Владимир Дрыжак - Кесарево сечение
– И парапистолет в заднем, – подсказал Сюняев флегматично.
Гиря посмотрел на него неодобрительно и снова обратился ко мне:
– Галстуки у тебя есть?
– Ну… Да. Один или два. А сколько надо?
Гиря махнул рукой:
– Ладно. Я Валентину проинструктирую… И вот что еще что…
Он отвел взгляд, помолчал, а потом воззрился на меня в упор и поинтересовался:
– Ты умеешь врать, глядя прямо в глаза? Потренируйся там на Куропаткине… Короче, завтра я разговариваю с Таккакацу, а послезавтра.., или еще днем позже ты встречаешься с одним деятелем. Разговор у вас будет аллегорический – я предварительно проинструктирую. Сделаешь полную запись, потом встретимся и будем интерпретировать.
После этого Петр Янович шумно выдохнул воздух, выдежал "томительную паузу" и произнес сакраментальное:
– Все. Иди.
И я пошел.
Интересно отметить, что по ходу своей тирады Гиря ни разу не ввернул свое обычное: "Я понятно излагаю?". Видимо, он уже был уверен в моей понятливости "вполне, и даже более того". Я решил, что, в известной степени, это делает мне честь. Однако, я и понятия не имел, насколько плохо понял, что собственно имел в виду шеф.
В тот момент я и вообразить не мог, в каких кулуарах мне придется побывать в ближайшие месяцы, с каким количеством людей предстоит встретиться, и какую дикую ахинею нести с самым умным выражением лица. И сколько придется врать. А уж о том, какие мнения о моей скромной персоне будут получены мной через знакомых и третьих лиц, я, разумеется, не имел никакого представления, как, впрочем и о том, чем все это закончится.
Сейчас я понимаю, этот день стал для меня переломным. С Куропаткиным я теперь встречался редко, зато очень часто сталкивался вблизи кабинета Гири с другими сотрудниками отдела, причем, некоторых из них я даже и в лицо не знал, хотя, как потом выяснялось, мы не один год работали бок о бок, но как-то удачно доселе не пересекались.
В целом, этот период моей жизни состоял, если можно так выразиться, из фрагментов бытия и небытия. Небытие наступало в тот момент, когда Гиря меня вызывал, грузил кучей бумаг и кристаллов и просил проанализировать, как он выражался, "материал в контексте текущих событий". Сначала я сидел, читал, слушал и формулировал вопросы. Потом шел к Гире, и он меня "ориентировал кто есть кто, зачем и почему". Потом я шел, читал все по второму разу, углубленно размышлял и делал выводы. И нес их Гире. Петр Янович их перетирал в муку, замешивал на "административной мудрости", принимал решения, и мы совместно "разрабатывали комплекс мероприятий". Как правило, в реализации этих мероприятий я участия не принимал, но зато иногда, совершенно неожиданно, Гиря поручал мне, например, встретиться с кем-то и "провести воспитательную беседу в нужном русле", причем само "русло" формулировал тут же, на месте, а воду, которая позже текла в этом русле, я должен был черпать из собственной головы, как выразился Петр Янович, "в рабочем порядке".
Иногда Гиря использовал меня как промежуточное звено в какой-то административной комбинации. По ходу комбинации я в нужный момент открывал рот и произносил нужные слова в нужной последовательности, которые извлекал из перечня, заранее очерченного Гирей. Я даже отвечал на вопросы, довольно ловко, как мне казалось, соединяя фразы из того же набора, и стараясь интонацией придать им форму ответов. При этом, относительно сути формируемого диалога я имел самое смутное представление, но это, как мне кажется, и не имело особого значения. Контрагент, как правило, был полностью удовлетворен беседой. Могу предположить, что ему требовалось услышать какие-то ключевые слова, а все прочее уже не имело значения и отсекалось как шумовой фон.
Спустя какое-то время я таки понял, наконец, что происходит. А происходило следующее: Гиря на моих глазах создавал виртуальную реальность. Средой, на которой эта реальность базировалась, была административная система ГУКа и прилегающие структуры, включая промышленную сферу, обслуживающую космос, соответствующие эшелоны властных структур и разнообразные общественые организации, преимущественно научные.
Однажды – это случилось примерно через три недели после первого похода Сюняева к Бодуну – Гиря меня вызвал и сказал.
– Глеб, ты меня извини, но терпеть придется еще довольно долго. Практически, до победного конца.
– Знать бы что, а я готов, – сказал я бодро.
– Практически, все, – лаконично пояснил он. – Увы, все, что нужно будет терпеть, тебе придется терпеть. Помнишь наш разговор о моих преимуществах перед Сюняевым и Кикнадзе? Сейчас у тебя сложилась аналогичная ситуация.
