Джон Уиндем - Кукушата Мидвича
Он остановился у садовой калитки.
— А что с мисс Фоуршем? — спросил Зеллаби.
— Она очень занята. Все еще пребывает в убеждении, что щенки куда интереснее детей, но публично это мнение уже не решается высказывать.
— Что ж, после сражения все утихает, — философски изрек Зеллаби.
— После сражения да. Но сражение — лишь кульминация борьбы. А бороться еще предстоит немало.
Зеллаби внимательно посмотрел на него, и мистер Либоди продолжал:
— Кто они, эти дети? В их золотых глазах есть что-то странное, они… — он поколебался и добавил, — вряд ли это является формой контакта. Скорее я склоняюсь ко мнению, что это какая-то проверка.
— Кого? И кем? Викарий покачал головой.
— Возможно, мы никогда этого не узнаем. Видимо, первый тест мы уже прошли. Мы ведь можем отвергнуть вмешательство и… избавиться от детей, но поступим иначе.
— Будем надеяться, что мы поступили правильно, — после продолжительной паузы сказал Зеллаби, — знать бы только, как нам действовать дальше.
На том они и расстались. Либоди намеревался проведать кого-то, а Зеллаби отправился гулять дальше. Почти тотчас же он встретил мисс Бринкман. Она поспешно толкала перед собой коляску с ребенком. Внезапно она остановилась ка «к вкопанная, обеспокоенно глядя на свое чадо. Затем извлекла ребенка из коляски, присела на ступени Военного Мемориала и, расстегнув блузку, принялась кормить его грудью. Зеллаби некоторое время наблюдал за ней, потом шагнул навстречу. Приблизившись, он вежливо приподнял шляпу. Мисс Бринкман раздраженно взглянула на него, покраснела, но кормления не прервала.
Она заговорила, словно защищаясь:
— Мое поведение естественно, не так ли? — Конечно, — заверил ее Зеллаби.
— А раз так, уходите! — сказала она и заплакала.
Зеллаби медлил.
— Могу я чем-нибудь помочь?
— Можете — уходите. Или вы считаете, что мне доставляет удовольствие чувствовать себя выставочным экспонатом?
Зеллаби помялся, но остался на месте.
— Она голодна, — сказала мисс Бринкман, — впрочем, вы бы сумели понять меня, только если бы ваш ребенок был одним из них. А теперь, пожалуйста, уходите.
Зеллаби еще раз приподнял шляпу и удалился, как его и просили. Он шел, озадаченно хмурясь, будто сознавал, что где-то что-то упустил.
На полдороге к своему поместью Зеллаби обернулся на шум нагоняющей его машины. Автомобиль остановился позади него. Присмотревшись, он против ожидания обнаружил не продовольственный фургон, а маленький черный седан Ферелин.
— Дорогая, как это мило с твоей стороны. Я и не подозревал, что ты собираешься приехать. Жаль, что меня об этом не предупредили.
Ферелин не ответила на его улыбку. Ее лицо, слегка бледное, было очень усталым.
— О том, что я приезжаю, не знал никто. Включая меня. Я не собиралась никуда ехать, — она поглядела на ребенка, в люльке, притороченной к соседнему сидению. — Это он заставил меня приехать, — закончила она.
13. Мидвич съезжается
Утро следующего дня было отмечено возвращением в Мидвич нескольких его жителей. Первой была Маргарет Хексби из Норвича. Она приехала вместе с ребенком. Она не числилась в штате Фермы уже почти два месяца, однако вернулась именно на Ферму и потребовала приютить ее. Два часа спустя прибыла Диана Доусен из Глочестера, также с ребенком и также с требованием предоставить ей место. С ней проблем было меньше, поскольку ее рабочее место оставалось вакантным.
Третьей гостьей оказалась мисс Пелли Уотсон. Она прикатила из Лондона и все еще пребывала в состоянии глубокой депрессии после известных событий.
Миновал день, и Мидвич Осчастливили своим появлением еще две бывших сотрудницы Фермы, которые почти подписали бумаги на увольнение, но сейчас почему-то решили, что Ферма обязана найти для них комнаты в Мидвиче.
После обеда приехала молоденькая миссис Дорри, обосновавшаяся было в Дейвенпорте. По количеству багажа, выгруженного у коттеджа миссис, было понятно, что назад к мужу она отправится нескоро.
Еще неделю спустя вернулись все остальные женщины, покинувшие Мидвич с детьми, рожденными в один день.
Новоприбывших встречали по-разному. Мистер Либоди был безусловно ряд племяннице.
Доктор Уиллерс был несколько озадачен, а его жена не скрывала тревоги, опасаясь за предстоящий доктору отпуск, на который она уговорила его с немалым трудом.
