Рэй Брэдбери - Высоко в небеса: 100 рассказов
Но я не нашел никакой берлоги. Думаю, простой смертный не станет сооружать врата в преисподнюю, даже если это сэр Роберт, азартный собиратель дверей.
Но у меня остаются вопросы: станет ли простой смертный убивать, обескровливать тела своих жертв, строить подземный склеп? Что стоит за этими поступками? Желание создать самый изощренный, тайный способ ухода? Какая глупость. А откуда взялись огромные бурые катыши, якобы выброшенные из паучьей норы?
Где-то глубоко под землей, в безымянном склепе, что устлан серым бархатом, лежат, соединившись навеки, Финнеган и сэр Роберт. Не берусь утверждать, что первый — это параноидальное альтер-эго второго. Но как бы то ни было, убийства прекратились, в Чатэмском лесу опять бегают зайцы, среди кустов порхают птицы и бабочки. Пришла новая весна, и по лесной прогалине, разгоняя тишину, с криком носится детвора.
Финнеган и сэр Роберт, покойтесь с миром.
1996
The Finnegan
© Перевод Е.Петровой
Восточным экспрессом на север
Когда Восточный экспресс шел в северном направлении, из Венеции в Кале через Париж, старушка обратила внимание на одного из пассажиров: он отличался неестественной бледностью.
Судя по всему, его ждала близкая смерть от какого-то тяжкого недуга.
Он занял двадцать второе купе в конце третьего вагона и распорядился, чтобы ему принесли завтрак; только в сумерках он собрался с силами, чтобы дойти до залитого обманным светом вагона-ресторана, где царил звон хрусталя и женский смех.
Еле двигаясь, он сел через проход от этой престарелой дамы с необъятным бюстом, безмятежным челом и особой добротой в глазах, которая приходит только с годами.
Рядом с ней стоял медицинский саквояж, а из нагрудного кармана, не добавлявшего женственности ее облику, торчал термометр.
К этому термометру невольно потянулась ее рука при появлении жутковатого, мертвенно-бледного пассажира.
— О господи, — прошептала мисс Минерва Холлидей.
Мимо ее столика проходил метрдотель. Она тронула его за локоть и кивком указала через проход:
— Простите, куда едет этот несчастный?
— В Кале, мадам, а оттуда в Лондон. Но это уж бог даст.
И он заспешил по своим делам.
Потеряв аппетит, Минерва Холлидей не сводила глаз со снежного скелета.
Как могло показаться со стороны, этот пассажир мгновенно ощутил родство со столовыми приборами. Ножи, вилки и ложки позвякивали холодной серебряной трелью. Он с интересом прислушивался, как будто этот звук беспокойно дрожащих предметов отдавался у него в душе перезвоном потусторонних колоколов. Его руки одинокими зверьками застыли на коленях, и от этого на каждом повороте он едва не заваливался на бок.
Поезд как раз описывал широкую дугу, и столовое серебро со звоном посыпалось на пол. В другом конце ресторана какая-то женщина со смехом воскликнула:
— Такого не бывает!
Ее спутник хохотнул еще громче:
— Я и сам не верю!
От такого совпадения странный пассажир начал как-то подтаивать. Недоверчивые смешки этой пары прошили его насквозь.
Он весь сжался. Глаза ввалились, а изо рта готово было вырваться белое облачко.
Потрясенная, мисс Минерва Холлидей наклонилась вперед и протянула к нему руку. Помимо своей воли она прошептала:
— А я верю!
Результат сказался мгновенно.
Странный пассажир выпрямился. Белые щеки вспыхнули румянцем. В глазах сверкнул живой огонек. Покрутив головой, он остановил взгляд на этой кудеснице, исцелявшей словом.
Отчаянно краснея, престарелая сестра милосердия, обладательница необъятного теплого бюста, спохватилась, встала с кресла и поспешила уйти.
Не прошло и пяти минут, как мисс Минерва Холлидей услышала в коридоре шаги метрдотеля, который стучался во все двери и о чем-то приглушенно спрашивал. Он остановился возле ее купе и заглянул внутрь:
— Вы случайно не…
— Нет. — Она сразу поняла, что ему нужно. — Я не врач. Но у меня есть диплом медсестры. Что-то случилось с тем господином в вагоне-ресторане?
— Да, да! Умоляю, мадам, пройдемте со мной!
Смертельно бледного старика уже перенесли в купе.
Мисс Минерва Холлидей приоткрыла дверь.
Пассажир лежал с закрытыми глазами, губы сжались в бескровный шрам, и только подергивание головы в такт движению поезда создавало видимость жизни.
Боже милостивый, промелькнуло у нее в голове, да ведь он мертв.
Но вслух она только и сказала:
— Если вы мне понадобитесь, я позову.
Метрдотель вышел.
