Хью Хауи - Иллюзия
— У меня был еще и сын, — сообщил Николс.
Джанс потянулась было к сумке, чтобы достать папку с информацией о Джульетте, но вспомнила, что сумки сейчас у нее нет. Брат. Эту деталь она упустила.
— Вы не могли об этом знать, — пояснил Николс, увидев удивление на лице мэра. — Он не выжил. Говоря технически, он даже не родился. А лотерея продолжилась без нас.
— Мне очень жаль…
Она с трудом подавила желание взять Марнса за руку. Десятилетия прошли с тех пор, как их руки намеренно соприкасались, но внезапная печаль, наполнившая комнату, заставила забыть об этой многолетней пустоте.
— Мы хотели назвать его Николас, в честь моего деда. Он родился преждевременно. Один фунт и восемь унций.[1]
Точность, с которой он вспомнил детали, в каком-то смысле показалась более печальной, чем если бы он дал волю эмоциям.
— Его интубировали, поместили в инкубатор, но возникли… осложнения. — Николс уставился на свои руки. — Джульетте тогда исполнилось тринадцать лет. Она испытывала такой же восторг, как и мы. Сами можете представить — у нее вот-вот должен был появиться младший братишка. Ей оставался всего год до начала ученичества у матери, акушерки. — Николс поднял взгляд. — Заметьте, не здесь, в этом роддоме, а на средних этажах, где мы вместе работали. Я тогда был еще интерном.
— И Джульетта?.. — Джанс пока не могла понять, в чем тут связь.
— В инкубаторе возникла неисправность. Когда Николас… — Доктор отвернулся и потянулся рукой к глазам, но справился с эмоциями. — Извините. Я все еще называю его по имени.
— Все в порядке.
Джанс держала Марнса за руку. Она сама не понимала, когда и как это произошло. Похоже, доктор не заметил. Или же, скорее, ему было все равно.
— Бедная Джульетта. — Он покачал головой. — Она обезумела от горя. Сперва она во всем обвинила Роду — опытную акушерку, которая буквально сотворила чудо, подарив нашему мальчику хотя бы слабый шанс. Я все объяснил Джульетте. Правда, думаю, она и так это понимала. Ей просто нужно было кого-то ненавидеть. — Он кивнул Джанс. — Девочки в таком возрасте… сами знаете.
— Можете мне не верить, но я помню. — Джанс вымученно улыбнулась, доктор Николс ответил тем же. Она почувствовала, как Марнс сжал ее руку.
— И лишь когда ее мать умерла, она стала винить во всем отказавший инкубатор. Точнее, не сам инкубатор, а то состояние, в котором он находился. Там все было старое и держалось на честном слове.
— Ваша жена умерла от послеродовых осложнений? — Джанс решила, что это еще одна деталь в деле Джульетты, которую она, наверное, пропустила.
— Моя жена покончила с собой неделю спустя.
Опять все та же отстраненность профессионального врача. Джанс не могла понять: то ли причиной стал защитный механизм, включившийся после всего происшедшего, то ли это была врожденная черта характера.
— Кажется, я припоминаю ту историю, — произнес Марнс. Это были его первые слова за все время посещения.
— Я сам выписывал свидетельство о смерти. Поэтому мог указать любую причину, какую хотел…
— И вы признаётесь в подобном? — Марнс попытался встать. Джанс не могла предположить, для чего именно, и потому сжала ему руку, чтобы он оставался на месте.
— Неофициально? Конечно. Признаюсь. Так или иначе, ложь оказалась бесполезной. Джульетта была умна даже в том возрасте. Она все узнала. И это подтолкнуло ее…
— Подтолкнуло к чему? — спросила Джанс. — К душевному расстройству?
— Нет. Я собирался сказать другое. Это подтолкнуло ее уйти. Она подала заявление о смене специализации. Потребовала перевести ее вниз, в механический, чтобы стать там ученицей, чьей-то «тенью». Она была на год моложе, чем требовалось для такого перевода, но я дал согласие. Подписал ее заявление. Думал, что она попадет туда, подышит воздухом «глубины» и вернется. Я был наивен. Решил, что свобода пойдет ей на пользу.
— И с тех пор вы ее не видели?
— Только раз. Несколько дней спустя, на похоронах ее матери. Она поднялась самостоятельно, пришла на похороны, обняла меня, а потом ушла обратно. Как мне потом сказали, проделала спуск без единой остановки. Я стараюсь быть в курсе того, что с ней происходит. У меня есть коллега в нижнем роддоме, и он мне время от времени посылает весточки о ней. Она вся в делах, вся в делах…
Николс помолчал, затем рассмеялся:
— Знаете, когда она была маленькая, я видел в ней только копию матери. Но она выросла и стала больше похожа на меня.
