Влада Воронова - Пути предназначения
— Можно узнать, в чём суть дела? — осторожно спросил референт. — Возможно, понадобится собрать дополнительные документы.
— Да нет, сударь, спасибо вам большое, но ничего не надо, — сказал Кандайс.
— Меня зовут Фейлор, — напомнил референт.
Парень почему-то терпеть не мог официального обращения. Только на «ты» и по имени. Во всяком случае, когда с ним разговаривал Матвей и кто-нибудь из Джолли.
Кандайс виновато улыбнулся и, в знак извинения, пояснил:
— Батя школу музыкальную открыл на мои клубные гонорары. Когда эти уроды с меня неустойку сдирали, то школу конфисковали вместе с квартирой. Хрен бы с ними, со зданием и лицензией на преподавание, но клуб продолжает называть школу «Музыкальными классами Бартоломео Джолли». Дейк, это мой друг, он по юридическим делам классно шарит, сказал, что клуб не имеет право использовать отцовское имя. Так что они теперь должны дать своей школе другое название, а бате выплатить весьма солидную компенсацию. Заодно батя подал прошение в депратамент по делам культуры и в Образовательную канцелярию, чтобы ему присвоили звание маэстро. Вчера прошение удовлетворили. Теперь батя считается основателем собственного стиля обучения, и словосочетание «школа Бартоломео Джолли» будет иметь совершенно определённый и однозначный смысл. Особенно в суде.
— Это как с мастером Никодимом было? — понял Матвей. — Я и не знал, что с музыкантами так можно.
— Можно. Хотя и посложнее, чем с единоборцами.
— Здорово! — обрадовался Матвей. — Теперь твой батя будет зваться мастер Бартоломео. Так редко кого называют. Очень редко.
— В музыкальном мире принято говорить маэстро. Слово «мастер» там почему-то не прижилось.
— Да какая разница! Всё равно все сразу поймут, что твой батя — самый крутой перец в музыке. — Матвей вскочил и проговорил так, как будто объявлял выход на ринг знаменитого бойца: — Маэстро Бартоломео!
Кандайс улыбнулся.
— Это надо спрыснуть! — сказал Матвей и метнулся к бару, стал смешивать какой-то слабоалкагольный коктейль.
Кандайс смотрел на него с некоторой растерянностью. Он до сих пор не мог привыкнуть, что эта двухметровая гора бугристых мускулов двигается с такой стремительной лёгкостью. Не зря его называли Торнадо.
— Я проиграл бы тебе на второй минуте, — сказал Кандайс. — Дыхалки не хватило бы выдержать твой темп. И как напарник я буду тебе только мешать.
— Не ерунди, — Матвей дал ему и Фейлору по коктейлю. — Я тебя к одному доктору отведу, тот покажет дыхательные упражнения. И уже через месяц тебя можно будет в кузне вместо мехов использовать.
Кандайс пожал плечами, отошёл к окну.
Квартира у Матвея десятикомнатная, находится на сорок втором этаже одной из самых престижных новостроек Маллиарвы. И почти все комнаты пустые, в них не то что мебели — коврика нет. А сам Матвей больше живёт в гостиницах и придорожных мотелях, чем дома. Это неизбежная участь всех знаменитых вольных единоборцев — постоянно мотаться из одного спортивного центра в другой, от поединка к поединку.
Кандайсу кочевая жизнь, хотя немного и досаждала, но всё же нравилась.
— Хату мне адвокат посоветовал купить, — сказал вдруг Матвей. — Я тогда очень крупный гонорар за рекламу срубил, и наследство одновременно подвалило. Родственник, о котором я даже не слышал никогда, оказался любителем боёв без правил, ярым болельщиком. Увидел меня на ринге, узнал, что я ему скольки-то там юродный племянник и отписал неплохую долю имущества. Короче, деньги надо было куда-то вкладывать, а с банками тогда кризис начался, пойди разбери, какой из них не лопнет вместе с твоими сбережениями. Вот я и купил эту на фиг не нужную хоромину. Дом тогда ещё только строился, и квартиры были относительно дешёвые. Сейчас вроде бы подорожали, так что при продаже я в убытке не окажусь. И банки стали стабильными, деньги в них класть можно без опаски. Так вот я о чём посоветоваться хочу… Канди, как думаешь, может продать эту дуру? Всё равно я тут живу не больше, чем одну неделю в год. А налог за неё плати…
Краем глаза Кандайс увидел, как свился спиралью хвост Фейлора и тут же рухнул бессильно. Для референта и экономки продажа квартиры означала увольнение.
