Крестики и нолики - Мэлори Блэкмен
Я пожал плечами и положил в сумку последнее, что осталось, – калькулятор. Мама вошла, осторожно закрыла за собой дверь. Я догадывался, что сейчас будет. Она села на постель, взяла сумку и тут же вывалила мои школьные принадлежности на покрывало. Потом очень тщательно начала складывать все обратно.
Заговорила она не сразу.
– Я просто хотела сказать, что неважно, что будет завтра: ты молодец, что поступил в Хиткрофт.
Такого я не ожидал. И уставился на нее.
– В каком смысле неважно, что произойдет завтра?!
– Да так. – Губы у мамы задрожали, и улыбка погасла. – Понимаешь… Понимаешь, я хочу, чтобы ты был счастлив.
– Я счастлив, – нахмурился я.
– Я не хочу, чтобы ты… расстраивался. Не хочу, чтобы тебе было больно.
Да что она имеет в виду?!
– Мама, я всего-навсего иду в школу. Не в армию же.
Мама предприняла новую попытку улыбнуться.
– Конечно. Но вы с отцом, по-моему, недооцениваете, насколько будет… сложно. Я не хочу, чтобы ты расстраивался. Кроме того… понимаешь, до нас дошли слухи…
– Какие еще слухи?
– Некоторые Кресты недовольны, что нули будут ходить в их школы. До нас дошли слухи, что кое-кто из них собирается устроить беспорядки. Поэтому, что бы ни произошло, не поддавайся на провокации. Не давай повода исключить тебя.
– Тебя только это беспокоит?
Мама не ответила.
– Не волнуйся, – сказал я ей. – Я поступил в Хиткрофт, и теперь меня оттуда не выгнать ничем, даже динамитом.
– Вот и умница. – Мама погладила меня по щеке.
Я оттолкнул ее руку. Еще чего!
– Ты уже большой мальчик, да? – поддела меня мама.
– Совсем большой, – отозвался я.
– Такой большой, что и на ночь поцеловать нельзя?
Я собирался честно и откровенно высказать маме все, что я об этом думаю, но тут увидел выражение ее лица и прикусил язык. Я понял, что поцелуй – не для меня, а для нее.
– Валяй, раз приспичило, – буркнул я и подставил щеку.
Молчание. Я повернулся посмотреть, почему ненавистный поцелуй задерживается, но стоило мне взглянуть на маму, как она расхохоталась.
– Что смешного?! – возмутился я.
– Ты, дорогой. – Мама стиснула меня в объятиях и поцеловала в щеку, да так, словно хотела зарыться в нее губами. Ну дела! – Проверь будильник, чтобы утром хватило времени помыться перед школой. – Мама встала и направилась к двери.
– Я еще не ложусь, мама. Сейчас спущусь немного посмотреть телик.
– Только недолго. Тебе завтра в школу. – Мама погрозила пальцем. Потом уронила руку и улыбнулась. – «Тебе завтра в школу»… До чего же приятно звучит!
– Ага!
Мама начала спускаться, я за ней. На полпути она внезапно остановилась – я едва не врезался в нее.
– Каллум…
– Что, мама?
– Ты… ты только не думай, будто я тобой не горжусь. Я горжусь.
– Я знаю, мама, – сказал я.
Мама стала спускаться дальше. Я обдумал ее слова. Самое странное, что, пока она этого не сказала, я не думал, что она мной гордится. Более того, в глубине души я подозревал, что мама предпочла бы, чтобы я провалил вступительный экзамен в Хиткрофт. А я его сдал. И поступил. И этого у меня никто не отнимет. Я поступил.
Мы спустились в гостиную. Линетт с папой сидели на диване. Джуд за обеденным столом рассматривал что-то вроде карты, в общем, что-то скучное. Мама села рядом с папой, я – рядом с Линетт. Диван просел, но просел уютно.
Я посмотрел на сестру.
– Ты как, нормально?
Линетт кивнула. Потом вдруг медленно, постепенно помрачнела. И взгляд опять сделался… такой. Сердце у меня ушло в пятки, потом вернулось на место.
Линетт, не надо, пожалуйста. Особенно сегодня, особенно сейчас…
– Линни, а помнишь, как мне исполнилось семь? – в отчаянии затараторил я. – Ты в первый раз повела меня в кино. Мы были вдвоем, и ты сердилась на меня, потому что я не мог отвести глаз от экрана ни на секунду. Помнишь, ты сказала мне, что можно моргать, потому что экран никуда не исчезнет. Линни!
– Почему я здесь? – Беспокойные серые глаза сестры сузились. – Мне здесь быть нельзя. Я не такая, как вы. Я Крест.
Внутри у меня все сжалось, будто я был в лифте и он за пять секунд пролетел вниз с полсотни этажей. Стоит мне убедить себя, что Линетт стало лучше, как у нее опять делается это лицо… Она смотрит на нас, словно не узнаёт, и настаивает, что она одна из