Откровенно говоря, я не помнил, но промолчал.
– Н-да, ситуация.., – Гиря воспроизвел популярную ненормативную лексическую единицу, и пожаловался: – Очень узкая щель для маневра.
– Понимаю, – сказал я.
– Вряд ли.., – Гиря оцепенел, в задумчивости уставился прямо перед собой, а потом сказал: – Видишь ли, кое-какие вещи я не могу делать сам. Я не могу везде мелькать и нашептывать одному одно, а другому прямо противоположное. Грубо говоря, я не могу уронить лицо. А в нашей комбинации вполне может возникнуть ситуация, когда это не просто желательно, а даже необходимо. То есть, нам крайне необходимо подставное лицо, которое уронить не жалко, а где его взять – ума не приложу.
– Петр Янович, к чему эти церемонии! – сказал я криво ухмыляясь, – Если необходимо что-то, имеющее форму лица, вы вполне можете располагать моим.
– А если придется… хм… ударить им в грязь?
– Но после мне это зачтется?
– О чем разговор – разумеется! Кроме того, ветошь и гигиенические салфетки за мной.
– Решено, – я решительно подвел черту. – Показывайте лужу.
– Не спеши, – Гиря поднял указующий перст. – Придет срок – скажу. Имей в виду, что отныне ты от меня дистанцируешься. Разумеется, в нашем узком кругу все по-прежнему, а вот вне его… То есть, ты становишься как бы самостоятельной политикующей величиной, понимаешь?
– Не очень.
– Что тут непонятного! – разозлился Гиря, – Нужно дозировать информацию, понятно? Говорить недомолвками и намеками, воду мутить. Но, подумай сам, к лицу ли мне это. Я ведь сравнительно крупная административная величина. Я должен ставить задачи и решать вопросы. В необходимых случаях выпучивать глаза и стучать кулаком по столу…
– Петр Янович, давайте конкретно, – произнес я капризно. – Кому и на что следует намекнуть?
– Опять – двадцать пять! – пробурчал он. – Мое дело – обозначить проблему, а уж кому и на что намекать – сам соображай. Я вам не нянька!
– Ну хорошо, хорошо, – я успокаивающе поднял ладони. – Вы ведь сами сказали, что без ваших указаний проявлять самостоятельность и сметку не следует…
– Это указание устарело, – отрезал Гиря. – Задача перед нами стоит сложная, так что придется тебе интриговать самостоятельно. В известной степени, разумеется. Даю первый репер: Таккакацу. Я с ним уже беседовал, мы нашли общий язык, но, как ты понимаешь, разговор протекал в плоскости общих мнений и философских обобщений. Таккакацу дал мне понять, что кое-что знает, о многом догадывается, и я ощутил близость наших позиций по многим моментам. Но не более того! Теперь настало время согласовывать конкретные действия. План таких действий у меня вот здесь, – он постучал себя перстом по макушке и показал его мне.
Я воззрился на палец.
– Ты рот-то закрой! – буркнул Гиря. – План у меня в голове, а не в пальце. Я хотел встретиться с ним сам, но теперь вижу, что повторно делать это не следует. Почему? Потому что я не могу действовать как заговорщик. Это, во-первых, несолидно, а во-вторых, чревато. Ты – другое дело. Молод, скептически настроен, имеешь собственное мнение и карьерные амбиции.
– Но.., – начал было я, но Петр Янович не дал мне продолжить.
– Начальник сказал: имеешь! Что должен делать квалифицированный подчиненный?
– Иметь! – рявкнул я.
– Вот именно. Твоя позиция: ты не противопоставляешь себя мне, но обозначаешь себя как третью величину в административных играх. Подвожу черту: ты ищешь солидный повод, выходишь с ним на Таккакацу и начинаешь его прощупывать. По мере необходимости под вывеской своей собственной излагаешь нашу версию поведения консорциума Асеева. Можно и без обиняков. Наблюдаешь реакцию и, опять-таки, намеком, или в форме подозрений, излагаешь мою позицию, каковой она тебе представляется…
– А какая у вас позиция фактически?
– Не валяй дурака! Как будто ты не знаешь, что я, фактически, играю на стороне Асеева. Но я пытаюсь это камуфлировать, чтобы, избежать вовлечения в процесс лиц, не имеющих к этому процессу прямого отношения, – произнес Гиря и посмотрел на меня сверху вниз. Для этого он задрал подбородок склонил голову набок и слегка повернул в сторону. На его лице читалось: "ну как?"
Я ощутил себя лицом "не имеющим прямого отношения", но не спасовал и продолжил:
