Дэн Симмонс - Друд, или Человек в черном
Маат наделяла мир смыслом в незапамятной древности и по сей день наделяет мир смыслом. Мой Судный день в Туате уже близок, дорогой читатель. И ваш тоже.
По утрам я терпел жестокие муки. Теперь, когда я перестал диктовать «Лунный камень» Второму Уилки в глухие часы ночи, я часто пробуждался от своих лауданумных и лауданумно-морфиновых снов в два-три часа пополуночи, и мне ничего не оставалось, как стонать и корчиться от боли до самого рассвета.
Обычно у меня хватало сил около полудня спуститься в свой большой кабинет на первом этаже, где я работал до четырех часов, после чего Кэролайн, или Кэрри, или обе выводили меня на улицу — по крайней мере в сад — подышать свежим воздухом. В том апреле я писал одному своему другу, изъявившему желание навестить меня: «Если вы придете — приходите до четырех, ибо ровно в четыре меня выставляют из дома для проветривания».
Однажды после полудня, в середине апреля, спустя ровно два месяца со дня кончины моей матери, Кэролайн вошла в мой кабинет. Я сидел за столом с пером в руке и задумчиво смотрел сквозь окно на улицу. Признаюсь, в тот момент я размышлял, как бы мне связаться с инспектором Филдом. Я по-прежнему был уверен, что агенты Филда наблюдают за мной, но ни разу ни одного не видел, хотя и шел на самые хитрые уловки, чтобы заставить кого-нибудь из них выдать себя. Я хотел знать, как обстоят дела с Друдом. Выкурил ли Филд при помощи ста с лишним своих линчевателей египетского убийцу из подземного логова, пристрелил ли его, точно бешеного пса, в сточном тоннеле — как Баррис пристрелил маленького дикаря у меня на глазах? И что насчет Барриса? Наказал ли инспектор мерзавца за то, что тот ударил меня револьвером?
Только накануне мне вдруг пришло в голову, что я понятия не имею, где находится контора инспектора Филда. Я вспомнил, что в первый свой визит ко мне на Мелкомб-плейс он передал через Кэролайн визитную карточку — на ней наверняка есть адрес конторы. Однако, перерыв все ящики в столе и отыскав наконец карточку, я обнаружил, что там значится: «Инспектор Чарльз Фредерик Филд. Частное сыскное бюро» — и больше ничего.
Помимо того что мне хотелось узнать о событиях, произошедших в Подземном городе, я хотел поручить инспектору и его агентам одну работу: разведать, когда и где Кэролайн встречается с водопроводчиком Джозефом Чарльзом Клоу (я не сомневался, что они тайно встречаются).
С такими мыслями на уме я сидел, уставившись в окно, когда Кэролайн легонько кашлянула у меня за спиной. Я не обернулся.
— Уилки, милый мой, я давно выжидаю удобного случая обсудить с тобой один вопрос. Уже прошел месяц со дня кончины твоей дорогой матушки.
Данная реплика не требовала ответа, посему я промолчал. По улице с грохотом прокатил фургон старьевщика. Бока старой клячи были сплошь покрыты струпьями, но седой возница все равно безжалостно охаживал их кнутом. «Куда может спешить фургон, набитый тряпьем и костями?» — подумал я.
— Лиззи уже достаточно взрослая, чтобы выйти в свет, — продолжала Кэролайн. — Чтобы найти джентльмена, достойного составить ей партию.
С течением лет я заметил: когда Кэролайн хотела поговорить о своей дочери — Элизабет Хэрриет Грейвз — именно как о своей дочери, она называла ее Лиззи. Когда же она говорила о ней как о предмете нашей общей заботы, девочка неизменно превращалась в Кэрри, каковое имя сама предпочитала.
— Лиззи будет гораздо проще найти приличную партию и снискать расположение в обществе, коли она предстанет дочерью добропорядочного семейства, — продолжала Кэролайн.
Я по-прежнему не поворачивался к ней.
Шагавший по противоположному тротуару молодой человек в сером костюме, слишком светлом и слишком легком для капризной весенней погоды, остановился, мельком посмотрел на наш дом, взглянул на часы и пошел дальше. Это был не Джозеф Клоу. Может, один из агентов инспектора Филда? Хотя вряд ли кто-нибудь из людей инспектора обнаглел до такой степени, тем более что меня было хорошо видно в эркерных окнах на первом этаже.
— Она должна носить фамилию своего отца, — заявила Кэролайн.
— Она и носит фамилию своего отца, — ничего не выражающим голосом сказал я. — Твой муж дал ей свою фамилию, пусть даже больше ничем не облагодетельствовал ни одну из вас.
