Ирина Крупеникова - Застава
Оля покорно отступила, но не повернулась, а продолжала пятиться назад, не отрывая взгляда от образа погибшего отца. Сделав так три шага, она решительно смахнула пальцами слезу.
– Прощай, папа.
Встала к призраку спиной и мужественно пошла к крыльцу. Поднялась по ступеням, открыла дверь и, не позволив себе задержаться на пороге, скрылась в тёмном холле.
Тур открыл Переход. Ворон ступил на незримый мост.
– Виктор, иди за мной.
Тот согласно приблизился к проводнику.
– Ей нужны мудрые друзья и надёжная опека.
– Мы присмотрим за ней, – ответил Ворон. – Обещаем.
Переход канул в небытие.
Тур затворил ворота и взял близнеца за плечо. Ворон вздрогнул. В остывших глазах проснулась жизнь. Близнецы отошли от окна и медленно направились в гостиную.
День тридцать третий
В глухой темноте Тур слушал тишину. На столе в кабинете остались открытые папки и тетради, исписанные ровным почерком, распечатки рентгеновских снимков и результатов функциональных исследований – история болезни Павла Симеоновича. Доктор Полозов отложил поиски решения, ибо между строк медицинских отчётов логично прописалась безнадёжность.
– Кх, – Дед возник подле.
Тур поднял голову и вопросительно взглянул на болотника.
– Тама Оля, это, не спит до сих пор, – сообщил тот и, когда брови Тура неодобрительно сползлись к переносице, смущённо добавил. – Я уж заглянул к ней одним глазком. Мне-то что, мне можно. Я старый, да и, это, неживой. Сходил бы к ней, поговорил. С родителем всё-таки простилась.
– Думаешь, она хочет сейчас с кем-то разговаривать?
– А как же! Человечье слово, оно, это, лучше всякого успокоительного. Я б и сам поговорил, да, это… Не знаю, чо сказать.
Всеволод Полозов встал.
– Схожу, Дед. Хотя тоже не знаю, что сказать.
Он в раздумье поднялся на второй этаж, остановился перед гостевой, помедлил и негромко постучал.
– Войдите, – откликнулась Оля торопливо. – Всеволод Васильевич, это вы?
Тур притворил за собой дверь. В комнате тускло горел ночник, оттеняя усталое бледное лицо девушки.
– Спасибо, что вы зашли, – Оля, вставшая навстречу, нерешительно опустилась на краешек застеленной кровати.
– Не спится? – Тур присел напротив на стул.
– Папу вспоминала, – просто ответила девушка. – Всеволод Васильевич, он два года скитался по чуждому пространству только из-за меня. Стоял рядом, а я его не слышала и не видела. Это ведь страшно, потому что одиноко.
– Он всем сердцем любил вас, Оля. Значит, он никогда не оставался одиноким.
– Всеволод Васильевич, – она заметно заволновалась, – можно вас попросить?
– Конечно. О чём?
Она потупилась.
– Не называйте меня на «вы», пожалуйста. И Владимир Васильевич пусть не называет. Мне как-то… неудобно, непривычно. И…
Тур понял её.
– Никто из нас не заменит его.
– Я знаю, – поспешно произнесла Оля. – Просто мне будет спокойнее, если будет проще.
Она замолчала, сбившись в торопливой речи.
– Ну что ж, – Тур мягко улыбнулся в усы, – будем проще.
Оля частично успокоилась.
– Папа сказал, что вы согласились взять меня в ученицы.
– Лишь в том случае, если ты сама изберёшь меня себе в учителя, – ласковая улыбка затаилась в чёрной короткой бороде.
Оля выпрямила спину.
– Я буду врачом, – твёрдо произнесла она. – Как отец. И как вы.
Всеволод Полозов невольно вздрогнул. Девушка повторила его слова, сказанные давным-давно в сквере бедной районной больницы.
– Я не верю, – продолжала Оля, – что в нашем мире всё стало покупаться и продаваться. Я закончу училище и поступлю в медицинскую академию. Всеволод Васильевич, ведь не только же деньги решают судьбы людей? Ведь знания, способности, желание, труд тоже что-то значат?
– Я хочу верить в это, Оля, – тихо ответил доктор Полозов.
– Вы разрешите мне смотреть на ваш опыт?
– К сожалению, моя работа не всегда проводится так, – Тур медленно подбирал слова, – как допускается законом. Ты должна знать это, прежде чем решишься учиться с моей помощью.
– У медика самый главный закон – здоровье пациента, – Оля привстала. Круглые гладкие щёчки налились румянцем. – Вы позволите мне наблюдать за вашей работой, Всеволод Васильевич?
Тур посмотрел в её глаза, по-детски наивные и по-взрослому молящие.
– Позволю. И весьма вероятно, что скоро состоится первый серьёзный урок для нас обоих.
