Райво Штулберг - Химеры просыпаются ночью

Рука сжала автомат, даже костяшки хрустнули.

Как же здесь все просто и грубо: можно вскинуть оружие и выстрелить кому-нибудь в лицо. Просто за то, что тебе не ответили на вопрос. И никакое пальто не поможет, лишь скорость, с которой успеешь передернуть затвор. И даже нет никакой разницы: выпустишь ты в лоб пулю из перетянутого проволокой бердана или из НАТОвской «элэрки». Она одинаково вонзится в череп и вынесет мозги на достаточное для смерти расстояние.

И причем тут пальто или Мерседес?

А с фотографий продолжали смотреть люди. В неверном багровом свете костра перелистывалась чужая жизнь. В основном, протекавшая рядом с тем домом, внутри которого я теперь сидел и сжигал для поддержания жизни некогда уютную мебель.

К матери прижался ребенок. Испуганно смотрит в камеру. Должно быть, впервые увидел объектив. Дети вообще — либо очень непосредственны перед фотографом, либо зажатее их нет существа. Этот — будто бы искал защиты от направленного в его сторону стекла. Интересно, что с этим человеком теперь? Расплакался ли он после того, как щелкнул затвор? Унесла ли его мать потом в дом? Быть может, даже посадила перед вот этим самым выломанным окном. Он сидел и смотрел на зеленую улицу, переживал недавний испуг и постепенно успокаивался. Теперь он понимал, что фотограф ничего плохого не сделает, будет понемногу привыкать и даже натянуто улыбаться для камеры. Так это делают почти все для семейного альбома. Дословно — точно так же задумчиво и томно корчатся туманные красавицы и пялятся вдаль. Или сжимают вонючую сигарету, пытаясь изобразить из себя роковую женщину. Только потом от них воняет, как от грузовика. А после шампанского — еще и перегаром, словно из гнилой пасти шофера. Спирт — как ни крути.

Но шампанское, тонкая сигаретка, медленный дым, свечи, белая иномарка…

И этот автомат со сколотым рожком у меня на коленях.

А было время, тут ходили люди, по тому самому месту, где я сижу теперь. Обсуждали свои повседневные дела, ругались из-за пролитого на стол супа, переодевались к празднику, просто скучали нескончаемым зимним вечером, смотрели телевизор («Здравствуйте, дорогие товарищи…»), ужинали, радовались покупке, принимали гостей, любили, плакали, обедали, болели, прихорашивались… У дверей этого дома фотографировались, провожали родственников, уходили каждое утро на работу или в школу… Жили, жили, жили. Но вот пришли люди в форме и противогазах — и их существование разорвалось на «до» и «после». Наверное, у каждого в жизни существуют свои «до» и свои «после». Но для всех, кто попал в Зону, это разделение однозначное, оно едино для всех. Здесь даже физические законы работают иначе. А уж о человеческих и говорить не приходится.

Пугают, а, может, правда: Зона разрастается после каждого Выброса. Значит, рано или поздно для всего человечества наступит этот водораздел. И чего будут тогда стоить все интриги политиков, все старания простого работяги и все жеманства томных красавиц, когда у дверей каждого дома вырастет Воронка или Карусель притаится?

Хотя, у людей есть еще время. Даже если раз в два-три месяца, когда обычно происходит Выброс, Зона пожирает метров сто, то для того, чтобы вырасти на километр, потребуется года три. На сто километров — триста лет. Сто километров для всего Земного шара — тьфу. Человеки просто отодвинут свои жилища и продолжат жизнь. Как сделали это в восемьдесят шестом. Но — это если только при таком развитии. А вдруг Зона будет набирать силу и пожирать за раз, скажем, не сто метров, а по целому километру? А ну как по десять, а потом и по сто? Но никому до того нет дела, никому.

Впрочем, более чем уверен, что деньги необходимые выделяются и оседают, где надо… Те, кто отвечает за это оседание, никоим образом не надеется дожить до последствий своих действий, точнее, бездействий. А дети и внуки его к тому времени успеют свалить за океан, где никакая Зона их не достанет еще пару веков.

Зато, как и прежде, каждый кандидат, каждый депутат или прочий …дат — все они продолжат клятвенно заверять, что решат проблему Зоны уже в следующей пятилетке, что приложат все необходимые и решат все наболевшие.

А запихнуть бы их сюда из своих теплых жилищ и тонированных лимузинов. Кто хоть раз побродит — пусть ясным днем и пусть даже в полной амуниции — уяснит себе одну несложную вещь: с Зоной невозможно бороться. А что делать — кто знает? Вероятно, где-то находится самый ее центр, который необходимо ликвидировать, откуда и произрастает она. Но это было бы слишком просто. Тем не менее, никто, совершенно никто не делал попыток проникнуть в центр и отыскать первопричину. Правительственные войска — они лишь занимаются каким-то непонятным, почти бесполезным, патрулированием. Берут взятки со сталкеров, пропускают за периметр едва ли не за литр водки. Но продолжают жрать государственные деньги, как та, что потом сожрет и их. Зона не только внутри конкретного места, она внутри всего. Буквально внутри всего и всех. И пожирает, пожирает, пожирает…

Так и у меня — есть своя Зона. Только когда же…

Глухой ровный удар раздался внутри стены в соседней комнаты. Именно внутри самой стены, а не снаружи. Через пару секунд прозвучал второй, точно такой же. И третий — тоже через две секунды. Затем все стихло.

