Александр Розов - Чужая в чужом море
Некоторые этнографы считают, что баджао произошли от какого–то из племен утафоа или маори, в глубокой древности заброшенного далеко на северо–запад от старой Гавайики. Мифы баджао говорят об урагане, отогнавшем плавучие дома их предков на Калимантан. Если это так, то историческая родина баджао — меганезийские Каролины. Численность «настоящих баджао» (т.е. не смешавшихся с малайцами или филиппинцами, не осевших на берегах, а продолжающих следовать традиции морских бродяг) - примерно 40 тысяч. Они всегда «за бортом суши» — т.е. четко дистанцированы от общества жителей берега, вдоль которого они кочуют, или вблизи которых они оседают на некоторое время. Их отношения с берегом исчерпываются меновой торговлей — жемчуг, рыба и моллюски на древесину, ткани, металлические инструменты и оружие. Если называть вещи своими именами, то баджао – живут на уровне каменного века, примерно как 20.000 лет назад.
О таких вещах, как письменность, они имеют лишь самое общее представление, их дети вообще не получают образования, а их обычаи и религия соответствуют палеолиту. Когда в XV веке на малайском Калимантане к власти пришли арабские исламисты, баджао, не желавшие жить по–мусульмански, откочевали на север, к острову Минданао и архипелагу Сулу. Когда в середине XVI века Минданао завоевали кастильские бандиты, сделали там часть империи Филиппа II (Филиппины), и стали силой обращать жителей в католицизм (который был так же противен баджао, как ислам), морским номадам пришлось прятаться в буферной зоне моря Сулавеси, между двух огней. С XVII века Филиппины стали ареной непрерывных войн за раздел и передел мира между «великими державами», и баджао на время оставили в покое. В середине XX века Филиппины получили независимость, и там началаись баталии между бандами католического, исламского, и маоистского толка. Та банда, которая в данный момент партизанила, пряталась среди морских номадов, и затем они попадали под удар правящей банды в рамках борьбы против партизан–экстремистов. В начале XXI века власти Филиппин навели относительный порядок в стране, и занялись ассимиляцией баджао, принуждая их к оседлости, благам цивилизации и католическим обычаям. Вероятно, у чиновников в Маниле были лучшие побуждения, но практически получилась попытка изнасилования маленького этноса, под флагом культуртрегерства. Баджао начали понемногу кочевать к востоку, где формировались свободные островные территории Микронезии и Палау, впоследствие вошедшие в Конфедерацию Меганезия.
Разумеется, в Меганезии тоже занялись приобщением баджао к благам цивилизации, но крайне тактично. Вообще–то тактичность в таких делах совершенно не характерна для меганезийцев. Меганезию 8 раз обвиняли в «акциях с целью уничтожения религиозно–этнической группы, как таковой» — статья II Конвенции ООН 1961 года «о геноциде». Меганезийская судебная расправа с ортодоксальными общинами мусульман и христиан, вызвала возмущение во многих странах и в авторитетных международных организациях.
С баджао все было наоборот. Крис стал было объяснять связь тактичного отношения к баджо с принципами Хартии и с культурой Тики, но его отвлекли текущие дела. «Йети» подошел к терпящей бедствие лодке на дистанцию прямой видимости. События начали развиваться так стремительно, что я понимала происходящее лишь в общих чертах.
Мачты с узким парусом на лодке уже нет — видимо шторм снес и то, и другое, но ребята еще держатся. Они каким–то немыслимым способом заставляют свою пирогу катиться с одной из исполинских волн. Потом, после того, как гребень накрывает их, выныривают и разворачивают утлое суденышко так, что оно долго катится, будто бы убегая от гребня следующей волны. Тут, как я поняла, RedYeti вошел в глубокое пике — изображение лодки на экране стало быстро расти, а затем двое в лодке сделали невероятную вещь: несмотря на сокрушительную силу ветра, они встали во весь рост, держась друг за друга. Возможно, Фидэ на что–то подобное и рассчитывал, выводя «йети» на такую позицию, а Ион был уже готов к выстрелу и держал лодку в прицеле fishnet–launcher. Крупноячеистая клейкая сеть накрыла обе «цели». Через секунду на экране остался только надвигающийся гребень волны, а потом он резко провалился вниз — «йети» на полной тяге свечкой уходил в небо. Я вздрагиваю, представив, что должны чувствать два человека, висящие в сети, на тросе под брюхом взмывающей в небо машины, под ударами ураганного ветра.
Дальше – пауза. Пока лебедка не втянет сеть в кабину «йети», мы не узнаем даже, живы ли они. Мы ждем. Экс–сержант беззвучно шевелит губами — то ли ругается, то ли просит помощи у древних богов и богинь Гавайики. Я тупо смотрю на сидящую напротив Эле Тики. Каждый раз когда «Фаатио», скатившись с волны, проваливается в воду, кукла кивает и взмахивает руками — как будто, дирижирует всем происходящим. В голову лезет всякая чушь, я даже протягиваю руку и дотрагиваюсь до «кожи» этого изделия. Нет, все нормально, это просто мягкий латексный мешок, надутый воздухом… Время тянется чудовищно долго. Я не могу отделаться от чувства, что электроника встроенных часов экранчика вышла из строя, и меняет цифры впятеро медленнее, чем следует. Наконец несколько напряженный голос Иона сообщает: «По ходу, оба живы. Хотя мне не очень нравится, как они выглядят. Может им глюкозы вколоть и что–нибудь против шока?».
Из коммуникатора слышно оживленное обсуждение, после которого решают никому ничего не вкалывать, а разбираться уже по прибытии. Полчаса ничего не изменят, а вот если вколоть в ослабленные организмы не тот препарат… «Парни, вы только впишитесь аккуратно, — говорит Пак Ен, — а остальное уже ботва». Ему отвечает Фидэ: «Сделаю в лучшем виде, кэп! Ты только подставь мне шахту на 20 секунд… Или хотя бы на 15».
Капитан отвечает в том смысле, что с этим, мол, проблем не будет.
Через несколько минут происходит рокировка. Логан Шах и Брай почти бегут из PuCo на корму, а им навстречу из кормового отсека бежит Терг–Та. Потом раздается прерывистый гудок, и из динамика звучит голос капитана: «Всем приготовиться к смене курса через 10 секунд. Повторяю: через 10 секунд смена курса».
«Держись за все, что можно — говорит мне Крис, — сейчас начнется аттракцион только для взрослых. Если хочешь — можешь вопить, это нормально». Я не успеваю спросить, зачем же еще держаться, если есть ремни безопасности, потому что происходит такое, отчего я действительно ору, как резаная, и вцепляюсь обеими руками в подлокотники сидения. Что почувствует человек, если его посадить в большую коробку с окошком и засунуть во включенный шейкер, примерно до половины залитый жидкостью? Могу сказать, что это множество крайне неприятных ощущений (среди которых доминирует тошнота – но, к счастью, я не ела) и неожиданных желаний, в т.ч. — орать от ужаса.
Как мне объяснили позже, дело было вот в чем: достаточно длительное время держать корабль в одном неизменном положении можно только одним способом — двигаясь вслед гребню волны. Ходовые качества «Фаатио» позволяли сделать это, т.е. уравнять скорость корабля со скоростью убегания волны. Поскольку до этого «Фаатио» шел против волны, ему следовало развернуться ровно наоборот, т.е. описать полукольцевую дугу. При этом маневре он неизбежно оказывался бортом к волне. Эта позиция, при такой высоте волн, для обычного корабля практически смертельна. Для экстремального бронекатера класса «hotfox» она просто не рекомендуется – сам–то катер выдерживает удары таких волн, и даже если волна положит его на борт — ничего страшного, он сам вернется на киль. Но люди и техника внутри могут и не обладать такой прочностью и серьезно пострадать от подобной встряски. Тем не менее, кэп, посоветовавшись со штурманом, решил, что этот маневр не причинит особого вреда — и оказался прав. То, что некоторое количество не слишком хорошо закрепленных предметов летали по кораблю, как мячики, и то, что я чуть не порвала голосовые связки собственным криком — не в счет. Действительно не в счет: речь шла о жизни четверых людей, летящих сквозь ливень, при ветре 100 узлов.
Я помню чувство полной нереальности происходящего, когда мы «оседлали» волну. Мне казалось, что корабль просто стоит на месте, слегка задрав нос вверх. Было слышно, как по корпусу барабанит ливень, как воет шторм, как впереди непрерывно рушится гребень волны, и как на корме ровно гудит силовая машина. Через иллюминатор я с изумлением видела чуть подернутую рябью неподвижную волну, на которой стоял «Фаатио»… Крис сорвался с места, и побежал на PuCo, оставив меня в компании невозмутимой Эле Тики. Через пять секунд оттуда вылетел Терг–Та и проскочил мимо меня на корму.
Потом раздался звонкий металлический лязг — это открылся люк посадочной шахты для флаера. На оставленном экс–сержантом экранчике возник нечеткий из–за струй дождя, контур «Фаатио», как он виделся с позиции пилота. Корабль рос, уже была видна бешено кипящая пена за кормой, откуда по спине волны тянулся короткий кильватерный след. Я как будто провалилась в экран, оказавшись рядом с пилотом, который, уравняв скорость флаера со скоростью корабля, прицеливался в широкий (почти во всю ширину палубы) черный прямоугольник распахнутого люка. Еще несколько секунд – и я расслышала сквозь вой ветра уже знакомое жужжание воздушного винта RedYeti. Прямоугольник быстро занял пол–экрана, потом послышался оглушительный свист на корме и следом — глухой лязг. Свист стихал. Снова лязг – видимо, закрылся люк шахты. Неужели все?