Он осёкся. Впутывать юную медсестру в дела Декана было не просто нелепо, а по-настоящему опасно. И это никоим образом не входило в планы доктора Полозова. Но фраза вырвалась вопреки здравому смыслу, будто родилась в подсознании задолго до нынешнего разговора.
– Время покажет, – автоматически добавил он не то для себя, не то для девушки.
Диссонанс, возникший между логикой и интуицией в сознании доктора Полозова, от Оли не ускользнул.
– Всеволод Васильевич, вас что-то тревожит?
– Нет. Пока нет.
То была неточность, граничащая с ложью, ибо нечто за порогом дома действительно вызвало у Тура неясную тревогу. Но Оля приняла его ответ за истину и переключилась на другое.
– Всеволод Васильевич, – в голосе появилась нерешительность, – наверное, мой вопрос покажется глупым, но… как вы думаете? Папа сказал мне, чтобы я не обижалась на мать. Понимаете, получилось так, – Оля заторопилась, – что я знаю. Конечно, она не обманула меня с этой командировкой, но я-то знаю, куда она поехала. В том городе живёт человек, которого она, кажется, любит. Как вы думаете, отец завещал мне уважать маму только потому, чтобы ей было спокойно и хорошо? Мне нужно делать вид, что я не знаю правду? Тогда получится, что я вру.
В первый момент Тур был застигнут врасплох. Но пока Оля спешила изложить свои сомнения, он успел собраться с мыслями.
– Я полагаю, речь шла отнюдь не о лжи ради видимого спокойствия. Родителей должно уважать, даже если их поступки выглядят не всегда корректными. Отец просил тебя признать право матери поступать так, как она считает нужным. Не осуждай её за другую любовь. Любовь вообще самое сложное человеческое чувство. Что бы там ни было, отец и мама вырастили и воспитали тебя. В тебе память их обоих. Пожелай ей счастья, искренне, от души. Это будет лучший подарок от дочери, вступающей во взрослую жизнь.
Девушка задумалась.
– Но что ей стоило просто мне сказать? – прошептала она. – Неужели бы я не поняла?
– Оля, – Тур подсел к ней и опустил ладонь на сомкнутые, будто в молитве, руки, – не осуждай. Многие боятся правды. Прости её, а сама постарайся никогда не бояться. Хотя это трудно, поверь мне, девочка.
– Я попробую, – Оля тяжело вздохнула и вдруг вздрогнула. – Всеволод Васильевич, ваши руки…
Тур быстро встал. Кисти стремительно холодели.
– Не волнуйся, у меня так бывает, – быстро произнёс он.
Подошёл к окну и осторожно приоткрыл штору. За лесом по дороге катился неразличимый гул. Тур не мог определить, тем или этим миром порождено странное явление. Но ничего доброго оно не предвещало, судя по заледеневшим пальцам и омертвевшей коже на руках.
– Оля, выключи свет, – пробормотал Тур, до боли в глазах всматриваясь в ночь. Темнота в комнате не прибавила видимости.
– Всеволод Васильевич, что там? – любопытство девушки носило строго рациональный характер. Она приготовилась встречать неведомое без страха и паники.
– Вряд ли что-либо серьёзное, – обронил Тур и добавил как мог непринуждённо. – Оля, оставайся в своей комнате. На всякий случай.
На пороге кабинета Тур столкнулся с близнецом. Неясное явление подняло Ворона с постели, как по тревоге, но одеться он почти успел, лишь на ходу заправлял под ремень наспех натянутую майку.
– Кладбище, – сообщил он вслух, полагая, видимо, что всё остальное брат уже понял.
– Конкретнее? – уточнил Тур.
– Мне снилось кладбище, – Ворон был не столько встревожен, сколько обескуражен кошмарным сном. – Кто-то курочил могилы. Кажется, совсем недавно.
Из своей спальни высунулся Лис.
– Братцы, вы слышите, что творится на дороге? – шёпотом спросил он. – Какой идиот гоняет среди ночи по шоссе на гусеничном тракторе?
Близнецы напряжённо посмотрели друг на друга.
– Лис, живо одевайся и иди к Оле. Отвечаешь за неё головой, – распорядился Ворон.
– Дед, сделай так, чтобы собака не вздумала лаять! – подхватил Тур.
– И чтоб ни одна лампочка не горела, – продолжал Ворон.
«Эй, что тут происходит?» – Кикимора вылезла сквозь перекрытие этажей.
– Наша задача не привлекать внимания, – объяснил Тур.
– Вот именно, – поддержал Ворон и быстро пошёл вниз по лестнице. – Проверю камеры.
Рёв двигателя стал различим. К надрывному гулу трактора примешались вопли из аудиодинамиков и звук моторов двух автомобилей.
– Опаньки! Молодёжь развлекается, – сердито заявил Дед.
