Сэм Сэвидж - Фирмин. Из жизни городских низов
Округа, которую «Глоуб» иногда называл исторической, но куда чаще «трущобной» и даже «кишащей крысами» (ей-богу!), являлась бастионом, стоящим поперек дороги к прогрессу, и потому мэр и городской совет хотели ее с этой дороги убрать и лучше всего для этой цели, оказывается, было сровнять ее с землей и закатать в асфальт. «Глоуб» поместил даже несколько картинок, как дважды два доказывавших, что, когда дело будет сделано, Бостон засияет, как Майами над серыми волнами порта. Сколли-сквер предполагалось заменить гигантским плоским куском бетона, а сверху, людям на устрашение, поставить форты правительственных зданий. Норман смотрел на эти картинки в газете и только головой качал. А над ним, на Воздушном Шаре, я тоже качал головой.
Разрушить такой кус города — работенка не из легких. Здания были старые и, пустив глубокие корни, упрямо противились искоренению. И стали мэр с городским советом приискивать подходящего человека, такого, который бы разбирался в специфике применения очень тяжелой техники к очень старым домам на очень узких улицах, и нашли они Эдварда Лога. У него было прозвище Бомбардир, потому что именно такую он исполнял работу во время Второй мировой войны. На Б-24. Так что он был не понаслышке знаком с самым большим в истории проектом городской реконструкции. Он послал мэру и городскому совету фотографии Штутгарта и Дрездена[47] и заявил: «Я могу предъявить Сколли-сквер в таком же точно виде». Должность он получил. В газете поместили его огромное фото: стоит рядом с мэром. Держатся за ручки, но друг на друга не глядят — нежно улыбаются в объектив. Лог в самый раз годился для такого катаклизма. Увидав эту фотографию, я одел его в форму вермахта, не удержался, а потом уже я его произвел в генералы. А жизнь продолжалась. Одним глазом мы присматривали за бизнесом, другой не спускали с генерала Лога, и дух обреченности сгущался вокруг как ядовитый туман.
Глава 6
«Книги Пемброка» были очень даже известным магазином, местечком, куда порой заглядывают знаменитости. Не раз я слышал рассказы Нормана о том, как Джек Кеннеди, который стал Президентом Соединенных Штатов, заскакивал глотнуть кофейку и поболтать, когда был еще конгрессменом, а также и Тед Уильямс,[48] краса и гордость «Красных Носков». Эти двое — герои не моего романа. Но еще Норман любил порассказать о том, как знаменитый драматург Артур Миллер к нему зашел за экземпляром собственной пьесы. Вот при какой оказии я бы не прочь присутствовать. Я все надеялся, что он снова заглянет, а не он, так другой кто-нибудь — Джон Стейнбек, скажем, Роберт Фрост, а то и сама Грейс Металлиус собственной персоной. Небось жили все не за тридевять земель. Или хотя бы Роберт Лоуэлл,[49] этот жил совсем близко. Но тоже ни разу не зашел.
Только один писатель и заходил за все время моей работы в магазине, и сперва он меня разочаровал. Не знаменитый, нет, и Кон в разговоре с Норманом как-то бросил буквально ему в спину: «Этот богемистый тип». В то время я был еще ужасно буржуазен, и не такие меня определения вдохновляли. Правда, Норман, с другой стороны, назвал его как-то раз экспериментальным романистом, но, может, это он пошутил. Обычно он его обзывал психом и пьяницей. Этот писатель жил наверху, над книжным магазином, но я тогда этого не знал — я даже не знал, что существует какой-то верх. Вы туда попадали через дверь между «Книгами Пемброка» и «Дворцом Татуировки». Эта дверь была под КВАРТИРАМИ, и верхняя часть самой этой двери была из матового стекла, а по стеклу полукругом золотыми буквами написано: ДОКТОР ЛИБЕРМАН, ЛЕЧЕНИЕ ЗУБОВ БЕЗ БОЛИ. Обыковенно, когда писатель этот заходил в магазин, он ужасно спешил еще куда-то, иногда аж в такую даль, как Харвард-сквер в Кембридже, через реку, и направлялся он туда на старом-престаром велосипеде, с большой плетеной корзиной спереди на раме. У велосипеда были зеленые колеса, а на руле, посредине, белая кнопочка в качестве звонка. Не знаю даже, действовал ли этот звонок. Часто писатель оставлял свой велосипед, прислонив к витрине, невзирая на тот факт, что Норман настоятельно просил не прислонять. Я не знал, как расценивать такую черту, вследствие чего сперва принял сторону Нормана и отнесся к писателю без особого уважения. Был онуже в годах, и я считал, что ему бы лучше не откладывать дела в долгий ящик, если он решил прославиться. Вот до какой степени я тогда был типичный буржуа Больше я не видывал мужчины с волосами до плеч, он единственный. Волосы эти поседели, поредели, он их на лбу перехватывал синей ленточкой, как индеец. В остальном на индейца был нисколечко не похож. Звали его Джерри Магун. Маленький, плотный, большая голова. Ирландский, отнюдь не выдающийся носик, моржовые усы по краям большого тонкогубого рта, и синие глаза, причем один всегда смотрел в сторону. Разговариваешь с ним и никогда не знаешь, смотрит он на тебя или не смотрит. И вечно он был в одном и том же мятом синем костюме при вязаном черном галстуке. Какое-то двойственное впечатление: ну хорошо, если уж ты так стремишься выглядеть прилично и опрятно, зачем же, спрашивается, в выходном костюме спать?