Собственно, на работу Матвей брал только женщину. Чтобы квартира неуютом не уподобилась склепу, в ней постоянно должен кто-то жить. Вот Матвей и нанял экономку, хотя никакого хозяйства вести и не требовалось. А сына её в референты взял только для того, чтобы парню оформили столичную регистрацию. По-настоящему никакой референтской помощи Матвею, как и любому другому единоборцу никогда не требовалось.
Связь с миром они поддерживали через личные сайты, где поклонники изощрялись в благопожеланиях, фанаты соперников — в проклятиях, а коллеги-единоборцы размещали вызовы на поединок. Там же фирмы-производители оставляли предложение о рекламе своей продукции. Чтобы разобраться с этим «потоком корреспонденции» требовалось не более пятнадцати минут в день. И ещё пять минут на то, чтобы согласовать с потенциальным противником время встречи. Даже о месте поединка заботиться не было нужды, спортивные центры и клубы сами наперебой предлагали свои залы. Они же решали и транспортно-гостиничные вопросы. По традиции единоборцев, зал выбирает вызывающая сторона, поэтому чем ты знаменитее, тем больше в твоей жизни разъездов.
Но Фейлор своё референство воспринял с какой-то пугающей серьёзностью, и к Матвею относился… Кандайс даже слов не мог подобрать, чтобы охарактеризовать такое отношение. Так в церкви на икону Лаорна смотрят, как Фейлор смотрел на Матвея.
— Монсеньор, — прошептал референт, — а как же мы?
— Да сколько раз тебя нужно просить называть меня на «ты» и по имени?! — разозлился Матвей. — Сударь Фейлор, мне что, вам петицию в письменном виде подать, чтобы вы наконец-то меня поняли?
— У меня полно знакомых, которым нужен референт и экономка, — примирительно сказал Кандайс. — Если Матвей даст рекомендации…
— Да без проблем, — ответил Матвей.
— Работа у дээрна Урманиса тебя устроит? — спросил Фейлора Кандайс. — Он не беден и не жаден, так что оклад будет более чем приличный. А позвонить Урманису можно прямо сейчас.
— Мой отец в опале, — тихо сказал Фейлор. — Сослан по личному распоряжению покойного государя. Родственников опальника на работу никто не примет.
— Да кого это сейчас волнует? — пренебрежительно отмахнулся хвостом Кандайс. — Всем гораздо интереснее обсуждать предстоящие выборы, чем придворные дела. Тем более, что почти все надзорные коды отменили. Спецнадзор оставили только уголовникам, да и то не всем. Но если ты не хочешь связываться с аристократией, я могу подыскать работу у кого-нибудь из богатых простокровок. Кстати, — сообразил Кандайс, — если твой отец служил при дворе, значит и у тебя есть титул?
— Я диирн империи.
— Я тоже, — хихикнул Кандайс. — И мой батя в опале был. Семь лет в Гирреане отмотал. Опалу чуть больше трёх месяцев назад сняли. Но ко двору батя возвращаться не захотел.
— А я плебей, — сказал Матвей. — Алмазный Город только через ограду видел.
— Не велика потеря, — ответил Кандайс. — Батя говорит, что за оградой и смотреть-то не на что. — И спросил Фейлора: — А кем твой батя при дворе был?
— Внешнеблюстителем. После имел счастье занимать Зелёную комнату в Императорской башне. Дальше была ссылка…
— Так, — по-бойцовски подобрался Кандайс, — а его случайно не Варкедом Панимером зовут?
— Диирн Варкед Панимер, — высокомерно ответил референт. — Совсем недавно это имя…
— Вот значит какая сука заварила гнилую кашу с Погибельником! — перебил Кандайс. — Дейка из-за него в коллегии покалечили, Винса чуть не сожгли. И всё из-за одного паскуды, которому не терпелось императорский зад облизать вне очереди.
Кандайс посмотрел на Матвея.
— И ты пускаешь в дом такую мразь? Прости, но мы не можем здесь оставаться. Устроимся где-нибудь в гостинице. А вещи… Да хрен с ним, с тряпьём! Скажи своему… Панимеру, чтобы выкинул.
Кандайс пошёл к родительской комнате, сказать матери, чтобы собирала Лайонну.
Матвей схватил Кандайса за плечо.
— Ты знаешь, что такое жрать крыс и выпрашивать по дешёвым закусочным хлебные обрезки? Родню опальника не брали на работу даже портовыми уборщиками.
Кандайс криво усмехнулся.
— Крыса — это ещё лакомство. Во время блокад в Гирреане ели дождевых червей. У карателей был такой метод усмирения — взять район в плотное кольцо и ждать, когда люди с голода друг друга жрать начнут.
— И что, было людоедство? — спросил враз побледневшей Матвей.
— Ни я, ни мои родители и сестра людей не ели ни разу, — ледяным тоном проговорил Кандайс. — Тебя ведь именно это интересует?
