Александр Етоев - Нечертова дюжина (Сборник)
Человек с парашютом стоял на краю крыши, ногой упираясь в водосток. Я видел, как сминался под каблуком тонкий железный обод и слетала ржавая крошка. В доме напротив люди высовывались из окон, и какая-то незнакомая женщина прижимала к лицу платок.
Человек стоял прямо, к чердачному оконцу спиной, стоял спокойно, слегка опустив плечи, словно перед ним не лежала смертельная пропасть двора, а по воздуху протянулась невидимая глазу дорожка, и сейчас он сделает шаг и легко побежит вперед, смеясь над нашими страхами. А рядом с ним стоял Валька, коленом упершись в крышу и придерживаясь за край рукой. Вторая его рука держалась за ремень парашюта.
На нас с Бобиным не обращали внимания. Все смотрели туда, где стояли мужчина и мальчик, а человек с ломом, осторожно, чтобы не выдать шагов, двигался из темноты к свету.
– Брось! – сказала Валькина мать. Она вырвала из рук человека лом и швырнула его себе под ноги.
– Мамаша, я ж…
– Сволочь… – Она схватилась за бельевую веревку, и та лопнула, как перетянутая струна. – Шубин. – Она сделала шаг к окну, но дальше шагнуть не смела. – Я знала, что когда-нибудь ты придешь. Не смей, оставь мальчика! Валенька, отойди от него, он… сумасшедший.
– Валя, твоя мать говорит правду, – заговорил человек справа, волнуясь и озираясь на остальных. – Этот человек… он сегодня сбежал из клиники. Отойди от него, он болен. Он опасен, он…
– Это правда? – Валька повернулся к оконцу. – Мама, он мой отец?
– Дура! – закричала на чердаке женщина. – Это я во всем виновата! Надо было его отравить, ночью зарезать бритвой… Дура!..
– Значит, правда. – Валька вдруг рассмеялся весело, оторвал руку от крыши и помахал в сторону чердака. Потом повернул голову и заглянул парашютисту в лицо. – Я ведь знал, я сразу почувствовал. – Он потянулся еще, не удержался, и колено поскользило по скату.
– Куда ты… – Человек с парашютом перехватил его за плечо. – Рано, пока не время.
Отдававший команды что-то шепнул стоящему рядом с ним. Тот шепнул дальше и мигнул в темноту фонариком. Две фигуры бесшумно переместились к окну и встали по обе стороны. Командир просунул руку в карман, а когда вытащил, в руке у него тускло блеснул металл.
– По команде, – послышалась негромкая фраза.
Солнце зашло за крыши, и на чердаке стало темно. Лишь светлел оконный квадрат, и отчетливо было видно, как два человека – маленький и большой – стояли под вечереющим небом. Все молчали. Время остановилось. Внизу, в дворовом котле, ветер перемешивал пыль.
– Время!
От неожиданности я вздрогнул. Голос Валькиного отца прозвучал громко, словно ударил колокол.
– Время! – отозвалось на чердаке эхо. Две фигуры, скрежеща подошвами по стеклу, метнулись сначала на подоконник, потом спрыгнули на железный скат и замерли, растопырив руки.
Удерживать было некого. В дымчатом свете заката над гармошками городских крыш, над трубами, над редкими голубятнями, над запрокинутыми головами людей, над растрепанными от ветра кронами, над всем этим гигантским кроссвордом, который называется городом, поднималось легкое облачко – золотой шелковистый купол и два человека под ним. Ветер раздувал его шелк. Парашют становился меньше, превращаясь в белую точку. Темные фигурки мельчали и скоро совсем исчезли в прозрачных вечерних сумерках.
Те, кто оставались на чердаке, скучились в оконном проеме. Все смотрели на небо, пока не заслезились глаза. Человек в доме напротив, высунувшись далеко из окна, кричал, надрывая голос:
– Это он! Тот самый! Который сжег мою курицу! – И размахивал белыми кулаками.