Если бы не костюм и не галстук, вылитый был бы золотоискатель, ну в смысле старатель из одного вестерна, который показывали в «Риальто», и, пока еще не знал его имени, я его всегда так и называл — Старатель. Потом-то я его назвал — Лучший Человек на Свете. Он часто к нам захаживал за время моей работы в магазине. Был из завсегдатаев и застревал надолго, особенно в подвале, где самые дешевые книги, — вытянет томик, полистает, втиснет обратно, а иногда, если что приглянется, так, не отходя от полки, и прочитает до конца. Читая, бормочет, бывало, про себя, качает своей большой башкой. До Кембриджа небось на велосипеде путь неблизкий, ну и, старый человек, я так думал, он в дорогу не спешил. И Норман, по-моему, был не против. Скоро мне пришло на ум, что Норман, собственно, душевно привязался к этому писателю, ну, а раз так, и я тоже к нему душевно привязался.
Иногда возьмет и поможет Норману разгрузить полный фургон книг, а как-то, было дело, Норман ему заплатил, чтоб вымыл ветровое стекло. И уж он постарался. Обычно он ничего не покупал — по крайней бедности, ясное дело, — но в один прекрасный день, ранней весной, ушел с большущей, набитой книгами сумкой. Что там в сумке, я, конечно, прозреть не мог, но в тот же вечер без труда все восстановил по зияниям на полках. Сплошь — религия и научная фантастика: «Путь человека согласно хасидизму» Мартина Бубера, «Я — робот» Азимова, «Оружейные лавки» Ван Вогта, «История эсхатологии» Бультмана и «Граждане Галактики» Хайнлайна.[50] Кое-что из этого я и сам обожаю. В следующий раз он дочиста подскреб все книжки, какие у нас были про насекомых. Тут уж Норман спросил, когда все это засовывалось в сумку, над чем он сейчас работает. Я чуть с Воздушного Шара не шмякнулся, когда услыхал ответ.
— Да вот, новый роман затеял, — сказал Джерри, — про крысу одну. Из шерстистых. Сильно не по вкусу им придется.
Норман засмеялся.
— Продолжение? — спрашивает.
И Джерри ему отвечает:
— Нет, тут совсем о другом пойдет история. С очевидностями покончено. Надо двигаться, понимаете ли. Как акулы. Остановишься — утонешь.
Норман, видимо, понимал, потому что он только головой кивнул и подал Джерри его книги.
И с тех пор, едва придет новая партия книг, я всю ее, бывало, разворошу в поисках романа Джерри Магуна. Ведь случаются же чудеса, о, я в это твердо верил. Собственно, я в этом убеждался изо дня в день, когда живой-невредимый возвращался домой со Сколли-сквер, воссылая к небесам вздох благодарности за очередное чудо, и я снова в этом убедился, когда наконец мне под лапу попал этот роман. Дешевая книжонка, 227 пожелтелых страниц. На обложке, на канареечном фоне — Нью-Йорк, весь в пламени, и над полыханием горизонта, в клубах дыма — колоссальная крыса, выше Эмпайр-стейт-билдинг, красные глаза, кровь капает с клыков. Кровавыми мазками по верху обложки выведено: «Подменыш». А в самом-самом низу — даже оскорбительно, какими махонькими буковками, — имя Д. Магун. Потом-то, когда уж книгу прочел, я понял, что там у них в «Астрал-пресс», который это дело опубликовал в 1950-м, видимо, истинный талант к гиперболам — никаких таких гигантских крыс в книге нет и в помине, хотя пылающих городов под конец хватает.
В столетие, предшествовавшее нашему времени, тонкие и немыслимо интеллигентные обитатели Акси-12, планеты, расположенной в отдаленнейшем углу нашей Галактики, взялись посылать исследовательские космические станции с роботами на борту для изучения Земли, единственной планеты во всей Галактике, кроме их собственной, где наблюдаются высшие формы жизни. Ну вот, значит, эти станции насобирали безумное количество всяких данных о Земле и населяющих ее существах, и в конце концов аксионы решили, что теперь самое время наладить с землянами непосредственную связь, хоть и отдавали себе отчет в том, как это будет непросто. Аксионы, существенно превосходя землян по части морали и интеллекта, имеют несчастье — то есть это, с землянской точки зрения, несчастье — выглядеть как садовые слизняки. Притом размером они с шетландских пони. Существам столь интеллектуальным, им, конечно, хватает здравого смысла понять, что подобная внешность может навести землян на совершенно ложные выводы относительно превосходящего ума и высшей морали аксионов. И даже вполне вероятно, что земляне просто-напросто откажутся водить дружбу со слизняками, тем более с шетландских пони величиной. К счастью, эти высшие слизнякоподобные существа владели продвинутой протоплазменной технологией преображения, а потому на Акси-12 было принято решение послать на Землю в составе исследовательской экспедиции дюжину аксионов, предварительно преображенных в доминирующий на Земле вид. Более того, дабы эти исследователи могли в совершенстве овладеть языком и освоиться с обычаями землян, засланы они туда были младенцами, инопланетными Подменышами, с тем чтоб ни о чем не подозревавшие земные матери их воспитали, как своих собственных. Откуда и название книги. А когда уже эти Подменыши станут взрослыми, владея языком, зная обычаи Земли, имея друзей-знакомых — и даже, между прочим, родителей, братьев и сестер, — среди доминирующего вида, вот тогда-то они и послужат посредниками в мирных переговорах между землянами и аксионами.
