Аркадий и Борис Стругацкие - Возвращение

– Ну… без бури и взрывов было бы лучше, – сказал Москвичев.

– Правильно, Маринка! – закричали за соседними столиками. – А то зажали нас на Земле, и развернуться негде…

За спиной Марины воздвигнулся худущий юноша с очень большим носом.

– Это все правильно, – сказал он рассудительным голосом. – Я сам подрывник и ужасно хочу больших взрывов. Но есть еще другая сторона. Самая главная, простите меня, Елена Владимировна. Двадцать тысяч человек работают на Венере в тяжелых условиях. Это очень хорошие люди. Я бы прямо сказал – лучшие люди. А мы, десять миллиардов землян, никак не соберемся им помочь! Это просто срам! Ну и что же, что они хотят работать на Венере? Это их право – работать на Венере! И раз они не хотят уходить оттуда, мы должны им помочь. И, простите, Елена Владимировна, поможем.

– Милый! – растроганно пробасил Иоанн Москвичев. – Милые вы мои десять миллиардов!..

Елена Владимировна бесконечно умными глазами поглядела на носатого юношу, улыбнулась и сказала:

– Да-да, в том-то все и дело.

«Ах, молодцы, молодцы! – весело подумал Кондратьев. – Все правы!»

– Елена Владимировна, – понизив голос, спросил он, – а вы-то сами почему летите на Венеру?

– На Венере пока еще очень мало хирургических кабинетов, – тоже вполголоса ответила Елена Владимировна. – А я хирург-эмбриомеханик. Я могу работать без кабинета, в любых условиях, даже по пояс в болоте…

Кондратьев огляделся. Шахтер перебрался поближе к Москвичезу, и сейчас Москвичев во взаимодействии с носатым юношей наступал на него, а он яростно отбивался. Коренастый Басевич шептался с оператором тяжелых систем. Елена Владимировна, прищурившись, задумчиво смотрела поверх голов. Кондратьев встал и потихоньку вышел на крыльцо. Ночь была безлунная и ясная. Над черной бесформенной громадой леса низко висела яркая белая Венера. Кондратьев долго смотрел на нее и думал: «Может быть, попытаться туда? Все равно кем – землекопом, каким-нибудь водителем или подрывником».

– Смотрите? – раздался из темноты голос. – Я вот тоже смотрю. Дождусь, когда она зайдет, и пойду спать. – Голос был спокойный и усталый… – Я, знаете, думаю и думаю. Насадить на Венере сады… Просверлить Луну огромным буравом. Была, знаете, такая юмореска у Чехова – прозорливец был старик. В конечном счете смысл нашего существования – тратить энергию… И, по возможности, знаете, так, чтобы и самому было интересно и другим полезно. А на Земле теперь стало трудно тратить энергию. У нас все есть, и мы слишком могучи. Останавливаться – не в природе человека. Противоречие, если угодно… Конечно, и сейчас есть много людей, которые работают с полной отдачей – исследователи, педагоги, врачи-профилактики, люди искусства… Агротехники, ассенизаторы… И их всегда будет много. Но вот как быть остальным? Если человеку хочется стать инженером, оператором, лечащим врачом… Конечно, кое-кто уходит в искусство, но ведь большинство ищут в искусстве не убежища, а вдохновения. Судите сами – чудесные молодые ребята… Им мало места! Им нужно взрывать, переделывать, строить… И не дом строить, а по крайней мере мир – сегодня Венера, завтра Марс, послезавтра еще что-нибудь… Молодцы Совет! Вот и начинается межпланетная экспансия Человечества – разрядка великих аккумуляторов… Вы согласны со мной, товарищ?

– С вами я тоже согласен, – сказал Кондратьев.

Женя и Шейла работали. Женя сидел за столом и читал «Философию скорости» Гардуэя. Стол был завален книгами, лентами микрокниг, альбомами, подшивками старых газет. На полу, среди разбросанных футляров от микрокниг, стоял переносный пульт связи с Информарием. Женя читал быстро, ерзал от нетерпения и часто делал пометки в блокноте. Шейла сидела в глубоком кресле, положив ногу на ногу, и читала Женину рукопись. В комнате было светло и почти тихо, в экране стереовизора вспыхивали цветные тени, едва слышно звучали нежнейшие такты старинной южноамериканской мелодии.

– Изумительная книга, – сказал Женя. – Я не могу ее читать медленно. Как он это сделал?

– Гардуэй? – рассеянно отозвалась Шейла. – Да, Гардуэй – это великий мастер.

– Как он этого добился? Я не понимаю, в чем секрет.

– Не знаю, дружок, – сказала Шейла, не отрываясь от рукописи. – И никто не знает. И он сам не знает.

– Поразительное чувство ритма мысли и ритма слова. Кто он такой? – Женя заглянул в предисловие. – Профессор структуральной лингвистики. А! Тогда понятно.