Я уже упоминал, дорогой читатель, что именно Кэролайн вдохновила меня на создание «Женщины в белом». Когда летом 1854 года мы с братом Чарли и моим другом Джоном Миллесом натолкнулись на призрака в белых одеждах, вылетающего из сада некой виллы в северном районе Лондона (разумеется, это была Кэролайн, убегающая от своего мужа, грубого скота, который, сказала она, удерживал ее в заточении посредством гипноза), из нас троих один я бросился за ней. И поначалу я даже поверил горестному рассказу Кэролайн о вечном пьяном, склонном к насилию богатом муже по имени Джордж Роберт Грейвз и о том, как она жила в заточении с годовалой Кэрри, претерпевая невыразимые душевные страдания.
Через несколько лет Кэролайн сообщила мне, что Джордж Роберт Грейвз умер. Откуда у нее такие сведения, я не знал и не стал спрашивать (хотя и понимал, что она едва ли могла получить подобное известие, поскольку постоянно проживала в моем доме с той самой ночи, когда выбежала, вся в слезах, на Чарльтон-стрит в лунном свете). Но я принял новость как факт и ни разу не задавал никаких вопросов на сей счет. Все эти годы мы оба делали вид, будто она — миссис Элизабет Грейвз (я нарек ее именем Кэролайн, когда взял под свою опеку), которая подвергалась жестокому обращению со стороны мужа, пускавшего в ход магнетизм и кочергу.
Уже на первых порах нашего сожительства я пришел к мысли — и сейчас, спустя четырнадцать лет, не имел причин менять свое мнение, — что, скорее всего, летней ночью 1854 года Кэролайн убегала от сутенера или от впавшего в неистовство клиента.
— Ты сам понимаешь, какие преимущества получит наша девочка в ближайшие несколько лет, если сможет рекомендоваться дочерью благопристойного семейства, — продолжала Кэролайн, обращаясь к моей спине. Теперь голос у нее слегка дрожал.
Слова «наша девочка» разозлили меня. Я всегда относился к Кэрри с любовью и щедростью, как к собственной дочери. Но она не была таковой. И никогда не будет. Кэролайн часто прибегала к такого рода шантажу, а я имел основания подозревать, что она освоила подобные уловки еще до нашего с ней знакомства, и не собирался на них поддаваться.
— Уилки, мой милый, ты должен признать: я всегда проявляла понимание, когда ты говорил мне, что твоя болезненная престарелая мать является непреодолимым препятствием к нашему браку.
— Да, — промолвил я. Но теперь, когда Хэрриет умерла, ты свободен? Да.
— Свободен жениться, коли пожелаешь?
— Да. — Я по-прежнему сидел лицом к окну и улице. Кэролайн подождала, не скажу ли я еще чего-нибудь. Я молчал. Спустя долгую минуту, в течение которой я отчетливо слышал каждый мах маятника напольных часов в холле, Кэролайн повернулась и вышла из кабинета.
Но я понимал: разговор не закончен. Кэролайн собиралась разыграть еще одну, последнюю свою карту — по ее разумению, выигрышную. Она не знала, что у меня самого на руках полно карт. И еще несколько припрятано в рукаве.
— …Шебуршание, постоянное шебуршание.
— Что?
Меня разбудили раньше обычного — часы показывали без малого девять, — и я не на шутку встревожился при виде выстроившихся у кровати Кэролайн, Кэрри, моего слуги Джорджа и жены Джорджа, Бесси, выполнявшей обязанности горничной.
— Что? — снова пробормотал я, садясь в постели. Вторжение в мою спальню до завтрака возмутило меня до глубины души.
— Там кто-то шебуршится, — пояснила Кэролайн.
— О чем ты говоришь? Где?
— На нашей лестнице, сэр, — промямлил Джордж, красный от смущения, что находится в моей спальне.
Он определенно явился сюда не по своей воле — Кэролайн приказала.
— На черной лестнице? — спросил я, протирая глаза.
Накануне я заснул без укола морфия, но голова все равно болела. Просто раскалывалась.
— Они уже давно слышат скребущие звуки на всех этажах дома, — сказала Кэролайн голосом громким и пронзительным, как клаксон. — Теперь я тоже услышала. Такое впечатление, будто там огромная крыса. Бегает вверх-вниз и скребется.
— Крыса? — переспросил я. — Мы же вызывали крысоловов осенью, когда делали ремонт и прокладывали новый водопровод. — Последнее слово я намеренно произнес с нажимом.
Кэролайн имела любезность покраснеть, но не отступила.
— На черной лестнице кто-то постоянно скребется.
— Джордж, — сказал я, — ты проверял, в чем там дело?
— Так точно, сэр, мистер Коллинз. Я ходил туда-сюда по ступенькам, сэр, все время шел на звуки, сэр. Но каждый раз, когда приближался… в общем, я ничего там не нашел, сэр.
