Джеймс Блиш - Дело совести
— Я получил еще одно многословное послание от нашего знатока нечистой силы, — сказал он. — И я невольно начинаю думать, что дело действительно довольно серьезно.
— Вы имеете в виду дело Терона Уэра, насколько я понимаю?
— Да, конечно. Американский торговец оружием, который посещал наш монастырь, как мы и предполагали, отправился отсюда прямо к Уэру, и отец Учелло предупреждает, что в Бизи-тоно появились признаки приготовлений, по-видимому, к серьезной акции.
— Я хотел бы, чтобы вы избегали этих выражений. Они усложняют понимание речи. Как я заметил, словесные трюки, как правило, означают лишь, что говорящий сам не вполне уверен в своих словах и пытается завуалировать факты. Ну ладно. Что же касается поклонника дьявола Уэра, мы ни в коей мере не способны помешать ему, какую бы акцию он ни готовил.
— Прошу прощения, таков стиль отца Учелло. Во всяком случае, он настаивает, чтобы мы вмешались. Он даже решил прибегнуть к гаданию, отсюда вы можете видеть, сколь велика его тревога, и некий покровитель, которого он не называл, поведал ему, что встреча Уэра и Бэйнса предвещает нечто поистине чудовищное. И будто бы весь ад ожидает встречи этих двоих, с тех пор как они родились.
— А уверен ли он, что его покровитель на самом деле не демон, который вполне мог солгать или, по крайней мере, прихвастнуть? Как вы сами только что косвенно признали, отец Учелло отошел от практики.
Отец Доменико развел руками:
— Конечно, мне нечего ответить на это. Если пожелаете, отче, я попытаюсь вызвать упомянутую персону, кем бы она ни была. Но, как вы знаете, велика вероятность того, что явится кто-то совсем другой, к тому же в таких случаях очень трудно задать правильный вопрос. Великие Властители, очевидно, лишены чувства времени в нашем понимании, а демоны, даже если их заставить подчиняться, часто совсем не разбираются в том, что происходит за пределами их сфер влияния.
— Именно так, — согласился настоятель, который сам не практиковал уже много лет. Некогда он обладал большим талантом. Но приход талантливых экспериментаторов к административной деятельности — проклятие всех исследовательских учреждений. — Я думаю, вам не стоит рисковать своей жизнью и, конечно, своей душой, вызывая духа, которого не можете назвать. А отец Учелло должен знать, что мы не можем сделать с Уэром ничего. Или он может что-то предложить?
— Он хочет, — неуверенно проговорил отец Доменико, — чтобы мы послали к Уэру наблюдателя, который будет находиться рядом с ним, в Позитано, до тех пор, пока мы не узнаем, какое дело там затевается. Во всяком случае, мы можем это сделать, а отец Учелло, конечно, не может. Вопрос только в том, хотим ли мы.
— Гмм, гмм, — пробормотал настоятель. — Очевидно, нет. Это может нас разорить — о, не в финансовом смысле, конечно, хотя и тут есть определенные трудности. Но мы не можем себе позволить послать ученика не из самых лучших, и потом, одному Господу известно, сколько месяцев в той инфернальной атмосфере…
Настоятель оставил фразу неоконченной; но он часто так делал, и для отца Доменико не составило труда угадать ее окончание. Очевидно, монастырь не мог себе позволить, чтобы один из его лучших практиков был выведен из строя — «осквернен», как сказал бы настоятель, длительным общением с Тероном Уэром. Тем не менее отец Доменико был почти уверен, что настоятель все-таки пошлет кого-то в Позитано; в противном случае он просто отверг бы предложение отца Учелло, не выдвигая очевидных возражений. Несмотря на обычное ироническое отношение к старому отшельнику, они оба знали, как важно в некоторых случаях прислушиваться к его мнению и что теперь был именно такой случай.
— Тем не менее дело следует изучить, — заключил настоятель, перебирая четки. — Я, пожалуй, пошлю Уэру обычное формальное извещение. Нам необязательно следить за каждым его шагом, но…
— Безусловно, — кивнул отец Доменико. Он положил письмо в свою сумку и встал: — Прошу вас сообщить мне, когда придет ответ от Уэра. Я рад, что вы признаете серьезность этого дела.
