Дэвид Митчелл - Простые смертные

Однако в 1984 году над нашим мирным пейзажем повисло одно темное облако (можно ли так сказать по-английски?), а именно: финансовое положение нашей школы стало поистине критическим. Школа Овре Фьельберга жила в основном на пожертвования, но мы постоянно нуждались в субсидиях со стороны Осло, чтобы платить зарплату сотрудникам и так далее. Не стану утомлять вас проблемами тогдашней политики, но в тот момент наше правительство как раз отказало нам в субсидии, вынудив наших учеников посещать другую школу, до которой было два часа езды на автомобиле. Мы протестовали против подобного решения, но, увы, были лишены как финансовой независимости, так и крепких политических мускулов, и нашей драгоценной школе грозило закрытие. И это после полувека блестящей работы! Для нашей семьи это стало бы настоящей трагедией.

Но однажды теплым июньским днем 1984 года ко мне в кабинет вошла посетительница. Ей было, пожалуй, за пятьдесят. Короткая стрижка, волосы с заметной проседью, почти мужская одежда, а на лице – следы множества пережитых событий. Она извинилась за беспокойство – она говорила по-норвежски, но с неким иностранным акцентом, – и спросила, не можем ли мы далее вести беседу по-английски. Я согласился, и она рассказала, что ее зовут Эстер Литтл, что она недавно побывала на концерте наших учеников и получила большое удовольствие. Далее она сказала, что слышала о чрезвычайно сложном финансовом положении нашей школы и хотела бы нам помочь, если это возможно. Я сказал: «Ну, если у вас есть волшебный веер, то, пожалуйста, я вас слушаю». И Эстер Литтл поставила на мой стол какую-то деревянную шкатулку. Именно эту шкатулку из красного дерева я Вам и посылаю. Внутри находился портативный кассетный плеер и одна магнитофонная кассета. А затем Эстер Литтл объяснила мне условия сделки: если я обязуюсь хранить эти вещи в течение, скажем, нескольких лет, а потом отправить их по почте ее другу по имени Маринус по указанному адресу в город Нью-Йорк, то она отдаст распоряжение своим юристам из Осло, чтобы они сделали большой взнос на счет нашей школы.

Следовало ли мне согласиться? Эстер Литтл прочла мои мысли. Она сказала: «Нет, я не имею отношения ни к наркоторговцам, ни к террористам, ни к шпионам. Я просто эксцентричная филантропка из Западной Австралии. Эта кассета – послание моему другу Маринусу, которому в нужный момент будет очень важно его услышать». Я и сегодня, когда пишу Вам это письмо, не могу понять, почему я сразу ей поверил, но иногда встречаются такие люди, которым веришь сразу, просто повинуясь инстинкту. И я поверил Эстер Литтл. А ее юристы из Осло оказались представителями весьма респектабельной консервативной фирмы, и это, возможно, тоже повлияло на мое решение. Я спросил, почему она просто не заплатила юристам из Осло, чтобы те отправили ее шкатулку в Нью-Йорк в некий определенный день, и Эстер Литтл ответила: «Юристы приходят и уходят. Даже самые осторожные и сдержанные из них всегда на виду и всегда работают за деньги. А вы – просто честный человек, живущий в одном из самых тихих уголков нашего мира; и потом, вы будете жить достаточно долго». И она написала на листке бумаги ту сумму, которую собиралась пожертвовать нашей школе. Когда я увидел эту цифру, то, не сомневаюсь, лицо мое стало бледным, как у привидения! Этого нашей школе полностью хватило бы, по крайней мере, лет на пять. А Эстер Литтл попросила: «Скажите вашему совету директоров, что эти деньги пожертвованы богатым анонимным спонсором, который верит в успех школы Овре Фьельберга. И учтите: я говорю чистую правду». И я понял, что эта шкатулка, как и сама сделка, должны остаться нашей с ней маленькой тайной.

Мы пожали друг другу руки. Естественно, моим последним вопросом было: «Когда мне послать эту шкатулку Маринусу в Манхэттен?» В ответ на это Эстер Литтл вынула из шкатулки маленькую фарфоровую статуэтку Сибелиуса, поставила ее на верхнюю полку книжного шкафа и сказала, что я должен буду отправить шкатулку в Америку в тот день, когда эта статуэтка Сибелиуса упадет с полки и разобьется вдребезги. Я решил, что плохо понял данную английскую фразу, и задумался. Если эта статуэтка разобьется на следующей неделе, значит, я должен буду послать шкатулку на следующей неделе? Если же она разобьется в 2000 году, я должен буду послать ее в 2000 году? А что, если я умру до того, как статуэтка разобьется? Тогда, значит, я вообще не смогу отослать эту шкатулку? Да, именно так, сказала Эстер Литтл, таковы условия нашей сделки. И прибавила: «Я же вам говорила, что я особа весьма эксцентричная». Затем мы с ней распрощались, и, если честно, когда она ушла, я подумал: уж не привиделась ли она мне? Но уже на следующий день мне позвонил ее юрист из Осло и спросил номер нашего банковского счета; и очень скоро вся обещанная Эстер Литтл сумма, до последней кроны, была переведена на наш счет. Школа была спасена. А через три или четыре года мнение правительства о нашей школе коренным образом переменилось, и в ее развитие была инвестирована крупная сумма, но у меня нет ни малейших сомнений, что именно миссис Эстер Литтл спасла нас в самый трудный для нас период. В 2004 году я стал директором школы, а несколько лет назад вышел на пенсию, но все еще вхожу в совет директоров и по-прежнему пользуюсь своим личным кабинетом. И все эти годы Ян Сибелиус, стоя на полке книжного шкафа, стерег покой моего кабинета, точно человек, хранящий вместе со мной тайну.