Осторожно прикрыв раздвижную дверь, мисс Минерва Холлидей повернулась, чтобы осмотреть покойника — сомнений не оставалось, перед ней лежал покойник. И все же…
Помедлив, она решилась пощупать его запястья: в них пульсировала ледяная вода. Мисс Минерва Холлидей отпрянула, словно обжегшись сухим льдом. Потом, склонившись над бледным лицом, она зашептала:
— Слушайте меня очень внимательно. Договорились?
В ответ, если это ей не почудилось, раздался один-единственный холодный удар сердца.
Она продолжала:
— Сама не знаю, как меня осенило. Но я знаю, кто вы такой и чем страдаете…
Поезд вписался в поворот. Голова больного бессильно моталась, как будто у него была сломана шея.
— Могу сказать, от чего вы умираете! — шептала она. — Ваш недуг называется «люди»!
Он выпучил глаза, как от выстрела. Она не останавливалась:
— Вас убивают люди, попутчики. В них и коренится ваше недомогание.
Плотно закрытый рот, смахивающий на рану, дрогнул от подобия выдоха:
— Да-а-а-а-а… а-а-а-а.
Она крепче сжала его запястье, пытаясь нащупать пульс:
— Вы ведь родом из центральной Европы, верно? Когда в ваших краях долгими ночами завывал ветер, люди настораживались. Но с приходом перемен вы решили найти избавление в путешествиях, хотя…
В этот миг коридор огласился зажигательным хохотом молодой, взбодренной вином компании.
Немощный пассажир содрогнулся.
— Откуда… вы… — зашептал он, — все это… знаете?
— У меня большой медицинский опыт и цепкая память. Я видела, знала кое-кого, похожего на вас, когда мне было шесть лет…
— Правда? — выдохнул он.
— В Ирландии, неподалеку от Килешандры. У моего дядюшки там был дом, который простоял не менее ста лет, и как-то раз, в дождливую, туманную ночь, на крыше послышались шаги, потом что-то заворочалось в коридоре, будто ненастье проникло в дом, и ко мне в спальню вошла эта тень. Я села в кровати, и меня обдало холодом. Мне это врезалось в память; я убеждена, все было наяву: тень присела ко мне на кровать и стала нашептывать какие-то слова… точь-в-точь… как вы.
Не открывая глаз, больной старик прошелестел из глубин своей арктической души:
— И кто… нет, что… я такое?
— Вы не больны. И вам не угрожает смерть. Вы…
Ее перебил отдаленный свисток Восточного экспресса.
— …призрак, — закончила она.
— Да-а-а-а-а! — вырвалось у него.
Это был неизбывный крик бедствия, признания, убежденности. Старик резко сел:
— Да!
Неожиданно в дверном проеме возник молодой священник, готовый исполнить свои обязанности. Поблескивая глазами, он увлажнил губы, присмотрелся к немощной фигуре и, сжимая в одной руке распятие, спросил в полный голос:
— Наверное, пора?..
— …совершить последние приготовления? — старик приоткрыл одно веко, словно крышечку серебряной шкатулки. — С вами? Нет. — Он перевел взгляд на сестру милосердия. — С ней.
— Сэр! — вознегодовал священник.
Отступив назад, он дернул распятие вниз, как парашютист дергает кольцо, резко повернулся и ринулся прочь.
А старуха-сиделка осталась подле своего пациента, теперь пораженного еще большей бледностью; наконец он сам вывел ее из оцепенения:
— Как же вы намереваетесь меня выхаживать?
— Ну, — смущенно улыбнулась она, — что-нибудь придумаем.
Восточный экспресс опять протяжно завыл, рассекая ночные мили туманного марева.
— Вы едете до Кале? — спросила она.
— Да, потом в Дувр, оттуда в Лондон и еще дальше, в окрестности Эдинбурга, где стоит замок, в котором я буду в безопасности…
— Боюсь, из этого ничего не выйдет… — Лучше бы она выстрелила ему в сердце. — Нет, нет, постойте, вы не так поняли! — воскликнула она. — Ничего не выйдет… без моей помощи! Я провожу вас до Кале, а потом через Ла-Манш в Дувр.
— Да ведь вы меня совсем не знаете!
— Ничего страшного: в раннем детстве, которое прошло в туманной, дождливой Ирландии, я видела вас во сне — задолго до встречи с таким, как вы. Когда мне было девять лет, я бродила по торфяникам в поисках собаки Баскервилей.
— Понимаю, — сказал бледноликий незнакомец. — Вы англичанка, а в англичанах сильна вера!
— Точно. Сильнее, чем в американцах — тем свойственно сомневаться. Французы? Циники. Англичанам и вправду нет равных. Почитай, в каждом старинном лондонском доме обитает грустная повелительница туманов, которая плачет перед рассветом.