После обмена формальностями он вышел из кабинета, опустив голову. Отец Доменико уже знал, кого настоятель пошлет в Позитано. Никакая ложная скромность не могла помешать этому знанию: отец Доменико был испуган. Он прошел прямо в помещение, где обычно занимался магией. Это была специальная комната в башне, которой не мог пользоваться никто другой — ибо магия весьма чувствительна к личности мага — и в которой еще сохранился с прошлого раза слабый аромат, немного напоминавший запах лавандового масла. «Mansit odor, posses scire duisse deam»[77], — подумал отец Доменико уже не в первый раз, но теперь он не собирался вызывать каких-либо духов. Вместо этого он подошел к украшенному гравировкой ларцу, где лежала книга — второе, но не сильно искаженное издание «Энхиридиона»[78], представлявшего собой составленное Львом III своеобразное собрание молитв и других средств, «защищающих от всех напастей, коим может подвергнуться тот или иной человек на суше, на воде, от тайных и явных врагов, от диких и бешеных животных, от ядов, от огня и от небесных стихий». Для большей эффективности отцу Доменико посоветовали носить эту книгу с собой, но он считал, что слишком редко подвергается настоящей опасности, чтобы рисковать столь ценной вещью; и во всяком случае он каждый день прочитывал хотя бы одну страницу, главным образом, из раздела «In Principio», представлявшего собой некую версию первой главы Евангелия от Иоанна.
Теперь, взяв книгу, он открыл ее на «Семи сокровенных молитвах», единственном разделе, может быть, действительно исходившем от папы из Шарлеманя??? (что отнюдь не снижало достоинств остальной части книги). Отец Доменико опустился на колени лицом к востоку и, не глядя на страницу, начал молитву, которую полагалось читать в четверг и о которой говорилось, быть может и не случайно, что она «разгоняет демонов».
4Бэйнса ожидало в Риме много дел, особенно из-за отсутствия его помощника Джека Гинзберга, и Бэйнс не старался специально отыскать среди массы других бумаг записку Джека о мнении металлурга по поводу золотых слез. По крайней мере, временно Бэйнс рассматривал эту записку как личное письмо и, следуя строгому правилу, никогда не занимался личной корреспонденцией в рабочие часы, даже если работал не у себя в офисе, а, например, как сейчас, в номере отеля.
Тем не менее записка попалась ему на глаза на второй день, когда он принялся за работу, и поскольку Бэйнс не мог себе позволить, чтобы его отвлекало неудовлетворенное любопытство, которому можно было легко положить конец, он прочел ее. Слезы действительно оказались золотом, которое все вместе весило двадцать четыре карата и, таким образом, стоило на данный момент одиннадцать центов. Однако для Бэйнса они представляли собой грандиозный капитал (или, иначе говоря, потенциальное капиталовложение в нечто грандиозное).
Он с удовлетворением отложил записку в сторону и скоро забыл о ней — или почти забыл. Вложение капитала в чудовищные вещи составляло основу его бизнеса. «К сожалению, в последнее время цена на них упала», — подумал он с холодной злостью. Отсюда и возник его интерес к колдовству, который другие директора «Консолидейтед Варфэр Сервис» сочли бы чистым безумием. Но, в конце концов, если бизнес перестает удовлетворять, вполне естественно искать удовлетворения в чем-то другом. Безумцем, с точки зрения Бэйнса, был тот, кто пытался найти замену такими удовольствиями, как женщины, благотворительность, коллекционирование предметов искусства, гольф, которые совершенно не приносили удовлетворения. Бэйнс страстно любил свою работу, которая сеяла смерть и разрушения; гольф не мог заменить такую страсть — так же как охладить пыл художника или развратника.
Новый факт, с которым приходилось считаться, состоял в том, что ядерное оружие нанесло тяжелый удар по оружейному бизнесу. Конечно, еще процветала продажа мелкого оружия некоторым недавно возникшим малым государствам — «мелким» условно считалось вооружение, не превышавшее размеров подводной лодки. Но на первое место вышли термоядерный синтез и баллистические ракеты, грозя продлить двадцатилетний цикл мировых войн, чересчур разрушительных и самоубийственных. В таких условиях «дипломатия» Бэйнса состояла главным образом в раздувании локальных конфликтов и гражданских войн. Даже это оказалось весьма щекотливым делом; в невероятно запутанной политической обстановке игра в национализм могла привести к неожиданным результатам, потому что трудно предсказать заранее, не будет ли некая развивающаяся африканская страна представлять чрезвычайный интерес для одной или нескольких держав (когда-нибудь, конечно, они все станут ядерными державами, и тогда военная политика определенно упростится и формализуется).
