Джеймс Блиш - Звездный путь (сборник). Том 2
— Это бесполезно, — произнес я, все еще дрожа. — Это ничего не меняет. Я недостаточно силен, чтобы что-то сделать. Я вам говорю, я двигал всем против Джэймтона, но он выиграл.
— Но Джэймтон имел сердце. А вы сражались все время против своей собственной натуры, одновременно сражаясь с ним, — произнес Падма. — Посмотрите на меня, Тэм.
Я посмотрел на него. Магниты его карих глаз поймали меня и заякорили.
— Цель моего приезда сюда для встречи с вами, которая была вычислена на Экзотике, все еще ждет своего часа, — произнес он. — Помните, Тэм, как в офисе Марка Торри вы обвинили меня в гипнозе?
Я кивнул.
— Это был не гипноз — или не совсем гипноз, — произнес он.
Все, что я сделал, — это просто помог вам открыть канал между вашим сознанием и подсознанием. У вас достанет храбрости, увидев результат, достигнутый Джэймтоном, позволить мне помочь вам еще раз приоткрыть этот канал?
Его слова повисли воздухе. И застыв в этом мгновении, я расслышал сильный, гордый голос, читавший молитву внутри церкви. Я увидел солнце, пытавшееся пробиться сквозь облака над нашими головами. И в то же время перед своим мысленным взором я увидел темные стены моей долины, описанные мне Падмой тогда, в тот день, в Энциклопедии. Они по-прежнему высились, нависая надо мной с обеих сторон, затеняя свет солнца. Только на этот раз, словно протекающий в узкую дверную щель, впереди меня сиял яркий свет.
Я подумал о том месте среди молний, увиденном мной, когда Падма держал передо мной свой палец в прошлый раз. И несмотря на то, каким слабым, побежденным и разбитым я себя чувствовал, сама мысль о попытке вновь войти в это место битвы наполнила меня болезненной безнадежностью. Я уже не был так силен, чтобы лицом к лицу оказаться с молниями. А быть может, и никогда не был.
— Ибо был он воином своего народа, который есть Народ Господен, и воином Господа, — читал молитву далекий, одинокий голос, едва доносившийся до моих ушей из церкви, — и ни в чем он не изменил Господу, который есть Господь наш и Владыка силы и правоты. И пусть он покинет нас и придет в ряды тех, кто, скинув с себя маску жизни будут благословенны и пребудут в Господе.
Я услышал это, и неожиданно меня охватило чувство возвращения домой, чувство несомненного возвращения в вечный дом непоколебимой веры моих предков наполнило меня. И ряды тех, кто никогда бы не поколебался, сомкнулись вокруг меня. И я, который не дрогнул, пошел с ними в ногу, вперед. И в это мгновение, на секунду, я вдруг почувствовал, что должен был чувствовать Джэймтон, находясь лицом к лицу со мной. И перед необходимостью выбора жизни или смерти для себя на Святой Марии. Лишь на мгновение я это почувствовал, но и его было достаточно.
— Давайте, — расслышал я сказанное мной Падме.
И я попал во тьму — во тьму и ярость. Это было место молний, но там уже не было видно настоящих молний. Это был нескончаемый грохот, мятущиеся облака, ураган и бурлящий туман. Меня швыряло и било, бросало всей жестокостью и гневом вокруг, и я старался выбраться, подняться, пробиться к свету и открытому воздуху поверх этих ураганных туч. Но мои собственные усилия оказались недостаточны, и я покатился вниз. Вниз, не продвигаясь вверх, — и тогда наконец я понял.
Ибо ураган этот был моим внутренним ураганом, моим собственным созданием. Это была внутренняя ярость жестокости, мести и уничтожения, которую я создавал в себе все эти годы. И как я обращал эту силу против других, так теперь она обратилась против меня самого, давя на меня, унося все ниже и ниже, все дальше во тьму, пока свет не померк в моих глазах.
И я падал вниз, ибо сила эта была больше моей. Падал и падал, но когда я уже затерялся в полной тьме, когда я уже готов был сдаться, я обнаружил, что не могу. Что-то во мне не хотело. Оно продолжало и продолжало сражаться. И тогда наконец я понял, что это такое.
Именно это так никогда и не смог убить во мне, еще мальчишке, Матиас. Это было Землей и стремящимся вперед человеком. В этом были Леонид и его триста спартанцев, защищавших Фермопилы. В этом были скитания израильтян по пустыне и переход Красного моря. В этом был Парфенон на Акрополе, сиявший белизной над Афинами, и тьма дома моего дяди.
