Дэвид Митчелл - Простые смертные
– Это чтобы я ничего не была вам должна, – пробормотала она. – И не называйте меня Холли. Прощайте.
5 апреля
Я барахталась в густом иле снов; какие-то злоумышленники перекрыли мне все пути на волю, и, проснувшись, я не могла даже толком припомнить, в каком теле я сейчас обитаю, пока не включила ночник и не увидела на электронном дисплее цифры 5:09, отчетливо видимые в плотной перегретой темноте комнаты. Я находилась в доме 119А. А более чем в миле отсюда по ту сторону Центрального парка на девятом этаже «Empire Hotel» Аркадий готовился навеять Холли Сайкс сон об Ошиме, стоящем на страже. Господи, хорошо бы это не понадобилось! Оставаться в убежище и ждать было мучительно, но если бы я сама отправилась в «Empire», то могла бы невольно вызвать в душе Холли то сопротивление, которого так опасалась. Минуты текли, как часы, а я все пыталась отыскать какой-то смысл во сне, вызванном ночной нью-йоркской духотой, и в странном звоне в ушах…
Бессмысленно было пытаться снова уснуть, и я, включив настольную лампу, оглядела комнату. Вьетнамская ваза, рисунок обезьяны, рассматривающей собственное отражение в зеркале, клавикорды Лукаса Маринуса, привезенные им из Нагасаки и полученные Кси Ло в подарок после напряженной и совершенно невероятной охоты… Я взяла и вновь открыла «De Rerum Natura»[238] Лукреция на том месте, где остановилась, но мыслями, а может, и душой я по-прежнему находилась в миле или двух к западу от этого дома, в «Empire Hotel». Ох уж эта бесконечная проклятая Война! В те дни, когда я чувствовала себя особенно слабой, меня одолевали мысли о том, почему мы, истинные Вневременные, Хорологи, обладающие врожденной способностью к возрождению, к «бессмертию», ради которого Анахореты убивают людей, обретая в результате лишь некое искаженное подобие «вечной жизни», просто не уйдем, не отстранимся? Почему мы, рискуя всем на свете, пытаемся спасти каких-то незнакомцев, которые даже никогда не узнают, что мы для них сделали? Как и человечество не узнает, выиграли мы или проиграли? И я вслух спросила, обращаясь к обезьянке, встревоженной собственным отражением в зеркале: «Почему?»
* * *Святой Дух вошел в Оскара Гомеса в прошлое воскресенье во время службы в церкви Пятидесятницы в Ванкувере, когда прихожане исполняли сто тридцать девятый псалом[239]. Несколькими часами позже он рассказывал моему другу Аднану Байойе, что «теперь знает, что на сердце у его братьев и сестер во Христе, знает, в каких грехах им предстоит раскаяться и что искупить». Убежденность Гомеса, что Господь наградил его этим даром, была неколебима, и он был намерен безотлагательно «вершить дела Господни». Он сел на монорельс SkyTrain, доехал до «Метрополиса», огромного пригородного торгового центра, и, остановившись у главного входа, начал читать проповедь. Христианских уличных проповедников в больших городах куда чаще игнорируют или высмеивают, чем прислушиваются к ним, но вокруг этого низенького, невероятно серьезного мексиканоканадца собралась довольно плотная толпа. Этот проповедник казался совершенно особенным, и очень многие, совершенно незнакомые ему посетители «Метрополиса», сами себе удивляясь, легко угодили к нему на крючок. Одного человека Гомес, например, довольно быстро заставил признаться, что он является отцом того ребенка, которого родила его невестка Бетани. А некую парикмахершу из салона «Curl Up & Dye» Гомесу удалось убедить в необходимости вернуть те четыре тысячи долларов, которые она украла у работодателя. Гомес объяснил какому-то исключенному из колледжа парню по имени Джед, что конопля, которую тот выращивает в саду у своей старенькой и немощной бабушки, способна только испортить ему жизнь и в итоге даже привести в тюрьму. Некоторые после его «откровений» бледнели от страха, у кого-то от изумления отвисала челюсть, а кто-то попросту сбегал. Были и те, кто начинал сердито кричать на Гомеса, обвиняя его в том, что он вторгается в их частную жизнь или работает на ФБР, на что он неизменно отвечал: «Господь видит все наши жизни!» И тогда кое-кто начинал плакать и просить прощения. К тому времени, как прибыла охрана торгового центра, чтобы препроводить Гомеса в кутузку, несколько десятков человек уже снимали происходящее на планшеты и телефоны и вокруг «провидца с Вашингтон-стрит» стеной стояли его защитники. Вызвали полицию. На YouTube потом появилось множество разнообразных роликов об этом событии. Например, о том, как Гомес буквально умолял одного их тех, кто пытался его арестовать, признаться, что всего три дня назад он избивал какого-то иммигранта из Эритреи (имя также сообщалось), нанося тому удары по голове ногой в тяжелом ботинке, а второго полицейского просил незамедлительно обратиться к специалистам из-за его пристрастия к детской порнографии (был приведен и логин этого полицейского, и адрес русского сайта). Можно только догадываться, какой разговор происходил в патрульной машине, но в полицейский участок машина так и не поехала, а направилась прямиком в психиатрическую лечебницу «Купленд Хейтс».
