Тысяча дождей - Андрей Михайлович Столяров
Не представляю, сколько все это длится. Время, как и положено в импульсе взрыва, судорожно осциллирует – то сжимаясь в мгновение, то расширяясь до бесконечности. Но когда из-за горизонта выползает плазменный краешек солнца, я уже оказываюсь способным поднять из подземных почек первые лесные проростки: клейкие перышки их разворачиваются навстречу свету. Полноценный лес я, разумеется, так же быстро вырастить не могу, на это понадобится не меньше месяца, но отчетливо чувствую, что он будет, он теперь непременно будет. Встанут деревья и шелестящим пологом прикроют землю от невыносимого жара, прорастет кустарник, запорхают над спасенной травой разноцветные бабочки, изменится климат Поселка, транспирация – испарение через листья и стебли – смягчит сухой воздух, он уже не станет, как наждак, обдирать легкие, да и сам Лес, накопив зеленую массу, начнет притягивать наполненные водой, тяжеловесные облака.
Трудно объяснить это необыкновенное состояние. Обычными человеческими словами его не выразить. Прорастать Лесом – это все равно что создавать симфонию необыкновенной сложности и красоты: каждая мелодия возникает в ней как бы сама собой, каждая нота тут же занимает предназначенное гармонией место. Ничто не сравнится с этим. Словно играет слаженный, колоссальных размеров оркестр, где я одновременно являюсь и слушателем, и композитором, и музыкой, и дирижером.
Причем, симфония заполняет не только маленькую мою вселенную, она омывает собой и весь «ближний мир». Через нее я начинаю как бы видеть все окружающее. Это, безусловно, не зрение в нашем обыденном смысле, но, тем не менее, я ясно вижу Мертвые Земли, пустыней раскинувшиеся на Юг. Я вижу потрескавшуюся твердую почву, исполинские столбы пыли на горизонте, бредущие неизвестно куда, крохотную группу беженцев, которая торопится укрыться от них, развалины городков, сквозь которые пробиваются кое-где колючки черного саксаула. Я также вижу наш дремотный Поселок: запорошенные пылью улицы, палисадники, заборы, дома, вижу крапиву в опуши стеклянных иголок, вижу чахлые, скособоченные посадки на огородах, вижу людей, которые кажутся мне тенями, отброшенными жарой.
Я знаю, что могу разговаривать с ними. Симфонии они, к сожалению, не услышат, но услышат мой голос – он будет эхом отдаваться у них в темных пространствах сознания.
Меня, несомненно, услышит Лелька, и я скажу ей, что я не умер, я по-прежнему жив. Я жив, Лелечка, поверь мне, я жив, я дышу! Я не перестал быть человеком, не бойся, просто я одновременно стал еще и чем-то иным. Для нас ничего не изменится, я всегда буду тебя любить.
Меня, конечно, услышит Ясид, и я скажу ему, что Комендант был абсолютно прав: с нашей линии фронта нельзя отступать ни на шаг. Нужно стоять, как бы нам ни было тяжело. Нужно держаться, пусть даже положение кажется безнадежным. Погибнет Поселок – погибнет и город. Погибнет город – погибнет весь мир. Нам некуда отступать. Впрочем, я верю, что Ясид и без моих слов не отступит.
Меня услышат мигранты, готовящиеся к трудному переходу, им я скажу громко и ясно: не торопитесь! Через месяц поднимется Третий Лес, он восстанет, он закроет злосчастную брешь в линии фронта. Вихри Мертвых Земель перестанут иссушать наши посевы. Поселок будет существовать. Главное – у нас теперь есть вода.
И, разумеется, меня услышит Захар, и вот ему я скажу, что жертва, которую он лелеет, совершенно бессмысленна. Кровь не сделает мертвый такыр плодородным. Смерть не станет источником жизни, им может быть только жизнь. Я напомню ему о договоре, который мы заключили молчанием. Договор наш бессрочен и не подлежит пересмотру. Иначе дом его прорастет ядовитым лишайником, а вокруг, на подворье, вымахает чертополох, опутав его непроходимыми железными зарослями.
И еще я скажу всем, кто захочет слушать меня, что мир вовсе не гибнет, он пытается преобразиться. И во многом от нас, от людей, зависит, каким будет это преображение. Долгие тысячелетия человек требовал жертв от природы: он только брал, ничего не предлагая взамен, теперь природа просит у нас ответной жертвы и даже не столько жертвы, а – помощи, которую мы вполне способны ей дать. Тут речь не идет ни о рабстве, ни о господстве, ни о пренебрежительном высокомерии, ни об унижающем подчинения. Это будет равноправный, взаимный союз. Мы одарим природу разумом, и она действительно станет для нас Вселенной, а природа в ответ одарит нас жизнью, и эта новая жизнь обретет органические черты вечности. Это вовсе не жертва, это – дань будущему. И если мы хотим выжить, нам следует это будущее принять.
А Аглае я прямо сейчас скажу, что ждать осталось совсем немного. Я уже здесь, я уже перебрался через провал Каменной Балки, я уже утвердился на другой ее стороне. Уже сочится по васкулярным клеткам вода, уже земля становится влажной – трещинки и капилляры в ней, набухая, уже проталкивают эту влагу к Новому Лесу. Уже течет к нему жизнь, и, ощущая ее, устремляются к свету побеги первой свежей травы.
Я скажу ей, что все это – уже скоро, скоро.
Остались считанные метры.
Остались считанные часы.
Мы опять будем вместе.
Мы соединимся раньше, чем пройдет над землей тысяча дождей.