Все это было во мне — непреклонный дух людей, которые и теперь не желали сдаваться. И неожиданно в моем упавшем, почти побежденном бурей духе, тонущем во тьме, что-то буквально подпрыгнуло от дикой радости. Ибо я вдруг увидел, что она находится там и для меня тоже — эта недоступная каменистая земля, где воздух чист, а все эти ошметки притворства и уловки уносятся прочь непреодолимым ветром веры.
Я пытался атаковать Джэймтона там, где он был сильнее всего, — из-за моей собственной слабости. Именно это имел в виду Падма, когда говорил мне, что я сражаюсь против себя, хотя сражался я с Джэймтоном. Вот почему я проиграл в том конфликте, противопоставив мое ничем не подкрепленное неверие его сильной вере. И все это было там, во мне, скрыто во мне все это время!
И теперь я все ясно видел. И словно звон победных колоколов, я вдруг услышал голос Марка Торри, что-то с триумфом говорящий мне. И голос Лизы тоже, которая, как я теперь видел, понимала меня гораздо лучше, чем я понимал себя сам, и которая никогда не покидала меня. Лиза. И когда я снова подумал о ней, я начал слышать всех их.
Все эти миллионы, миллиарды перемежающихся голосов — голосов людей, с тех пор, как человек впервые встал прямо и пошел на своих ногах. Они снова окружили меня, как это было в тот день, в Точке Перехода Индекс-зала Конечной Энциклопедии, И они сомкнулись вокруг меня, подобно крыльям, унося меня вверх, неудержимо вверх, сквозь мятущуюся тьму, с чувством бесстрашия, родственного бесстрашию Кейси, с верой, отеческой верой Джэймтона и нескончаемым поиском, братом поиска Падмой.
И при этом все, навеянное мне Матиасом, — зависть, страх перед людьми молодых миров — смыло с меня сразу и навсегда. И наконец я четко смог увидеть это. Если у них в действительности было что-то одно, потенциально я имел все эти составляющие в себе. Корневой источник, базовый источник, каким я являлся, будучи человеком Земли. Одновременно я был частью всех их, на молодых мирах, и не было ни одного из них, кого я не мог бы рассмотреть как свое отражение.
И наконец я прорвался сквозь тьму на свет — в то место моих молний, бесконечной пустоты, где шла настоящая битва, битва человека искреннего, с древней, чуждой тьмой, которая навсегда сохранила бы нас зверьми. И вдалеке, словно в конце длинного тоннеля, увидел Падму, стоящего под усиливающимся солнечным светом и ослабевающим дождем, стоящего у парковки и обращающегося ко мне.
— Теперь вы видите, — говорил он, — почему так нуждается в вас Энциклопедия. Только Марк Торри смог привести ее к этому моменту. И лишь вы можете закончить эту работу, потому что огромная масса людей Земли не может пока увидеть картинку будущего, существующего в самом окончании создания Энциклопедии. Вы, кто сам пересек пропасть между людьми Осколочных Культур и теми, кто рожден на Земле, сможете встроить свое видение этого в Энциклопедию. Так что, когда она будет достроена, она во многом сможет помочь тем, кто этого не видит, и таким образом, начнет воссоздание, которое придет, когда Осколочные Культуры, их народы вернутся и соединятся с основой Земли, превратившись в человека новой формации, эволюционировавшего человека.
Его мощный взгляд, казалось, на мгновение смягчился под лучами солнца. И улыбка слегка погрустнела.
— Вы проживете дольше меня и увидите больше. До свидания, Тэм.
И вдруг, совершенно неожиданно, я увидел все это. Неожиданно все слилось и соединилось в моем уме. Это видение и сама Энциклопедия, ставшие одной реальностью. И в этот самый момент мой разум прыгнул на дорогу противодействия, с которым мне придется столкнуться, чтобы воплотить все в реальность.
И уже все начало приобретать твердые черты в моей голове, из моего знания мира — лица и методы, с которыми мне придется столкнуться. Мой разум несся вперед, догоняя их и обгоняя в планах, подготавливаемых ими.
Уже сейчас я видел, насколько иначе я буду работать, чем Марк Торри. Я сохраню его имя как символ и лишь буду делать вид, что Энциклопедия продолжает строиться в соответствии с подготовленными им планами. Я назову себя лишь одним из членов Совета Управляющих, которые теоретически все будут иметь равные со мной полномочия.
Но в действительности я буду ими управлять, исподтишка, как могу только я. А сам буду свободен, таким образом, от необходимости прибегать к хлопотным мерам защиты против сумасшедших, вроде того, что убил Марка. Я буду свободен путешествовать по Земле, одновременно следя за строительством, обнаруживая и подавляя усилия тех, кто будет пытаться работать в противодействие строительству Энциклопедии. Уже сейчас у меня появились первые наметки, как я все это начну.