Вы, возможно, уже догадываетесь, каков был конец этой истории. Вчера был первый теплый день за всю весну. И я, разумеется, как и большинство норвежцев, настежь распахнул окна, чтобы впустить в кабинет побольше свежего воздуха. Прямо у меня под окнами на теннисной площадке играли наши ученики. Затем я на несколько минут вышел из кабинета, чтобы сварить себе кофе, и вдруг услышал какой-то шум. Когда я вернулся, статуэтка Сибелиуса валялась на полу. Голова и грудь композитора разлетелись вдребезги. Рядом лежал теннисный мяч. Шансы были 10 000 к 1, но, видно, это время все-таки наступило. Так что я посылаю Вам шкатулку, как и обещал Эстер Литтл, вместе со всей этой странной историей. Надеюсь, что запись на кассете все еще можно разобрать, хотя прошло уже более сорока лет. Признаюсь, я никогда даже не пытался ее прослушать. Если ноги миссис Литтл все еще ступают по нашей земле (если это действительно так, то ей, должно быть, уже более ста лет), то передайте ей самую искреннюю благодарность и наилучшие пожелания от «честного человека, живущего в одном из самых тихих уголков нашего мира», которому действительно удалось прожить очень долго.

Мое сердце неслось вскачь, не видя финишной черты. Обман? Мистификация? Я включила компьютер и набрала: «Школа для глухих Овре Фьельберга». Ага, вот и она, и у нее имеется свой сайт. Может, фальшивый? Нет, не похоже. Да и затея со статуэткой Сибелиуса и тихой заводью в Норвегии – все это очень и очень похоже на Эстер Литтл. Если она поставила этот маркер в июне 1984 года, то это наверняка было ее реакцией на нечто мельком прочитанное в Сценарии. Если Первая Миссия действительно была предусмотрена Сценарием, то, возможно – только возможно! – и наше поражение не было таким уж непоправимым, каким мы его считали в течение сорок одного года. И все же, разве могла смерть Кси Ло, Холокаи и Эстер Литтл оказаться всего лишь частью некоей, более значительной, схемы? К счастью, в ящике моего письменного стола нашлось несколько допотопных батареек – они уже практически вышли из употребления, – и я, надеясь, что они еще не совсем сдохли, вставила их в магнитофон, надела наушники и, немного поколебавшись, нажала на «Play». Магнитофон вроде бы заработал. Правда, несколько секунд шипел «пустой хвост», но затем послышался треск и щелчок, означавший, что включена запись. Я услышала рев далекого мотоцикла и знакомый хрипловатый голос, от одного лишь звучания которого у меня сразу перехватило дыхание, а сердце пронзила боль: ах, мой любимый, давно утраченный друг!..

– Маринус, это Эстер. Сегодня… 7 июня 1984 года. Я решила, прежде чем мы соберемся в Грейвзенде, предпринять небольшую поездку в Тронхейм. Чудесный город! Здесь мало что происходит. И он «очень белый». Только что таксист спросил у меня, из какой части Африки я родом. – Было слышно, как Эстер, чуть покашливая, раскуривает сигарету. – Но послушай: мне удалось мельком заглянуть в Сценарий. Там речь шла еще о нашей Первой Миссии. Я видела все урывками, неясно, чтобы быть окончательно уверенной, но там были огонь… бегство… и смерть. Смерть во Мраке и смерть в каком-то помещении, залитом солнечным светом. Если Сценарий точен, я выживу, если можно так выразиться, но мне понадобится найти себе подходящую нору, приют, убежище, причем убежище тайное и с крепко запертыми дверями, чтобы Анахореты, когда они вздумают меня разыскивать – а Константен наверняка предпримет такие шаги! – ничего не заметили и меня не обнаружили. А это значит, что в итоге мне снова понадобишься ты, чтобы вызволить меня оттуда. И, соответственно, мне нужно как-то заранее передать тебе ключ от этого убежища. – Я услышала, как загрохотало что-то тяжелое, стеклянное, и догадалась, что Эстер придвинула к себе через стол пепельницу. – В Сценарии я успела увидеть еще какие-то могилы среди деревьев и название: «Блитвуд». Отыщи это место и отправляйся туда, как только сможешь. Там ты встретишь уже известного тебе человека. Этот человек и стал моим убежищем. Убежище заперто на много замков, но я отправляю тебе указатель, к какому именно замку подойдет данный ключ. Найди этот замок, Маринус. Открой его. Верни меня из мертвых. – Я услышала приглушенный звон тележки мороженщика – наверняка из того норвежского лета Эстер. – То, что ты слушаешь эту кассету, уже является своего рода спусковым крючком. Один из наших врагов кое-что предложит тебе, и очень скоро. Спрячь все это. Спрячь эту шкатулку. Он уже совсем близко, а в Сценарии не сказано, можешь ты ему доверять или нет. Его предложение послужит как бы семенем, зародышем нашей Второй Миссии. И события начнут развиваться очень быстро. Всего через семь дней Война будет закончена – тем или иным путем. Если все пойдет хорошо, мы успеем встретиться еще до ее окончания. Итак, до скорой встречи.