Гордон Зеллаби наблюдал за происходящим с философской сдержанностью.
Единственным человеком, на которого массовое возвращение повлияло немедленно и значительно, был директор фермы, мистер Кримм. Он отправил Бернарду несколько срочных посланий. Кримм жаловался, что он не в состоянии самостоятельно справиться со всеми возникшими неурядицами: дети появились в Мидвиче помимо желания их матерей; что совершенно очевидно, и чтобы избежать огласки, необходимо принять срочные меры. План по уходу за детьми должен быть принят на самом высоком официальном уровне.
Три послания сочинил и доктор Уиллерс. Первое пестрело медицинскими терминами и предназначалось для протокола. Второе, более популярное, было адресовано всем желающим ознакомиться с ситуацией. Из всего написанного можно выделить следующее:
«… выживаемость — 100 %.
Всего родилось — 61 человек;
девочек — 30, мальчиков — 31;
Текущий осмотр позволяет выделить также закономерности: глаза нормальной структуры, но с уникальной окраской роговицы — яркого, почти флюоресцентного золотого цвета у всех без исключения малышей;
волосы мягкие, русые;
пальцы и ногти несколько более узкие, чем предусмотрено нормой; никаких предпосылок о перспективном образовании клешней, когтей и т. п. не обнаружено.
В предыдущем отчете было высказано предположение о чуждом происхождении новорожденных. Основано оно на тождестве отличительных признаков всех малышей. Тот факт, что они не похожи на своих родителей, подтверждает это мнение. В существующей литературе мне не удалось обнаружить иных случаев гуманоидного ксеногенезиса (внедрения), однако это не значит, что он невозможен в принципе. Наиболее образованные из матерей уверовали в теорию инопланетного зачатия, прочие считают ее унизительной и попросту не заслуживающей внимания.
Все дети абсолютно здоровы, хотя своим поведением отличаются от нормальных детей того же возраста. Их основные отличительные признаки: соотношение размеров головы и тела, более характерное для детей постарше, а также едва заметный, но бесспорно странный серебристый оттенок кожи — еще один предмет волнений среди родителей».
В отличие от большинства обитателей Мидвича, Джанет ознакомилась с полным вариантом доклада.
— Послушайте, доктор, но почему вы не упомянули о вынужденном возвращении матерей с младенцами, вы же не собираетесь вот так просто опустить этот факт?
— Я считаю это событие незначительным; просто одна из форм коллективной истерии, по всей видимости, временная, — ответил Уиллерс.
— Ну уж нет: все матери, как образованные, так и не очень, сходятся на том, что вернуться в Мидвич их вынудили дети. Все как одна утверждают, что внезапно почувствовали острейшую тревогу, от которой можно избавиться лишь по возвращении в Мидвич. Видимо, это чувство все переживали по-разному, так как в его описании расходятся: Одни ощущали душевный дискомфорт, у других он осложнялся голодом и жаждой, у третьих голова разрывалась от страшного шума. Ферелин, например, отметила, что ее просто скрутило от невыносимой головной боли. Но как бы то ни было, каждая из них указала, что все это связано с Детьми и единственный способ избавиться От страданий — привезти их сюда.
Это относится и к мисс Лимб. Поскольку она болела и не могла покинуть постель, принуждение переключилось на миссис Латерли и не дало той дохнуть свободно, пока она не доставила ребенка в Мидвич.
— Дорогая моя; если мы станем принимать все эти сказки на веру, если мы пойдем на поводу у женских сплетен, ничего хорошего из этого не получится. Какова реальная ситуация? Есть несколько женщин, ставших жертвами необъяснимого феномена, и несколько детей, которые по существу не их дети. Каждая женщина склонна считать своего ребенка лучшим из всех. Но для того, чтобы иметь возможность сравнивать, мальца необходимо окунуть в среду ровесников. И для этого лучше места, чем наш Мидвич, не найти. Именно поэтому все мамаши золотоглазых сорванцов и съехались в деревушку.
— Мне кажется, это не совсем так, — тихо возразила Джанет, — кстати, а что вы скажете о мисс Велт?
Вопрос был с подтекстом: однажды миссис Брант обнаружила мисс Велт за довольно странным занятием. Вся в слезах от боли, она раз за разом колола себе пальцы иглой. Перепуганная миссис Брант доставила бедняжку к доктору. Приняв успокоительное, мисс Велт поведала, что, меняя пеленки, нечаянно уколола младенца. Тот пристально посмотрел на нее своими золотыми глазами и… она принялась тыкать себя иглой, словно наказывая за небрежность.
