Андрей Кокоулин - Начнём с воробышков?

На кульминации рецепта, как привить интерес к истории, он делает — трах! бах! вж-жик! — и Вениамин Львович бравым телом валится в одну сторону, а его умолкшая голова — в другую. Так планировалось.

Подруга Лены была пополней фигурой и, возможно, в силу этого казалась существом донельзя оптимистичным и смешливым. Выкладывая половинки картофелин на тарелки, она причмокивала полными губами и восторженно ахала:

— Ах, посмотрите, какая красота получилась! Уварилась на новоселье! Ещё маслица и — пальчики оближешь!

Круглое лицо. Сдобные руки. Пышная грудь. Завитые длинными макаронинами тёмные волосы пружинисто покачивались в такт подходам. Вовке досталась одна картофелина, Вениамину Львовичу — две, а Перфилову — с плотоядным хохотком — три.

Лена, разместив противень на столе, двузубой вилкой распределила к картофелинам курицу. И здесь тоже произошло выделение Перфилова — ему досталось две ножки вместо одной. Пожалели голодного. Перфилов помрачнел.

— Маша, там хлеб ещё и огурцы, — обратилась Лена к подруге.

— Ага.

Маша уплыла на кухню светлым облаком, выпуклым в интересных местах. Исключительно положительные вибрации, кисло подумал Перфилов.

Вениамин Львович пронёс лицо над своей тарелкой.

— Замечательно пахнет.

Вовка отлип от спинки.

— А кетчуп у вас есть? — посмотрел он на Лену.

— Извини, я кетчуп не ем, — развела руками Лена. — Я не знала, что он нужен.

— Это самое важное, — вздохнул мальчик.

Он взял с тарелки картофелину и задумчиво погрузил в неё мелкие белые зубы. Вениамин Львович показал Перфилову глазами: смотри, мол, что детям интересно.

— Хлебушек!

Появившаяся Маша установила в центр стола плетёную корзинку с хлебом, рядом расположила миску с маринованными огурцами и села на стул слева от Перфилова так, что он почувствовал тесное неудобство.

— Ах, люди-соседи! — воскликнула она, на мгновение прижавшись плечом к Перфилову. — Что смотрим? Кушаем! Вот Вовка — молодец!

Вовка, не отрываясь от картофелины, поднял глаза на Машу.

— Вы меня совсем не знаете, тётенька.

Маша хохотнула.

— Ух, какой ершистый!

Она привстала, чтобы взъерошить мальчику волосы, но Вовка мгновенно выскользнул из-под руки. Маша, покраснев, погрозила ему пальцем. Перфилов подцепил вилкой огурчик. Вениамин Львович сдвинул усы:

— Леночка, а запить?

— Ой, забыла!

Уже опустившуюся на стул Лену выдуло из-за стола. Вернулась она с бутылкой лимонада, которую поставила перед Вовкой, бутылкой водки, вручённой Вениамину Львовичу, и с картонной ёмкостью на полтора литра красного полусладкого вина.

— Руслан Игоревич, откройте!

Перфилов завертел в руках коробку.

— Вот же краник! — довольно бесцеремонно указала ему Маша на перфорацию.

— Где? — спросил Перфилов, краснея.

— Внутри! Подцепить и вытянуть.

— Я не совсем понимаю…

Перфилов кое-как разглядел по бокам от перфорации картинки с инструкцией.

— Господи! — Маша отобрала вино из его неловких рук. — Что ж вы, Руслан! Словно и не поили никого!

Она ловко взрезала ногтями участок картона. Кран любопытно вытянул наружу чёрный пластиковый нос с двумя красными "ноздрями".

— Вот!

Вино перекочевало обратно к Перфилову. Маша подставила два бокала.

— Погодите, соображу, — сказал Перфилов.

Он подхватил упаковку снизу, другой рукой одновременно нащупывая кран. "Ноздри" оказались неожиданно тугими.

— Может, я? — возник сбоку Вениамин Львович.

Перфилов встретился глазами с Вовокой, всё ещё терзающим картофелину, затем с участливыми глазами Лены и, злясь на всё вокруг, нажал сильнее. Кран хрюкнул, от этого звука пальцы Перфилова дрогнули, и тонкая струйка полилась мимо бокалов на скатерть, рискуя впоследствии перетечь на платье Лениной подруги.

— Да е…

Маша, отскочив, прошлась матерком по Перфиловской косорукости. Вовка захохотал. Один бокал упал. Но второй опомнившийся Перфилов наполнил до краёв.

— Простите, — он рухнул на стул, цепляя упаковкой тарелки.

— Это на счастье, на счастье…

Лена принялась бомбардировать скатерть салфетками. Салфетки шлёпались и темнели, вбирая разлитое вино. Маша с испугом осматривала своё платье. Одна найденная капля, красноватым кружком расплывшаяся на боку, срочно ("Да что ж ты скажешь!") потребовала соли. Перфилов, вне сомнений, мысленно был сожжён, четвертован и лоботомирован поочерёдно. Ах, где же хохот и добродушие? Лена сбегала за солонкой. Вениамин Львович притиснулся помогать, бормоча, что если на час замочить в белом вине…

— Меня? В белом вине?

