Саймон Кларк - Чужак
— Так они считают, что он действительно был инфицирован?
— Ты же это знаешь, — твердо сказал Бен. — Ты увидел это в нем. Одному Богу известно, как это тебе удается, но ты всегда видишь.
Холодок прокатился по моим жилам.
— Я мог и ошибиться.
— Пока еще ты не ошибался.
— Пока.
— Город верит в тебя. Ты наделен каким-то особенным инстинктом. Ты распознаешь в людях болезнь.
— Поэтому горожане закрывают глаза, когда я выпускаю кишки какому-нибудь бедолаге. Но я не хочу убивать, Бен. Это происходит помимо моей воли, как будто с кем-то другим, живущим на противоположной стороне улицы. Черт, почему бы пришлых просто не сажать на карантин до полной ясности, а? Разве обязательно ждать, пока я вынесу приговор? Почему бы не взять ответственность на себя? — Я чувствовал, что начинаю злиться. Мне для этого много не надо — чуть только разговор заходит о том, что я сделал, как злость прорывается кроваво-красными вспышками.
Бен быстро все понял и постарался меня успокоить.
— Грег, нам всем повезло, что ты появился в городе. Ты спас нас.
— Повезло? — Я горько усмехнулся.
— Конечно. Раньше мы впускали сюда всех без разбора. Даже хлебных бандитов. Мы же не знали, что у них в крови или в голове. Давали людям приют, кормили их. Все они были вполне нормальные, без каких-либо отклонений. А потом… — Он щелкнул пальцем. — Потом их прорывало. Один чилиец называл себя врачом. Приятный, вежливый парень. Но как-то ночью он схватил нож и перерезал горло всем членам семьи, у которой жил. Теперь у нас есть ты, Грег. У тебя нюх на инфицированных. Ты видишь в них то, чего не видим мы. Ты наша лучшая система раннего предупреждения.
— Да, верно… но теперь я убил мальчишку-американца. Местного. Может быть, он родился где-то здесь.
— Это означает, что болезнь распространяется. Теперь она может и нас инфицировать. — Бен ткнул пальцем в очередной желтый листок. — Город принимает меры предосторожности. По необходимости. Отныне никто не войдет и никто не выйдет.
— И это означает, что мир стал вдруг намного меньше. — Я оглянулся. — Мы превратили остров в тюрьму.
Бен покачал головой.
— Какая разница.
Мы отправились к Бену. У него в морозильнике всегда лежало несколько банок пива. Хотя электричество отключили в полночь, пиво было еще достаточно холодным. А еще у Бена имелся запас батареек. Мы сидели, заливали чудесное холодное пиво в наши горячие, иссушенные зноем глотки и слушали изумительные гитарные пассажи Хендрикса.
Разговор не клеился. Слишком много вопросительных знаков появилось вдруг на горизонте. Темных, сулящих беду, как грозовые тучи.
Почему болезнь внезапно перекинулась на наших соотечественников?
Есть ли инфицированные здесь, в Салливане?
Если есть, то когда проявятся первые симптомы?
Или болезнь распознаю только я?
Если да, то не придется ли мне вскоре поднять топор на соседа?
Например, на Бена, сидящего рядом на диване и наслаждающегося взывающей к вечности музыкой Джимми Хендрикса?
Я глотал пиво, не чувствуя вкуса.
Был еще один вопрос. Вопрос без ответа. Вопрос, не выходивший на первый план, притаившийся в далеком уголке мозга, но такой же страшный, как и остальные.
Что произошло с той головой, которую мы нашли в прибившихся к берегу ветках? Как случилось, что на ней появилась дополнительная пара глаз?
Вопросы, Валдива, вопросы, вопросы…
Мы провели в квартире Бена около часа, когда завыла сирена. Ее вой ворвался в комнату, неся плохие новости.
Услышав сигнал, все здоровые мужчины и женщины Салливана должны были взять оружие, явиться на определенные сборные пункты и быть готовыми к неприятностям. Неприятностям с большой буквы. Бен не попал в это ополчение из-за своих трясущихся рук — одна мысль о том, как поведет себя винтовка в этих не знающих покоя пальцах, могла до смерти напугать любого сержанта. Но он все равно пришел. Бен часто писал статьи для местной (постоянно худеющей) газетенки. Сменив одну шляпу на другую, мой друг превращался из клерка в репортера. Через десять минут я уже сидел в кузове пикапа вместе с полудюжиной других «гвардейцев». Мы ехали к так называемой «стене», представляющей собой двадцатифутовый стальной забор, опутанный колючей проволокой, пересекавший перешеек и отрезавший наш остров от внешнего мира.
Какой-то парень в инженерной каске прокричал нам, что неизвестные предприняли попытку прорыва в Салливан.