— Вам известно о ней что-либо, что могло бы помешать ей стать шерифом бункера или сделало бы ее неподходящей кандидатурой для такой должности? Вы ведь понимаете, что требуется для этой работы и с чем она связана?
— Понимаю. — Николс окинул взглядом Марнса, от медного значка, видневшегося в просвете кое-как завязанного халата, до выпирающего на боку холмика кобуры. — Всем работникам правопорядка в бункере нужен человек наверху, отдающий команды, верно?
— Более или менее, — подтвердила Джанс.
— Почему она?
Марнс кашлянул:
— Однажды она помогла нам в расследовании…
— Джулс? Она поднималась наверх?
— Нет. Это мы спускались.
— Ее никто такому не учил.
— И никого из нас не учили, — заметил Марнс. — Это, скорее… политическая должность. Гражданский пост.
— Она не согласится.
— Почему? — спросила Джанс.
Николс пожал плечами.
— Полагаю, сами увидите. — Он встал. — Хотел бы я уделить вам больше времени, но мне действительно пора возвращаться. — Он посмотрел на двойные двери. — Я скоро запущу внутрь семью…
— Понимаю. — Джанс встала и пожала ему руку. — Спасибо, что согласились поговорить с нами.
Он рассмеялся:
— А у меня был выбор?
— Конечно.
— Что ж, жаль, что я не знал об этом раньше.
Он улыбнулся, и Джанс поняла, что он шутит или старается шутить. Когда они расстались с Николсом и двинулись обратно по коридору, чтобы вернуть халаты и забрать свои вещи, Джанс осознала, что ее все больше интригует кандидатка Марнса. Это было не в его стиле — женщина с самых нижних этажей. Личность с багажом. Может, у него были какие-то другие причины? И когда Марнс услужливо придержал дверь, ведущую в главную приемную, мэр задумалась: не пошла ли она с ним потому, что у нее тоже были другие причины?
10
Наступило время обеда, но они не очень проголодались. Джанс грызла сладкую плитку зернового концентрата, втайне гордясь, что ест на ходу, как носильщик. Они постоянно мелькали мимо, и уважение Джанс к их профессии все росло и росло. Она ощущала какую-то странную вину за то, что идет вниз со столь легкой ношей, в то время как эти мужчины и женщины нагружены так тяжело. И двигаются так быстро. Они с Марнсом прижались к перилам, когда мимо, извинившись, протопал спускавшийся носильщик. Его «тень», девушка лет пятнадцати-шестнадцати в шортах, шла за ним по пятам с мешками, судя по всему, набитыми мусором для центра утилизации. Джанс долго смотрела девушке вслед, на ее длинные, гладкие и мускулистые ноги, и неожиданно ощутила себя очень старой и очень уставшей.
У путников постепенно выработался определенный ритм, но в районе тридцатого этажа у Джанс зародилось сомнение. То, что на рассвете казалось отличным приключением, теперь выглядело серьезным испытанием. Джанс отлично понимала, каких усилий потребует подъем на обратном пути.
Они миновали верхнюю станцию обработки воды на тридцать втором, и Джанс поняла, что видит практически новые для себя части бункера. Стыдно было признать, но так глубоко она не спускалась уже очень давно. И за это время тут произошли изменения. Даже стены оказались иного цвета, чем ей помнилось. Впрочем, трудно было доверять своей памяти.
По мере приближения к этажам компьютерщиков поток людей на лестнице заметно поредел. Здесь находились самые малозаселенные уровни бункера, где около двух десятков человек — в основном мужчин — работали в собственном маленьком царстве. Серверы бункера занимали почти целый этаж, и на них теперь медленно восстанавливалась недавняя история, полностью стертая во время восстания. Доступ к ним сейчас строго ограничили. Проходя мимо лестничной площадки на тридцать третьем, Джанс готова была поклясться, что слышит мощное гудение поглощаемого серверами электричества. Чем бы когда-то ни являлся бункер и для чего бы изначально ни предназначался, Джанс, даже не спрашивая, знала, что эти странные машины были неким основанием для превосходства. Их энергопотребление служило постоянной причиной споров во время совещаний по бюджету. Но необходимость очистки, боязнь даже заговорить о внешнем мире и все связанные с этим табу давали компьютерщикам невероятную свободу действий. Именно в Ай-Ти находилась лаборатория, где изготавливались комбинезоны для чистильщиков — специально под человека, ожидающего в камере, и уже одно это делало Ай-Ти отдел особенным.