– Ничего тебе не понятно, – сказала Шейла. – Я тоже структуральный лингвист.

Женя поглядел на нее и снова углубился в чтение. За открытым окном сгущались сумерки. В темных кустах мелькали искорки светляков. Сонно перекликались поздние птицы.

Шейла собрала листы.

– Чудесные люди! – громко сказала она. – Смелые люди.

– Правда? – радостно вскричал Женя, повернувшись к ней.

– Неужели вы все это перенесли? – Шейла смотрела на Женю широко раскрытыми глазами. – Все перенесли и остались людьми. Не умерли от страха. Не сошли с ума от одиночества. Честное слово, Женька, иногда мне кажется, что ты действительно старше меня на сто лет.

– То-то, – сказал Женя.

Он поднялся, пересек комнату и сел у ног Шейлы, Шейла запустила пальцы в его рыжие волосы, и он прижался щекой к ее колену,

– Знаешь, когда было страшнее всего? – сказал он. – После второго эфирного моста. Когда Сережка поднял меня из амортизатора и я хотел пройти в рубку, а он не пустил меня.

– Ты об этом не писал, – сказала Шейла.

– В рубке оставались Фалин и Поллак, – сказал Женя. – Они погибли, – добавил он, помолчав.

Шейла молча гладила его по голове.

– Знаешь, – сказал он, – в известном смысле предки всегда богаче потомков. Богаче мечтой. Предки мечтают о том, что для потомков рутина. Ах, Шейла, какая это была мечта – достигнуть звезд! Мы все отдавали за эту мечту. А вы летаете к звездам, как мы летали к маме на летние каникулы. Бедные вы, бедные!

– Всякому времени своя мечта, – сказала Шейла! – Ваша мечта унесла человека к звездам, а наша мечта вернет его на Землю. Но это будет уже совсем другой человек.

– Не понимаю, – сказал Женя.

– Мы и сами этого еще как следует не понимаем. Ведь это мечта. Человек Всемогущий. Хозяин каждого атома во Вселенной. У природы слишком много законов. Мы их открываем и используем, и все они нам мешают. Закон природы нельзя преступить. Ему можно только следовать. И это очень скучно, если подумать. А вот Человек Всемогущий будет просто отменять законы, которые ему неугодны. Возьмет и отменит.

Женя сказал:

– В старое время таких людей называли волшебниками. И обитали они по преимуществу в сказках.

– Человек Всемогущий будет обитать во Вселенной. Как мы с тобой в этой комнате.

– Нет, – сказал Женя, – этого я не понимаю. Это как-то выше меня. Я, наверное, мыслю очень прозаически. Мне даже сказали вчера, что со мной скучно разговаривать. И я не обиделся. Я действительно еще не все понимаю.

– Это кто сказал, что ты скучный? – сердито спросила Шейла.

– Да там… Неважно. Я действительно был не в форме. Очень спешил домой.

Шейла взяла его за уши и посмотрела в глаза.

– Тот, кто тебе это сказал, – проговорила она, – неблагодарный осел. Ты должен был посмотреть на него сверху вниз и ответить: «Я проложил тебе дорогу к звездам, а мой отец проложил тебе дорогу ко всему, что ты сейчас имеешь».

Женя усмехнулся:

– Ну, это забывается. Неблагодарность потомков – обыкновенная вещь. Мой дед, например, погиб под Ленинградом, а я даже не помню, как его звали.

– И очень плохо, – сказала Шейла.

– Шейлочка, Шейлочка, – легкомысленно сказал Женя, – потому потомки и забывчивы, что предки не обидчивы.

Он схватил ее в охапку и принялся целовать. В дверь постучали,

– Ну вот! – недовольно сказал Жеия.

– Войдите! – крикнула Шейла.

Дверь приоткрылась, и голос соседа, инженера-ассенизатора Юры, спросил:

– Я здорово вам помешал?

– Входите, входите, Юра, – сказала Шейла.

– Эх, мешать так мешать, – произнес Юра и вошел. – А ну, пошли в сад, – потребовал он.

– Чего мы не видели в саду? – удивился Женя. – Давайте лучше смотреть стереовизор.

– Стереовизор у меня у самого есть, – сказал Юра. – Пойдемте, Женя, расскажете нам с Шейлой что-нибудь про Луи Пастера.

– Какую сливную станцию вы обслуживаете? – осведомился Женя.

– Сливную станцию? Что это такое?

– Обыкновенная сливная станция. Свозят туда всякое… мусор, помои… А она перерабатывает и, стало быть, сливает. В канализацию.

– А! – радостно воскликнул инженер-ассенизатор. – Как же, вспомнил. Сливные башни. Но на Планете давно уже нет сливных башен, Женя!

– А я родился через полтора века после Пастера, – сказал Женя.

– Ну, тогда расскажите про доктора Моргенау.

– Доктор Моргенау, насколько я знаю, родился через год после старта «Таймыра», – устало возразил Женя.