Я вскочил, озираясь. Была совершенно непонятна причина этих стуков, оттого вдвойне страшнее. Но отчего-то совершенно ясно: то двухголовое чудовище тут не при чем. Палец плотно прижался к спуску, но лишь немалым усилием воли я заставил себя опустить автомат. Пуля здесь не поможет.

Звук исходил из соседней комнаты. Я осторожно выглянул туда. Кромешная тьма и больше ничего. Ветер воет, бьется о стены. Должно быть, что-то прибило к стене ветром. Да, так оно и было. Ветка или камень. Постучало — и дальше себе полетело. И волноваться не о чем. Все остальное — нервное.

Я немного успокоился и вернулся к костру. Ничего, это все ничего, это пройдет. Ветер еще и не такое может сотворить.

И снова оттуда стукнуло — раз, другой, третий. Било через равные промежутки времени — две секунды. Сильно, мерно.

Покрываясь холодным потом, я понял: на этот раз — точно не ветер. Сорвал автомат с предохранителя, запрыгнул в ту комнату и дал в стену длинную очередь. Завоняло порохом, всполохи выстрелов освещали голые стены и откалывающиеся куски дерева.

— Сволочь! Да что тебе надо от меня?!

Будто и вправду ожидал какого-то ответа. Стоял и не опускал дуло, ожидая, что вот-вот стукнет снова. Я был уверен, что стукнет. И тогда я выстрелю, надо выстрелить именно когда ударит.

Оно ударило. Ровно, три раза, с разрывом в две секунды. После первого удара я вздрогнул, видимо, где-то в подсознании все-таки надеялся, что выстрелы успокоят стучавшего; но, как только вдарило повторно, палец сам сдавил крючок. Но третий удар случился в свой срок, не обращая на мои выстрелы ровно никакого внимания. Так же равнодушно, как и в первый, и во второй разы.

В памяти всплыли все услышанные истории про барабашку и местных полтергейстов. Те, правда, если верить рассказам, метали в людей предметы. Этот же — пока лишь стучал. Но ни о каком сне речи быть не могло.

Сам стыдясь (перед кем?) своих слов, я задал вопрос:

— Ты кто? И что тебе от меня нужно?

Спросил громко, четко.

В ответ была тишина.

Через несколько секунд раздались те же самые три стука.

— Хорошо, — сказал я, — давай так. Я буду спрашивать, а ты стучи. Если «да» — то стукни один раз. Если «нет» — два раза. Ты согласен?

Раздался стук. Я надеялся, что он не повторится. Но потом был и второй. «Неужели нет?» — отчего-то со страхом подумал я. И третий. На мои слова это стучавшее не обратило абсолютно никакого внимания. И, должно быть, это было хуже, чем оно ответило бы «нет».

— Ну и черт с тобой, — сказал я, но голос дрожал, — не хочешь — и не надо. Пусть будет каждый сам по себе. Я буду сидеть у себя, а ты тут стучи у себя. Не будем друг друга трогать.

Я и правда уселся у огня. Но в мыслях прокручивал варианты: стоит ли перейти в другой дом или остаться здесь. Не хотелось идти в ледяную ночь, рыскать по всей деревне в кромешной тьме в поисках до сих пор не обвалившейся лачуги. Но элементарные основы безопасности требовали именно этого. И даже по двум причинам. Первое: двухголовая тварь могла в любой момент вернуться сюда. Второе: кто знает, чего ожидать от этого странного стука…

Вот, повторилось. Три раза. С интервалом в две секунды.

Но тварь могла могла отыскать меня и в любом другом доме. Здесь она на своей территории и наверняка учует новый запах — забейся я хоть в самый глубокий подвал. А стук… стук тревожит, но пока ничего плохого не происходит. Вполне возможно, что он имеет реальное физическое объяснение, а я лишь покину теплое и более-менее укрепленное место. Даже почти наверняка уверен: это можно объяснить разумно. Быть может, на чердаке висит что-то, ветром качает — оно и стучит. А почему раньше не стучало? А раньше прочнее висело, а теперь вот сползло и застучало. Или перекос рассохшейся конструкции самого дома. Или… Да мало ли причин может быть. Сколько раз, встречаясь с чем-нибудь странным, мы с холодеющим сердцем останавливались и порывались бежать прочь — только оттого, что не могли моментально объяснить это. Но, если взять себя в руки, присмотреться… становится ясно: все вполне себе обыденно, ничего таинственного. И самому смешно делается от собственной трусости.