Богом клянусь, Айрис, писал мне по электронной почте Аднан тем же вечером, когда я пришел в кабинет для беседы с пациентом и его осмотра, моей первой мыслью было: «Провидец? Ерунда! Этот парень куда больше похож на моего строгого, но весьма ограниченного бухгалтера!» И тут вдруг Оскар Гомес, словно я сказал это вслух, мне отвечает: «Между прочим, доктор Байойя, у меня отец был именно бухгалтером, так что, возможно, я унаследовал такой строгий вид от него». И как после этого было ставить ему какой-то диагноз? Я, правда, надеялся, что случайно высказал эту мысль о бухгалтере вслух, но вскоре Гомес несколько раз в разговоре упомянул такие события из моей жизни в Руанде, где, как вы знаете, я вырос, о которых я никогда и никому не рассказывал, разве что вам и моему психоаналитику во время учебы. А уже через два часа Аднан прислал мне еще одно электронное письмо, в котором сообщал, что пациенты «Купленд Хейтс» уже поклоняются своему новому собрату как божеству. Это как в «Проблеме Вурмана», писал Аднан, имея в виду новеллу Криспина Херши, которой мы с ним оба восхищались. Я знаю, как мои дедушка и бабушка назвали бы Гомеса на языке йоруба, но разве у меня есть возможность всерьез говорить о колдовстве по-английски, если я хочу сохранить свое место в данном лечебном учреждении? Пожалуйста, Айрис, помогите! Вы ведь сможете мне помочь?
* * *Veni, vidi, non vici[240]. К тому времени, как я отыскала свою машину на залитой дождем стоянке, я промокла насквозь, а потом, забираясь внутрь, еще и порвала колготки. Я была совершенно измучена гневом, отчаянием и ощущением собственного бессилия, поскольку потерпела полную неудачу. Не успела я сесть, как задребезжал сигнал сообщения.
Слишком поздно, Маринус, слишком поздно. Да и поверила ли тебе миссис Гомес?
Ответ и подтекст самого вопроса сразу встали на свое место, точно сам собой сложился упрямый кубик Рубика. Самое главное было и самым очевидным: в мой компьютер проникли хакеры, и некий Хищник, некий завистливый Анахорет, возможно, оказался недостаточно осторожен или недостаточно опытен и случайно обнаружил себя. Я отправила ответ, отчасти блефуя:
Хьюго Лэм похоронил свою совесть, но она так до конца и не умерла.
Вполне возможно, что «святой Марк», пообещавший сопровождать Оскара Гомеса, когда тот станет подниматься по Лестнице Иакова, – это и есть Хьюго Лэм, который, став Анахоретом, принял имя Маркус Анидер. Я выждала минуты две-три и уже практически сдалась, когда он все же ответил:
Совесть – это для простых смертных, Маринус. Ты проиграла, женщина!
Итак, мой блеф сработал, если, конечно, он тоже не блефует в ответ. Но нет, этот хищник, этот психовампир, действуя в одиночку, никогда бы не упустил возможность утереть мне нос, если бы моя догадка оказалась неверной; тем более что выражение «ты проиграла, женщина!» полностью соответствует данному Л’Окхной описанию Хьюго Лэма как типичного женоненавистника. Пока я размышляла, как бы мне получше воспользоваться этим контактом, явно не санкционированным ни Константен, ни Пфеннингером, пришло третье послание:
Посмотри на свое будущее, Маринус. Взгляни в зеркало заднего вида.
Я инстинктивно пригнулась и поправила зеркало так, чтобы как следует разглядеть, что у меня позади. Но заднее стекло автомобиля было залито дождем, и я включила печку, направив струю теплого воздуха назад, чтобы удалить…
Окно возле переднего пассажирского сиденья разлетелось на тысячу крошечных осколков, так же как и зеркало заднего вида у меня над головой. Зеркало было из хрупкого новомодного стеклопластикового сплава, и один осколок этой пластиковой шрапнели, размером и формой напоминавший отстриженный кусочек ногтя, вонзился мне в щеку.