— Только платье!

Ругаясь и споря, Лена, Маша и Вениамин Львович убрались из зала на кухню. Там захлопали дверцы шкафов, зашумела вода, потом Маша горько произнесла:

— Нет, пропал мой hermess!

Перфилов стиснул голову руками. Сама дура, подумалось ему с отчаянием. Ну сама же прижималась, скалилась. А я опять виноват!

Бежать? Вскинув глаза, он с надеждой посмотрел на вроде бы никем не контролируемый выход. Если незаметно…

— Дядя Руслан, — услышал Перфилов хриплый шёпот мальчика.

— Что?

— Вы посмотрите, что у меня есть.

Повернувшись боком, Вовка оттопырил широкий курточный карман.

— Что там?

— А вы посмотрите.

Перфилов подумал, что чем ближе он окажется у дверного проёма, тем удобнее ему будет просочиться мимо кухни. Нет, конечно, и с Вовкой надо бы поговорить, но не здесь же!

— Ну, что у тебя?

Перфилов обогнул стол и нырнул головой к распахнутому карману.

Ни черта видно не было. Ещё тень от собственной фигуры накрыла, смешивая цвета. Какой-то ком, кажется, серый, тёмно-серый, лежал в кармане.

— Это что? — спросил Перфилов.

Вовка посмотрел виновато.

— Воробей, дядя Руслан.

— Что?

— Я убил воробья.

Перфилов вздрогнул. Затем вздрогнул вторично, когда на кухне вскрикнула Маша, которой, по-видимому, что-то не то сделали с пятном. Воробей! Ведь думал, думал об этом! Ему сделалось жарко. На подламывающихся ногах Перфилов вернулся за стол.

Воробей!

— Ты уверен? — прошептал он.

Вовка тоскливо кивнул.

— Может, это не ты.

— Он прямо передо мной упал, — бледнея, сказал Вовка. — Я сначала не понял, дядя Руслан, а он — раз! — и шлёп! Прямо с дерева!

— А ты злился?

— Наверное, я не по…

— Эх, Руслан Игоревич! — шагнув в комнату, с чувством произнёс Вениамин Львович. — Что ж вы! Такой праздник, а вы…

— Вибрирую? — спросил Перфилов.

— Это ещё пол-беды, — сосед, отклонившись, бросил взгляд в проём и, покачивая головой, будто в сомнениях, стал пробираться к своему месту. — Просто удивительно, как вы… как вам удаётся из ничего…

— Дядя Руслан не виноват, — сказал Вовка.

Вениамин Львович повернулся к нему всем телом.

— Молодой человек, вы ещё слишком молоды, чтобы рассуждать о таких вещах!

Усы его грозно шевельнулись. Вовка нахмурился, но умолк.

Вениамин Львович набулькал себе водки в бокал, горестно произнёс: "Стынет же всё!" и залпом махнул грамм, наверное, семьдесят пять.

— Это ведь умудриться…

Он сморщился, давая водочной горечи ухнуть в желудок.

— Ну вот, всё в порядке! — объявила, появляясь, Лена.

Маша, обогнув её, с прижатой к боку ладонью добралась до своего стула и демонстративно отставила его от Перфилова.

— Вы знаете, сколько стоило это платье? — прошипела она ему. — Вам столько в месяц не заработать!

— Маш, ну хватит! — обидчиво протянула Лена.

— Всё, Ленусик, всё, — сказала Маша. — Только пусть мне водки нальют!

— А я готов! — будто на пружине подскочил вверх Вениамин Львович.

Блеснули стекло, лак на ногтях, с мягким звоном горлышко бутылки соприкоснулось с приподнятой стопкой.

— Давайте тост! — сказала Лена, обводя собравшихся взглядом.

Она не успела продолжить — её подруга вдруг захохотала как сумасшедшая. Вениамин Львович, прекратив наливать, озадаченно поднял бровь.

— Маше…

— Нет-нет, — уминая хохот в пышной груди, заговорила Маша, — я просто подумала, кх-х-х… что обычно как раз желают, чтобы жизнь в новой квартире, к-х-ха… была продолжением новоселья, весёлой, искристой…

Не удержавшись, она снова захохотала, замахала рукой. Но, чуть успокоившись, блестя глазами, продолжила:

— А у нас то вино прольют, то тарелку раскокают, хорошо ещё, не убили никого…

Тут уже фыркнул Вовка, и спустя мгновение, необходимое, чтобы забрать побольше воздуха в лёгкие, захохотали все. Вениамин Львович — стоя и покачиваясь, будто под ветром. Маша — уронив лицо на сгиб локтя. Лена — вздрагивая и утирая потёкшую тушь.

Перфилов выдувал смех в кулак, и получалось какое-то ту-ру-ру и тру-ха-ха. Нет, смешно, смешно. Весело.