. К защите государства, его устоев, его граждан. Насилие во благо. Иной цели у армии быть не может.
— Насилие во благо… насилие во зло… — невесело усмехнулась Вела, — Вот только, что — зло, что — благо — маленький нюанс. И Чингис-хан, и Наполеон, и Гитлер… Все решали по-своему.
— Да, решали. И решали те, кто противостоял Чингис-хану, Наполеону, Гитлеру. Всё это армии. Вооруженные силы. Без них человечество не может выживать.
— Именно, что выживать. Человечество только и делало, что выживало. От Чингис-ханов, от Гитлеров… И от тех, кто приходил им на смену. И от вас. От вас тоже. А оно, человечество, жить должно, развиваться. Совсем по другим понятиям.
— По каким же, позвольте узнать? — нахмурился генерал Ниткин.
— Господа, мне кажется, мы слегка отвлекаемся от проблемы, — вмешался молчавший до сих пор Бейн.
— Согласен, — сказал я, — Бесполезный спор. Вернёмся к событиям.
— Вот — события, — продолжал Паслён, — Военнослужащие, подвергшиеся воздействию излучений, были немедленно удалены из зоны, направлены на медицинское обследование. У тех, кто заменил их, у совершенно нормальных людей через несколько дней началось то же самое. Люди прекращали работу, поворачивались все в одну сторону, в сторону объекта, источника излучений и вслушивались во что-то. Во что — никто не мог объяснить вразумительно. Одни говорили, что слышат чьи-то голоса. Другие — музыку. Третьи умудрялись слышать картины, цветы, даже запахи. Были такие, что слышали себя, иные свои воплощения, кого-то из прошлого — своих близких, знакомых, незнакомых… Ну и тому подобную всячину. И все до единого утверждали, что именно это они хотели услышать всю жизнь. Что это — важнее всего на свете. Что то, чем они занимались до сих пор, не имеет теперь никакого значения.
Эта эпидемия, начала охватывать не только военнослужащих, но и гражданский персонал. Не только находящихся в самой Зге, но и за пределами её.
— А что говорит медицина? — спросил я у Муравьёвой.
— Внешне — полный симптомный букет шизофрении или галлюциногенной паранойи. Но клинические обследования показали, что психика у всех, подвергшихся воздействию объекта, в полном порядке. Самое странное, как выяснилось, это были не галлюцинации. Они действительно что-то слышат, видят, чувствуют. К ним непосредственно в мозг поступает непонятная для них информация. В непонятной форме. На совершенно ненормальном частотном уровне. На котором никогда не работал мозг человека. На котором он не может благополучно работать без риска саморазрушения.
— Почему вы так решили? — спросила Вела.
— Современная нейрофизиология — точная наука, — сузила академический взгляд Муравьёва, — Если интересно, я ознакомлю вас со всем комплексом наших обследований, с выводами лучших наших специалистов. Дело ещё в том, что после эвакуации пострадавших (так их условно назовём) из зоны действия объекта они переставали принимать постороннюю информацию, у них прекращались все слухи и видения. Но в обычно стабильное состояние большинство из них не пришло. Их мозг сохранил свою активность на прежней опасной частоте. Они всячески, под любыми предлогами были намерены вернуться назад к объекту. Сбегали из-под присмотра. Пытались пробраться в Згу пешком окольными путями, в обход постов и патрулей. Некоторым это удавалось. Кое-кого обнаружили в Зге вблизи объекта, задержали, насильно вывезли обратно. А несколько человек исчезло без следа и что с ними сейчас никто не знает.
— Скажите, — осторожно спросил я, — не появлялись ли в Зге посторонние люди? Совсем посторонние. Не местные жители. Не военные, не ваши сотрудники.
— Нет, — твёрдо сказал Ниткин, — в тот период неустановленных личностей обнаружено не было.
— Может быть кто-то, когда-то, мельком? Седой пожилой человек. Высокий, худощавый. Усы. С очень… своеобразным взглядом.
Генерал покачал головой.
— У нас нет таких данных. Тогда мы ещё держали всё под контролем.
«Эх!.. Где же-таки были вы, Мик Григорьич? — мысленно сокрушился я, — Вмешаться бы вам тогда. Может, не натворили бы эти деятели всего, что натворили».
— А что за человек? — заинтересовался Бейн.
— Это так, личное. К делу не относится. Продолжайте, пожалуйста, — обратился я к Муравьёвой, — Что было дальше?
— Дальше… — неуютно, что-то очень по-женски повела плечами, вздохнула учёная дама, — Так вот, через несколько недель в Зге, в районе, ограниченном, так называемой, Каймой, почти не осталось сотрудников и военнослужащих в той или иной степени не подвергшихся воздействию объекта. Стало бессмысленно заменять их новыми. Почти весь персонал, и военный и гражданский был вывезен подальше за пределы Каймы. Некоторым сотрудникам комплекса было разрешено вовсе покинуть данный район. Остальные временно расположились в соседних населённых пунктах. Психически неблагополучных разместили в специально оборудованных зданиях под медицинским наблюдением.
Большой проблемой стало воспрепятствовать эвакуированным вернуться назад, в Згу, к чему многие очень стремились. Поэтому и здания, и весь периметр Каймы тщательно охранялся. Встал вопрос… о принятии радикальных мер, которые смогли бы…
Взгляд учёной дамы тускнел — терялся. Речь утратила прежний напор. — Наверное, об этом лучше расскажут более компетентные господа.
— Не в компетенции дело, — строго сказал генерал Паслён, — Компетенции нам друг у друга не занимать. Конкретнее? Да. Встал вопрос. И не решать его было нельзя. И не амбиции наши, как, вероятно, вы думаете. И не карьеры и не личные выгоды — смею уверить. Плевали мы на выгоды, на карьеры. Когда дело принимает такой оборот. Судите сами — около пяти тысяч человек, выведенных из строя, не поддающихся лечению, оголтело рвущихся назад в Згу, к этому проклятому Стволу, откуда исходят эти проклятые излучения. Они не задерживаются ничем, ни слоем земли, ни бетоном, ни свинцовыми экранами. Они действуют на большой территории и зона действия их увеличивается, и интенсивность их возрастает, они превращают людей в параноиков, в задумчивых безвольных идиотов.