Державшийся за борт Бен покачал растрепанной головой и посмотрел на меня.
— Похоже, мы имеем дело с первым вторжением, — сказал он.
9
Вторжение. Придумают же.
Грузовики лихо остановились футах в пятидесяти от ворот, взметнув клубы пыли. Мы вылезли из машин вместе с нашими сержантами и тут же получили приказ не подходить к ограждению, пока «угроза не будет оценена». Ну почему эти ребята не могут говорить так, чтобы их понимали?
Представьте — безоблачное голубое небо и внушительная стена, растянувшаяся через весь перешеек с его шоссе и железнодорожной веткой. Оба конца этого грозного вала, опутанного колючей проволокой, уходили в воду. Наши офицеры — в реальной жизни мясник, менеджер и отставной шеф полиции — двинулись к воротам. Кто-то сунул мне обрез и пригоршню патронов, которые я рассовал по карманам. Потом я прищурился — солнце светило прямо в лицо — и через открытые ворота увидел «силы вторжения».
Вот черт. С таким же успехом можно назвать минным заграждением собачье дерьмо, раскрою вам военную тайну. Эти самые силы вторжения состояли из семьи, приехавшей на седане. Машина сияла чистотой. Значит, приехали не издалека. Двое путешественников вышли, а на пассажирском сидении осталась женщина. Она смотрела на нас с нескрываемым беспокойством.
Двое подошли к воротам. Это были мужчина лет тридцати и мальчик лет одиннадцати. Опрятно одетые, мужчина гладко выбрит. Без оружия.
Чужак заговорил с остановившимися у ворот офицерами. Я заметил, что наши военные старались держаться от него подальше, а один даже взглянул украдкой на флажок, чтобы определить, куда дует ветер. Все понятно, никто ж не знает, какие чертовы микробы слетают с пришельца, верно? Только вот ветра никакого в то день не было, и озеро оставалось гладким, как зеркало.
Любопытство оказалось сильнее осторожности, и мы подошли поближе, узнать, в чем дело.
— Вы должны… — говорил, нет, не говорил, а умолял мужчина. Судя по тону, прижало его крепко.
— Извините. — Менеджер указал на дощечку размером пять на пять дюймов. — Въезд воспрещен.
— Но у меня беременная жена. Ей необходима квалифицированная медицинская помощь.
— Вы же приехали откуда-то. Почему бы не получить эту помощь там?
— Мы жили в домике в горах.
— Туда и возвращайтесь, там безопаснее.
Мужчина покачал головой.
— Вы не понимаете. Там никого нет. Ей нужен врач. Кроме того, у нас кончились продукты.
— У вас есть оружие?
— Да, ружье, но…
— Займитесь охотой. В лесу полно дичи.
— Неужели вы не понимаете? — Мужчина начал злиться. — Моя жена на седьмом месяце беременности. Ей нездоровится. Нам нужен врач.
В это момент из машины вышла женщина. Чтобы подняться, ей пришлось опереться на дверцу машины.
— Джим, расскажи им о моем брате.
— Хорошо, Тина, ты только не волнуйся. — Он взглянул на мальчика. — Марк, побудь с мамой, пока я поговорю.
— Мне очень жаль, сэр. — Отставной шеф полиции говорил тем вежливым, но твердым тоном, к которому прибегал, наверное, миллион раз за свою карьеру. — Вам придется развернуться и покинуть остров.
— Какой, черт возьми, остров? — Раздражение чужака, похоже, достигло точки кипения. — Это же не остров. Сраный городишко на берегу какого-то вшивого озера.
— Джим, — умоляюще произнесла женщина. — Ты только не злись. Они просто осторожничают.
— Успокойся, Тина. Вернись в машину.
— Они не знают нас, Джим. Думают, что мы…
— Хлебные бандиты? Эй, ребята, мы похожи на хлебных бандитов?
— Нет, — ответил шеф полиции, — но вы не знаете…
— Так пропустите нас. Пожалуйста.
— Извините.
— Но вы же видите, что моя жена не совсем здорова.
— Мы не хотим рисковать.
— Разве мы похожи на южноамериканцев? Боже, мы ведь живем в трех часах езды отсюда.
— Где? — спросил бывший полицейский.
— В Галанте, рядом с шоссе № 3. Посмотрите, у меня есть водительские права.
Бывший начальник полиции грустно вздохнул.
— Мне очень жаль. Я ничего не могу сделать. Мы приняли решение закрыть город. Во избежание риска заражения.
— Заражения! Уж не думаете ли вы, что вас заразят моя жена, сын или неродившийся ребенок?
— Джим, расскажи им о моем брате, — напомнила женщина.
